Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.

 

Житие и чудеса святых князей страстотерпцев
Бориса и Глеба

 

Житие святых князей-мучеников

ДВА черноризца Печёрских оставили нам описание жития этих блаженных мучеников, князей русских: Иаков, написавший похвалу равноапостольному отцу их и праматери Ольге, и преподобный Нестор, сохранивший для потомства красноречивым пером своим житие великого отца иночествующих Феодосия. Благоговейно начинает он и повесть о страдании святых Бориса и Глеба молитвою ко Господу Вседержителю, чтобы призрел на смирение его и подал бы ему разум сердца для сказания всем послушающим жития страстотерпцев, как слышал их от христолюбцев.

       Как две яркие звезды посреди тёмных облаков сияли два святых брата, в числе всех двенадцати сыновей Владимировых; всех отпустил он в данные им уделы, но их, как более любимых, при себе удержал, ибо Глеб был ещё в детском возрасте, блаженный же Борис, хотя и возмужал, но неохотно расставался с ним родитель. От юных лет исполнен был Борис благодати Божией, и чтение божественных книг было любимым его занятием. Наиболее любил он жития святых мучеников, как бы предчувствуя собственную участь, и, читая их, со слезами молился Господу: «Владыко мой, Иисусе Христе, сподоби и меня в числе Твоих угодников, даруй мне ходить по стопам их, да не вознесётся мысль моя суетою мира сего, но просветится сердце моё разумением заповедей Твоих; не лиши и меня того дара, которого сподобил от века угодивших Тебе, ибо Ты Бог истинный, помиловал нас и извел от тьмы к свету».

       Так часто он взывал к Богу, а Святой Глеб, сидя при брате своём, внимал усердно чтению и с ним вместе молился, ибо неразлучен был с блаженным братом своим, непрестанно от него поучаясь, и хотя ещё был в детском возрасте, но уже созрел его разум; по примеру родительскому, миловал он сирот и вдовиц, так как видел, что нищелюбивый отец его не только принимал убогих на княжеском дворе своём, но и посылал искать их по домам и развозить пищу болящим, которые сами не могли прийти. Посему и чадолюбивый Владимир особенно любил этих двух сыновей, ради христианских добродетелей, которые отличали их от прочих. Борис в святом крещении наречен был Романом, а Глеб — Давидом, и на обоих почивала благодать Божия. Преподобный Нестор говорит, что обоим братьям приличествовали имена эти, по отношению к тем святым, в честь которых были даны им имена. Есть предание, что когда однажды соимянный старшему князю, Роман-сладкопевец, после долгой молитвы задремал в храме Богоматери, явилась ему Владычица и вручила ему таинственный свиток. По искушению дьявольскому выронил он свиток из рук своих, и опять вручила ему Матерь Божия тот же дар, бывший для него знамением благодати Божией; и на русского Романа воздвиг свои козни ненавистник добра, дьявол, чтобы похитить у него дар Божий, истребить его с лица земли, для чего вселился в душу князя Святополка, внушая ему зависть против брата. И младшему Глебу приличествовало имя Давида, ибо он по слову псаломному мал был во братии своей и меньший в доме отца своего.

       Великий князь Владимир, видя Бориса, вступающего уже в возраст мужества, пожелал ещё при жизни своей сочетать его браком, хотя и вопреки его желанию, ибо сердце юноши стремилось от земного к небесному, однако повиновался он воле родительской. Тогда временно отпустил его от себя отец в область Ростовскую; Глеба же ещё при себе оставил, хотя и назначил ему область Муромскую, но вскоре возвратил и Бориса, ибо слышал о кознях старшего сына Святополка против обоих братьев, тем паче желал иметь их при себе, чтобы наблюдать за ними отеческим оком и оградить от козней брата; но такая забота ещё более возбудила злобу Святополка: боялся он, чтобы отец, вопреки права старейшинства, не благословил великим княжением Бориса и, разжигаемый злобою, искал удобного времени, чтобы погубить его.

       Случай представился при кончине родительской. Незадолго до неё равноапостольный князь в уединении своем в Берестове услышал горькую весть, что несметная орда печенегов напала на пределы Киевские, когда дружина его готовилась идти в Новгород смирить непокорного сына Ярослава. Призвал он присного ему Бориса и, вручив начальство над многочисленною дружиною, велел идти отразить печенегов. Горестна была эта разлука предчувствием близкой кончины: юный князь пал к ногам старца и потом устремился в его объятия, обливая слезами лицо и руки родительские; плакал и отец его, ибо вещее сердце говорило ему, что уже не узрит более в живых сына своего; так со многими слезами они расстались. Борис пошел с дружиною против печенегов, которые бежали, не дожидаясь его прихода; а между тем скончался Великий князь.

       Как только услышал окаянный Святополк о кончине родителя в уединенном селе его, быстро прискакал он в Киев из соседнего Вышгорода и сел на престоле великокняжеском; первой его мыслью было погубление двух братьев, любимцев отца своего. Тайно ночью привезено было тело равноапостольного князя из Берестова в соборную церковь, и ещё не успели предать его земле, когда уже должен был спасаться бегством юный Глеб; пришел он в церковь Богоматери и так помолился пред иконою Спасовой: «Владыко Господи! Помощник всех уповающих на Тебя, внемли, что хотят сотворить рабу Твоему Борису, брату моему. Если и мне судил Ты быть убиенным во граде сём, не побегу отселе от суда Твоего, если же нет, буди со мною во всяком пути моём, не оставь меня, Господи, и не предай на смерть». Потом припал и пред иконою Матери Божией с той же пламенной молитвой и, вышедши из храма, спустился к Днепру, где уже приготовлена была для него ладья. С попутным ветром отплыл он вверх по реке в пределы северные, направляясь в Муромскую область от козней законопреступного брата Святополка.

       Блаженный Борис уже возвращался после успешного своего похода, когда внезапно поразила его горькая весть о кончине родительской и водворение брата Святополка на престоле Киевском. Зарыдал Борис и, проливая потоки слез, помолился Богу об упокоении отца своего в лоне праведных. «Увы мне,— восклицал он,— отче мой, к кому прибегну и от кого напитаюсь добрым учением, для чего не было меня тут, когда закатился свет очей твоих, чтобы, по крайней мере, сподобился целовать священные седины твои и своими руками погребсти честное тело твоё! Хотел бы я обратиться к брату моему Святополку, если ещё не осуетился мирским величием. Не буду, однако, ему противиться, пойду к брату и скажу ему: «Ты мне брат старейший, будь мне отцом и господином!» Лучше буду мучеником Богу моему, нежели восставать на брата; увижу, по крайней мере, лицо брата моего меньшого, присного мне Глеба: воля Господня да будет!»

       Жаждал блаженный видеть брата своего, как некогда жаждал Иосиф видеть лицо брата меньшого Вениамина, и, увидев, возрыдал и долго плакался на шее его, и Вениамин плакался на шее брата своего. Но не знал печальный князь, что уже не было в Киеве Глеба и что брат его бежал от убийственных замыслов Святополка. Святополк трепетал в Киеве, не зная брата своего, и рассыпал щедрые дары киевлянам, ибо известна была ему любовь их к блаженному князю и боялся его дружины: послал он избранных людей своих к Борису с вестию о смерти родительской и с обольстительным словом, что хочет иметь с ним любовь и умножить ещё удел, данный ему отцом; но в душе своей помышлял иное, ибо Каинов замысел гнездился в нечестивой душе.

       Ночью прискакал он в Вышгород, бывший свой удел, где более надеялся найти людей себе преданных, и, собрав дружину свою, говорил ей: «Скажите по истине: имеете ли ко мне приязнь?» Воевода Путша отвечал ему за всех: «Все мы готовы положить за тебя свои головы». Тогда окаянный Святополк, подстрекаемый дьяволом на братоубийство, сказал им: «Если вы обещаетесь положить за меня свои головы, то вы мне братья; идите и где только найдёте брата моего Бориса, избрав удобное время, умертвите его». Они же, скорые на пролитие крови без правды, поклялись исполнить волю его и устремились на сей дьявольский замысел. До Бориса доходил уже слух о козни братней, ибо некоторые из верных киевлян успели сообщить ему страшную весть эту, но блаженный не хотел им верить: «Может ли это быть,— говорил он,— или не знаете вы, что я меньший брат и не противен старшему?» Дня два спустя пришли к нему другие вестники, говоря, что и брат его Глеб уже бежал из Киева; но святой князь спокойно отвечал: «Благословен Бог, я же не убегу и не удалюсь от места сего, ибо не хочу быть противником брату моему старейшему; но как угодно будет Богу, так и исполнится! Лучше мне здесь умереть, чем на чужой стороне». Так говорил он дружине своей, которая с ним ходила на рать; их было числом до восьми тысяч, и все говорили ему: «Мы, о владыко наш, вручены были тебе отцом твоим и готовы идти с тобою, и даже одни без тебя, чтобы изгнать из Киева Святополка и тебя туда ввести, ибо милостив был к нам отец твой». Но блаженный, заботясь о них, как о братии своей, отвечал им: «Нет, братья мои, нет, отцы мои, да не будет сего, не прогневайте Господа и брата моего, чтобы и против вас не воздвиг крамолы. Лучше мне одному погибнуть, нежели погубить с собою столько душ; не смею противиться старшему брату своему и не могу избежать суда Божиего, но молю вас, братья, разойдитесь по домам, а я пойду к брату моему и паду к ногам его, а он, видя меня, умилосердится и не умертвит, уверившись в моей покорности».

       Так со многими слезами простился с дружиною и всех распустил, а сам остался на берегу Альты с одними лишь отроками своими весь тот день, ибо послал одного из присных своих к брату со словом мира, но жестокосердый Святополк, удержав у себя посланного, поспешил выслать убийц на брата. Блаженный Борис, видя, что не возвращается посланный, сам поднялся в путь, чтобы идти к брату своему; дорогою встретились ему ещё верные люди, которые спешили предупредить князя, что нечестивый Святополк уже послал против него убийц и что они близко.Тогда лишь остановился Борис и, подняв взоры и руки к небу, воззвал к Господу, чтобы спас его державною рукою и избавил в страшный час сей от ярости братней.

       На берегу Альты велел поставить он уединённый шатёр и там остался ждать горькой участи своей, окружённый только одними своими отроками. Внутри шатра пламенно молился святой князь до изнеможения сил своих, и так настиг его вечер; тогда возлёг на одре своём, и всю ночь ещё горько плакал, сон бежал его очей; он велел отрокам принести свечу и стал читать божественные книги, а между тем приближались уже лютые убийцы; блаженный велел пресвитеру петь всенощную, ибо это был день недельный, и сам с умилением читал шестопсалмие: «Господи, что сия умножишися стужающии ми; мнози восстают на мя, мнози глаголют души моей несть спасения ему в Бозе его; Ты же, Господи, заступник мой еси!»

       Злодеи, подошедши к шатру, не дерзали в него проникнуть, ибо не попустил им Бог напасть на праведного до конца божественной службы; по совершении же оной обречённый им на жертву спокойно воссел на одре и сказал беззаконным: «Взойдите, братья, и совершите волю пославшего вас». Они же как дикие звери устремились на святого и вонзили в него свои копья. Один из предстоявших отроков бросился на князя своего, чтобы закрыть его телом своим, убийцы и его пронзили и, думая, что князь уже мёртв, вышли из шатра; но блаженный, вскочив с одра, ещё имел довольно силы, чтобы выйти из-под шатра; поднял он к небу руки и вознёс пламенную молитву, благодаря Господа, что сподобил его, недостойного, быть общником страдания Сына Его, пришедшего в мир спасти человеков: «Послан и я был отцом моим оградить людей его от врагов их, и вот я ныне уязвлён рабами отца моего! Но, Господи, отпусти им грех их и меня упокой со святыми Твоими, ибо в Твои руки ныне предаю дух мой».

       Не умилились жестокосердные трогательною молитвою князя своего, который о них молился Господу; один из них, ещё более жестокий, ударил его мечом в сердце; пал на землю Борис, но ещё не испустил дух. Вокруг его избили много отроков; с любимого же отрока его, Георгия, родом венгра, который искал спасти его, прикрыв своим телом, хотели сорвать золотую гривну, дарованную ему князем, и чтобы скорее снять гривну, отсекли ему голову. Окаянные обернули тело блаженного Бориса в тот самый шатёр, в котором совершили убийство, и ещё дышащего повезли в Вышгород, и между тем послали с вестью к Святополку о совершённом убийстве. Но Святополк, услышав от вестников, что ещё дышит брат его, послал двух варяг навстречу, чтобы довершить убийство его, и один из них пронзил его мечом в сердце; так скончался блаженный на двадцать восьмом году возраста своего, мая в 24-й день, приняв венец от Христа Бога с праведными. Его повезли в Вышгород и положили до времени в церкви Святого Василия. Убийцы возвратились с жестокою вестью к князю Святополку; имена их: Путша и Талец, Яловит и Ляшко.

       Но окаянный Святополк не довольствовался одним братоубийством; услышав, что юный Глеб бежал в северные области, послал настичь его, чтобы там погубить, подобно Борису.

       Есть разногласие в сказании обоих черноризцев о некоторых обстоятельствах, предшествовавших смерти Глебовой. Нестор в повести своей о страстотерпцах говорит, что младший князь бежал из Киева уже по смерти родителя, когда узнал об убийственных замыслах Святополка, и что посланные убийцы, гнавшиеся за ним несколько дней, настигли его на реке, где и совершили злодеяние. Иное предание у Иакова, которое внесено и в летопись, хотя одинаково описывает обстоятельства кончины, быть может, и то, что Глеб бежал из Киева, не зная ещё о смерти отца в Берестове, которая утаена была Святополком, и потому мог он послать к нему коварных вестников с таким словом: «Приди вскоре, отец зовет тебя, ибо тяжело болен». Неизвестно, где находился в это время юный князь, без сомнения, уже в своей Муромской области, ибо в летописи сказано, что как только услышал горькую весть эту, немедленно сел на коня и поспешил с малой дружиною на Волгу; но дорогою споткнулся под ним конь, и князь сломал себе ногу. С трудом достиг он Смоленска и оттуда хотел спуститься по Днепру к Киеву, но не в дальнем расстоянии от города, на устье Смядыни, пришёл к нему другой, более правдивый вестник из Новгорода от брата Ярослава, которого уже успела предварить сестра их Предслава о смерти родителя и убиении брата Бориса. «Не ходи в Киев,— послал сказать ему Ярослав,— ибо отец наш скончался, а брат наш Борис убиен от Святополка».

       Горько восплакал юный Глеб, поражённый страшною вестью. «Увы!— воскликнул он.— Двойное горе, двойное сетование послал мне Господь! Плачу о родителе, ещё более плачу о тебе, возлюбленный брат мой Борис, не от врага поражённый, но от руки братней. Лучше бы и мне с тобою умереть, нежели сирым оставаться без тебя в этой жизни; а я надеялся ещё долго созерцать ангельское лицо твоё. Ныне же что сотворю, лишённый твоей доброты? О присный брат и владыка! Если получил ты дерзновение у Бога, моли о сём сиротстве и унынии, чтобы я сподобился с тобою жить, но не в этом суетном свете». Ещё стенал он, проливая слёзы с тяжкими воздыханиями, когда приспели по Днепру посланные от Святополка убийцы. Издали увидев ладью, поплыл к ней юный Глеб, спокойный духом, не подозревая злобы; они же гребли ему навстречу с омрачённою душою. Напрасно присные князя предостерегали его, чтобы не отдавался в руки вражьи; подобно Борису, не хотел состязаться с братом и всю свою дружину высадил на берег, желая лучше один за всех погибнуть, ибо не ожидал такого бесчеловечия от брата.

       Обрадовались убийцы, когда увидели ладью Глеба, одиноко к ним плывущую, и как только поравнялись с ней на водах, вместо обычного привета привлекли к себе крюками ладью и как дикие звери перескочили в неё из своих судов с обнажёнными мечами, так что вёсла выпали из рук гребцов Глебовых, и от ужаса все они омертвели; тогда уразумел блаженный Глеб жестокую участь, его ожидавшую, но ещё думал жалостными мольбами умилостивить злодеев. «Не убивайте меня, братья мои,— воскликнул он,— какую обиду нанёс я брату моему или вам? Если же есть обида, ведите меня к князю вашему и моему, пощадите юность мою, не пожинайте колоса, ещё не созревшего; если и жаждете моей крови, то не всегда ли я в руках ваших?» Но никакая мольба не могла тронуть жестокого сердца убийц. Несчастный князь от живых обратился с мольбою к усопшим, призывая на помощь отца своего и брата: «Владимир, отец! услышь голос сына, призри на бедствующее твоё чадо, без вины закалаемое, и ты, о брат мой Борис, внемли моему воплю! Отца моего призвал я, и не послушал меня, и ты ли не хочешь также внимать брату, видя скорбь сердца моего? Но помолись обо мне к общему нашему Владыке, предстоя у Его престола». И сам он помолился, преклонив колена, повторял слова псаломные: «Суди, Господи, обидящие мя и побори борющия мя; сподоби меня быть причастником Святых Твоих, повели ангелам Твоим принять душу мою, ибо готова душа моя пред Тобой, Гсподи! Ты мой спаситель, и Тебе славу воссылаю». Когда юный Глеб умолял жестоких пощадить его юность, свирепый вождь их Горисер подал знак столь же лютому клеврету, сидевшему за князем, повару, по имени Торчину, чтобы заколол своего владыку; и не устрашился беззаконный поднять руку свою на юного князя, как некогда закалывал он ягнят для пиршеств княжеских; не уподобился он блаженному отроку князя Бориса Георгию, который хотел закрыть его своим телом; но, подобно предателю Иуде, изменил своему владыке и, подняв нож, перерезал гортань святому Глебу. Так предал чистую душу свою Господу блаженный князь; как жертва непорочная, принесенная во всесожжение, воспарил он в небесные обители к желанному брату; и, восприяв небесные венцы, исполнились оба радости духовной по слову псаломному: «Се коль добро и коль красно, но еже жити братии вкупе!» (Псал. 132, 1).

       Тело святого мученика брошено было на пустом месте между двух колод, но Господь не оставляет рабов Своих и сохраняет кости их, чтобы ни единая из них не сокрушилась по слову псаломному. Долгое время лежал в небрежении блаженный князь, и никому даже из присных его не пришло на ум погребсти тело его, доколе не отомстил брат его Ярослав свирепому Святополку за убийство его. Но в продолжение всего времени были чудные знамения над тем местом, где лежало нетленное тело; мимоходящие гости путем торговым или ловчие, скитаясь около на своих промыслах, видали тут иногда как бы свечу горящую и столп огненный, и слышалось им тут пение ликов, но не земных.

       Ярослав княжил в Новгороде, ещё не ведая о смерти родителя, и вызванные им из-за моря варяги позволяли себе всякие насилия в городе; раздражённые граждане, возмутившись, избили пришельцев, и, в свою очередь, отомстил Ярослав, умертвив старшин новгородских, которых лестью пригласил к себе на пир. В ту же ночь пришла к нему печальная весть из Киева от сестры его Предславы: «Отец твой умер, а Святополк водворился в Киеве, убив Бориса, и послал убить Глеба; блюдися и ты!» Смутился Ярослав, скорбя об отце своем и избиенной дружине, собрал он на вече новгородцев и раскаялся пред ними в жестоком своём поступке. Великодушно простил народ князю своему в страшную сию годину и отвечал: «Хотя братия наша и была тобою избиенна, но мы ещё можем за тебя бороться, князь». Таким образом, собрав тысячу варягов и до тридцати тысяч новгородцев, двинулся Ярослав против Святополка, призывая в свидетели Бога, чтобы судил по правде, ибо не он, а Святополк стал проливать кровь братнюю, и без вины погубил Бориса и Глеба.

       Не знал ещё Ярослав, что немилостивый братоубийца не удовольствовался смертью двух страстотерпцев, но простёр убийственные замыслы свои и на прочую братию. Третий сын равноапостольного Владимира, Святослав, который давно уже княжил в уделе своем Волынском, услышав о гибели братьев, искал спасения в бегстве, надеясь укрыться в земле Угорской от меча братнего, но и туда послал за ним своих клевретов немилосердный Святополк, и там, в горах Угорских, настигли они и предали смерти жестокой юного князя. Участь сия готовилась и Ярославу, но Господь избрал его быть мстителем за невинную кровь братьев.

       Святополк, со своей стороны, услышав о наступлении Ярослава, собрал против него множество руси и печенегов и пошёл навстречу к Любечу. Три месяца стояли друг против друга оба воинства; Днепр разделял их, и никто не смел перейти на противоположную сторону реки. Воевода Святополков, ездя по берегу, укорял новгородцев и обещал им, как плотников, заставить рубить хоромы киевские. Не вытерпело сердце новгородцев: они решились перейти реку, которая уже начинала замерзать, и нечаянно напали на дружину Святополкову, упившуюся вином. Печенеги не могли помочь, ибо под ними проломился лёд; победил Ярослав и сел на престоле Киевском, а Святополк убежал к ляхам и чрез два года привёл с собой короля Болеслава на Киев. Вооружился против них Ярослав и стал на берегу реки Буга; но на сей раз победа осталась на стороне Болеслава, раздражённого насмешками киевлян о его чрезмерной тучности. С торжеством взошёл он в Киев и водворил там Святополка, а Ярослав спасся в Новгороде с четырьмя только спутниками и хотел бежать далее, за море к варягам, но посадник Новгородский Константин, сын Добрыни, который славен был во дни Владимира, истребил его ладьи, говоря: «Мы ещё можем, князь, биться за тебя с Болеславом и Святополком». Собрали поголовную дань и наняли варягов; с многочисленною дружиною выступил опять Ярослав против Святополка; безумный же Святополк, не чая такой грозы, вместо благодарности к ляхам, велел избивать их по всем городам, чтобы избавиться от их влияния. Король Болеслав бежал из Киева, захватив много добычи и пленных, а Святополк, побеждённый братом, должен был бежать к печенегам; но на следующий год явился он опять с их полчищами, и Ярослав выступил против него на берег Альты, на то место, где убиен был некогда святой Борис, и где должно было совершиться отмщение.

       Здесь, на заветном месте, подняв к небу руки, так помолился Ярослав: «Кровь брата моего вопиет к Тебе от земли, Владыко, как некогда Авелева; отмсти братоубийце, как положил Ты стенание и трясение на Каина, да и он восприимет мзду свою. Вы же, братия моя святая, Борис и Глеб, если и отлучились от нас телесно, но живы пред Господом, предстательством своим помогите мне». На рассвете возгорелась жестокая сеча и длилась весь день до глубокого вечера: трижды возобновлялась она с новою силою, но к вечеру одолел Ярослав. Бежал окаянный Святополк, и напало на него расслабление, так что не мог он сидеть на коне; в ужасе ему казалась непрестанная за ним погоня. «Бегите, гонят!— восклицал он, терзаемый совестью.— Горе мне!» — и так пробежал всю землю Ляхскую, гонимый гневом Божиим, нигде не обретая себе покоя, и достиг пустыни между землею чехов и ляхов; там бедственно окончил жизнь, восприяв себе достойное наказание от Бога, и вместе с жизнью временной лишился жизни вечной. Долго показывали в пустыне его могилу, из которой исходил смрад в обличение братоубийства.

       С тех пор престала крамола в земле Русской; Ярослав, водворившись на престоле родительском, стал на свободе помышлять о воздании должной почести братьям. Святой Борис уже давно был погребён в Вышгороде, но о святом Глебе ещё не все знали, что он убиен близ Смоленска; когда же услышал Великий князь о чудных явлениях, бывших на устье Смядыни, сказал он: «Там, верно, брат мой!» — и послал пресвитеров с честью поднять его тело и перевезти на ладье в Вышгород, чтобы положить подле святого Бориса. Изумительно было для всех, как через столько времени, нетленно сохранилось тело блаженного Глеба, как бы живого, ибо Господь осенил Своего страдальца и прославил любовью во временной жизни неразлучных и по смерти в единой гробнице.

        

       Чудеса святых мучеников

       Вскоре ознаменовалась многими чудесами слава страстотерпцев, и многие исцеления потекли от их священной гробницы. В первое время, когда ещё не всем известно было место их погребения, один из числа пришельцев варяжских небрежно ступил на их могилу у церкви Святого Василия, но внезапно исшедшее из земли пламя опалило ноги неблагоговейного варяга. Он поведал о том дружине своей, и с тех пор никто не смел приближаться к месту святому. Молва разнеслась по всему Вышгороду, и граждане приходили благоговейно поклоняться на их гробницу. Случилось, по зависти дьявольской, что пономарь церкви Святого Василия небрежно забыл погасить свечу пред местной иконою после утрени, и загорелась церковь; граждане ещё вовремя прибежали, чтобы вынести из храма всю священную утварь, но церковь сгорела, и не без промысла Божия, для того чтобы сооружена была новая, вместо ветхой, во имя страстотерпцев, а священные телеса их вынуты были из-под земли, и не оставался под спудом светильник.

       Старейшина Вышгорода всё возвестил Великому князю Ярославу, и князь совещался с боголюбивым архиепископом Иоанном о знамениях, бывших от гроба страстотерпцев. Святитель, собрав весь свой клир, крестным ходом пошёл в Вышгород, к месту, где погребены были оба мученика, и, с молитвою раскопав могилу, вынули их из недр земли. Сам он с пресвитерами благоговейно открыл гробы, и все изумились чудному нетлению; телеса обоих братьев были белы как снег, и ангельские их лица сияли небесным светом; место всё исполнилось благовония, как бы от обилия фимиама. Гробы страстотерпцев внесли в малую храмину, бывшую при церкви, и совершили над ними обычную службу; вскоре ещё более прославил Господь Своих угодников.

       Старейшина града имел отрока хромого, у которого нога была скорчена и суха, без всякой жизни, и не мог он иначе ходить, как на деревянной опоре. Приходил часто отрок ко гробу чудотворцев и с верою и слезами молил их об исцелении; однажы ночью явились ему оба страстотерпца Роман и Давид и сказали: «Что вопиешь к нам?»; когда же показал им сухую ногу свою, они трижды её перекрестили. Воспрянув от сна, почувствовал себя исцелённым и исповедал пред всеми о чудном своём видении. Умилительно было и то, что пред обоими святыми князьями, когда ему являлись, нёс свечу тот великодушный отрок Георгий, который пожертвовал жизнью за князя Бориса, покрыв его своим телом. Скача от радости, как олень, устремился он к раке святых и пред всем народом славил Господа и святых Его угодников, даровавших ему исцеление.

       Вслед за тем другое чудо ознаменовало святость мучеников: слепой человек, пришедший на гроб их, припал к священной раке, прилагая к ней очи свои, и внезапно прозрел. Тогда опять старейшина города поспешил с радостной вестью к христолюбивому Ярославу, и князь разделил радость сию со Святителем Иоанном. Благоговейным страхом пополнился архиерей Божий и мудрый совет подал державному. «Подобает нам,— говорил он,— благоверный князь, соорудить церковь во имя страстотерпцев и установить день празднования их». Утешился словом Владыки христолюбивый князь и повелел приготовить всё нужное для сооружения храма. В одно лето воздвигнута была церковь, которую венчал благоверный Ярослав пятью главами и внутри украсил благолепными иконами. Тогда по воле князя написана была икона двух святых мучеников князей, и с любовью взирали на неё все притекавшие в храм, как бы на лики самих князей, ещё живых. С великим торжеством освящена церковь в присутствии Великого князя митрополитом Иоанном, и священная рака обоих страстотерпцев внесена в храм. 24 июля, день мученической кончины блаженного Бориса, назначен был для ежегодного празднования памяти обоих святых братьев; во время торжественной литургии исцелился ещё один хромой, который с великим трудом мог приползти к священной раке.

       После божественной службы обильную трапезу приготовил христолюбивый князь духовным и боярам своим, утешенный тем, что уже не только по слуху, но и собственными глазами удостоверился в чудных знамениях, истекавших от раки мучеников. По примеру нищелюбивого отца его Владимира, не были забыты и убогие за роскошным пиршеством Ярослава, которое повторялось в течение восьми дней, и много было роздано милостыни убогим. По образцу соборной Десятинной церкви престольного Киева, повелел державный властелину Вышгорода отдавать в церковь страстотерпцев десятую часть городских доходов, а митрополит Иоанн поставил при новом храме целый клир иереев и диаконов, которые должны были совершать ежедневную службу.

       Не оскудевали чудеса от раки страстотерпцев: слепые прозревали, хромые ходили, беснующиеся очищались и всякие недуги разрешались молитвами святых Бориса и Глеба; иным они сами являлись в сонных видениях, другие же разрешались сердечною молитвою при их раке, а некоторые получали освобождение от уз своих и во мраке темничном. В некоем граде сидели в погребе люди, осуждённые старейшиной, и уже долгое время томились в узах, когда однажды пришло им на мысль призвать себе на помощь князей-страстотерпцев, с тёплым раскаянием во грехах своих. Ночью, во время их молитвы, как бы раскрылся кров их темницы, и увидели они двух святых братьев на конях и отрока пред ними, державшего свечу. В ужасе пали пред ними узники, но явившиеся сказали: «Не бойтеся, мы Борис и Глеб, которых призывали вы в молитве, пришли освободить вас от скорби, потому что вы покаялись в согрешениях своих, и уже не постигнет вас наказание; судьи отпустят вас с миром». При этих словах оковы спали с рук их, и исчезли святые. Громко стали взывать разрешённые от уз: «Господи, помилуй!» На голос их прибежали стражи и изумились, видя узников разрешёнными и оковы, пред ними лежащими. Услышав от них о чудном явлении, они поспешили с этой вестью к судье, который отпустил виновных, прощённых самими князьями-страстотерпцами, и, спасённые ими, соорудили во имя их церковь.

       По кончине великого Ярослава сын его Изяслав, воссев на престоле отеческом, наследовал глубокое уважение его к святым мученикам, которых память ежегодно приходил праздновать в Вышгород; видя, что церковь, сооружённая отцом его, уже приходит в ветхость, призвал он искусных древоделей и назначил место возле старой церкви для сооружения новой. По приглашению князя митрополит Георгий освятил место, и старейшина города с большим усердием приступил к строению храма, скоро довершил его и благолепно украсил. Великий князь Изяслав пригласил опять митрополита Георгия освятить церковь и перенести в неё святые мощи. На другой день после соборного освящения торжественно совершено было перенесение святых мощей, при котором присутствовали многие князья, пришедшие из областей своих с детьми их, и много епископов и иноков; в числе их и преподобный Феодосий, игумен Печёрский, украшенный всеми добродетелями, который сиял, как солнце, посреди сонма черноризцев.

       Митрополит Георгий несколько сомневался о святости блаженных страстотерпцев, приступая к открытию их раки; но когда, открыв, увидел нетление святых братьев и почувствовал благоухание, которым исполнилась внезапно вся церковь, ужаснулся; обратясь к востоку, поднял он к небу руки и воскликнул: «Прости меня, Господи, согрешил я, не веруя святым Твоим, но помоги неверию моему; ныне верую воистину, что святы суть страстотерпцы Твои». Он с благоговением облобызал руку блаженного Бориса и приложил к очам и к сердцу, потом благословил ею благоверного князя Изяслава и за ним брата его Святослава, страдавшего язвой на шее, от которой исцелился; на голове его остался нечаянно один ноготь с руки блаженного Бориса, как бы в благословение. За Святославом и третий князь Всеволод, и все люди приняли осенение той же священной десницы. Тогда с молитвою подняли обе раки и внесли их в новую церковь, где поставили с правой стороны. Это было 2 мая 1072 года, и великое было празднество в Вышгороде, который непрестанно утешался многими знамениями от святых своих князей.

       При новой церкви постоянно стоял один из убогих, немой человек, лишённый ноги до колена, и питался милостынью приходивших. Узнав однажды, что пришли люди именитые в Вышгород на поклонение страстотерпцам, прибыл он к той храмине, где трапезовали богатые пришельцы, но никто из мимо ходивших слуг ничего ему не подал, и нищий томился голодом посреди обильных яств. Внезапно впал он как бы в исступление: ему представилось, что он в храмине страстотерпцев и что исходят к нему из алтаря оба святые князя, Борис и Глеб; в ужасе пал пред ними убогий; они же, взяв его за руку, подняли и посадили и стали спрашивать о его болезни; крестным знамением осенили святые болящую ногу и, помазав как бы елеем, потянули её. Всё это казалось ему как бы во сне, ибо сам он лежал в исступлении пред дверьми храмины, так что мимо ходившие почитали его мёртвым и толкали, чтобы видеть, есть ли ещё в нём дыхание. Некоторые из боголюбивых, полагая, что он в сильном припадке бесновния, отнесли его к церкви Святых мучеников и там положили в притворе. Вокруг столпился народ, и вот пред взорами всех стала вырастать больная нога его от колена и мало-помалу сделалась совершенно подобной другой здоровой ноге. Очнулся и воспрянул дивно исцелённый, и тот, кто ещё недавно был нем и хром, свободно ступал и каждому, кто его спрашивал, радостно рассказывал о совершившемся с ним чуде.

       В городе Дорогобуже на праздник Святителя Николая одна женщина, по невниманию своему, занималась обыкновенным рукоделием, несмотря на святость дня и на зов приглашавших её в церковь. Одиноко сидела она в храмине своей за работою, когда внезапно представилось ей, что три мужа в светлых ризах въехали во двор её: один из них стар годами и двое юношей по сторонам его; все трое упрекали её, почему работает в такой день и не идёт в церковь? Она же отвечала: «Мне, убогой вдове, подобает трудиться, и нет нужды ходить в церковь». Тогда послышалось ей, будто старец говорит юношам в ответ на её дерзкое слово: «И так размещем до основания храмину её». Они извлекли её за правую руку из храмины, и в то же мгновение иссохла рука её; как мёртвую, подняли её соседи и отнесли в другую храмину, потому что собственная её была чудным образом разметена; хотели расспросить её о случившемся, но она не могла отвечать; с трудом раскрывали уста её, чтобы пропустить немного воды; в таком бесчувственном состоянии пробыла женщина до Великого поста. На первой неделе отнесли её в церковь Святителя Николая, и там, после молебствия, она несколько опамятовалась и просила себе пищи; но рука её оставалась ещё иссохшею. Три года спустя решилась она идти в Вышгород помолиться блаженным страстотерпцам, ибо и до неё дошла молва об их чудесах; день и ночь не отходила болящая от церкви. Однажды ночью, накануне воскресного дня, ей, задремавшей у дверей церковных, приснилось, что оба святые князя выходят из храма и, взяв её за руку, велят ей перекреститься; она же отвечала им: «Или не видите, что рука моя суха? Не могу ею двинуть». Но в ту минуту проснулась, ибо пономарь пришёл отворять церковь для утрени. Взошла и болящая вслед за ним в притвор и усердно там молилась; во время службы выпала у неё одна серьга и покатилась прямо к раке; болящая тут же отдала серьгу свою нищим и в ту же минуту почувствовала нестерпимую боль в иссохшей руке, так что хотела уже выйти из храма, но её удержали. При чтении Евангелия разрешилась сама собою повязка, которая поддерживала сухую руку, и исцелённая могла свободно владеть ею. В радостном восторге припала она к раке страстотерпцев и прославила Бога; сам преподобный Нестор слышал из уст её чудный рассказ сей.

       Повествует он ещё об одном чуде святых князей. Жил недалеко от Вышгорода слепец, который часто приходил в церковь Святого Георгия и со слезами молил Великомученика о прозрении. Однажды ночью явился к нему святой Георгий и сказал: «Что вопиешь ко мне! если хочешь прозреть, иди к святым Борису и Глебу, ибо им дана благодать целебная в стране сей!» Уверовал слепой, пошёл в Вышгород к раке страстотерпцев; там однажды ночью оба они ему явились, и, когда крестным знамением осенили очи его, внезапно прозрел слепой. «Видите ли,— заключает преподобный летописец, выражая словом своим и бедственную современную ему эпоху междоусобий,— видите ли, братья, сколь высокое достоинство стяжали блаженные князи послушанием старейшему брату; а если бы воспротивились ему, не сподобились бы десного стояния от Господа. Много есть ныне сыновей княжеских, не покоряющихся старейшинам и убиваемых, но не удостоиваются они такой почести, как сии чудные два брата, которые захотели лучше сами погибнуть, нежели подвигнуть дружины свои на старейшего. Не одного ли же отца были они, как и брат их, и такой пример послушания нам показали, подражая самому Владыке Господу нашему, который положил душу Свою за людей Своих? Кто не подивится их подвигу, который прославили и ангелы на небесах, и человеки на земле, и сам Господь увенчал их венцом нетленным.

       О блаженные и всяких похвал достойные! как дерзну я, окаянный и грубый разумом, восписать вам похвалы? Блажен поистине град, в котором священная ваша рака; блажен и самый гроб, из которого истекает столько исцелений! Не напрасно назван был вышним превознесённый вами град, на высоте коего светите вы, как два неугасимые светильника, никогда не оскудевающие, ни днём, ни ночью, хотя и самое солнце облекается мраком ночи! То, что я написал о житии страстотерпцев, внимательно расспросил от их присных, а многое и сам видел; молю же вас любви ради Божией, читающих слово моё, воспоминайте меня в молитвах пред блаженными страстотерпцами, дабы написавший житие их сподобился оставления грехов, предстательством святых князей, по благодати Господа нашего Иисуса Христа».

       Здесь останавливается Нестор; но Иаков идёт далее, до времён Мономаха. После удаления Великого князя Изяслава брат его Святослав, наследовав его престол, помыслил создать церковь каменную, во имя страстотерпцев, но не успел довершить начатого здания. Брат его Всеволод довершил, но всё оно в одну ночь обрушилось, и Всеволод отошёл также к отцам своим, не исполнив данного обета. Между многими князьями разделилась земля Русская: Святополк Изяславович сел на великом княжении, Давид и Олег, сыновья Святославовы, княжили в Чернигове, а сын Всеволода, Владимир Мономах,— в Переславле; но от несогласия князей и беспрестанных набегов половецких не было времени заняться строением храма. Здесь повторяет Иаков чудо, рассказанное уже преподобным Нестором, без означения времени и имён, о двух узниках, оклеветанных Святополком и посаженных им в исподнюю темницу. Много молились невинные страдальцы князьям-страстотерпцам и еженедельно давали деньги стражам, чтобы приносили от них просфоры в церковь Святых Романа и Давида, пока не смиловались над ними блаженные князья. Однажды ночью один из узников почувствовал себя разрешённым от оков и увидел также, что они сломаны на спавшем его товарище, когда на всех прочих целы были тяжкие оковы; немедленно призвал он стража и просил отвести себя в церковь Чудотворцев. Там пред священной ракою объявил всему клиру чудное своё видение, как внезапно раскрылся перед ним свод темницы и явились святые князья, которые велели ему идти приложиться к их раке, товарища же оставить в темнице, ибо на него напала внезапная слепота, в уверение тех, которые бы усомнились в дивном его разрешении, а через три дня и он должен был прозреть; Великий князь, обличённый столь чудным знамением в своей неправде, разрешил обоих узников; исполненные благодарности, не отходили они от гробницы святых князей, и наиболее тот, которому обещано было от них прозрение; пока не возвратился ему свет очей. Смирился и Святополк — и с того времени стал правдивее в судах своих.

       Чудо это возбудило усердие Великого князя соорудить новый храм в честь страстотерпцев, Владимир же Мономах особое питал к ним усердие: он возымел желанием оковать серебром священные их раки, но желал, чтобы втайне оставалось приношение его; ночью сам приходил снять меру раки и, когда приготовил серебряные позлащённые доски, пришёл опять ночью с искусным художником и оковал священные раки. Изумились граждане, сошедшиеся утром для поклонения святым князьям, когда увидели богатое украшение раки, и прославили тайного украсителя, благотворившего церквам Божиим. Впоследствии, уже на Великокняжеском престоле, Мономах ещё благолепнее оковал златом и серебром священные раки и повесил пред мощами драгоценное паникадило из хрусталя и золота, искусству коего дивились и приходившие из Греческой земли.

       Между тем и Олег, сын Святослава, подвигнутый усердием Мономаха, решился исполнить давнее желание князей русских, отца своего и дяди, и, вызвав искусных художников, соорудил великолепную церковь в Вышгороде, на месте обрушившейся. Много умолял он Великого князя перенести в неё святые мощи, но Святополк не обращал внимания на его просьбу, по зависти, что не сам соорудил церковь. После его смерти, когда умиротворился мятеж в земле Русской и Владимир сел на великом княжении, в 1113 году, уступил он желанию родичей своих, Давида и Олега Черниговских. Все князья русские собрались на великолепное торжество, которое совершил митрополит Киевский Никифор с собором Епископов: Феоктистом Черниговским, Лазарем Переяславским, Миною Полоцким и Даниилом Юрьевским. Прохор, игумен Печёрский, предводительствовал ликом преподобных игуменов и многочисленному собору черноризцев, которые сошлись со всех пределов земли Русской вместе с боярами и воеводами; стеклось и множество убогих и болящих, чаявших исцеления при святых мощах, так что стены Вышгорода не могли вместить такого народного множества.

       1 мая, во вторую субботу по Пасхе, совершилось торжественное освящение храма, а на другой день, в неделю жён Мироносиц, приступили к перенесению святых мощей. Пели утреню в обеих церквах и поставили каждую раку на особые богато украшенные сани. Благоговейно шёл Великий князь Владимир у главы старшего князя и с ним митрополит и весь клир, со свечами и кадилами; бояре влекли на длинных вервях тяжёлые сани со священною ношею; но от стеснившегося народа нельзя было продвигаться вперёд. Мономах велел метать куны и поволоки в толпу народа, чтобы расступилась и открыла путь; но большая часть, не обращая на то внимания, стремилась к раке, чтобы только к ней прикоснуться: все плакали и вопияли от радости; с трудом довлекли раку князя Романа.

       Позади других саней, у главы святого Глеба, шли князья черниговские со своими епископами и боярами, взывая: «Кирие елейсон»,— и здесь совершилось знамение: внезапно остановилась рака, и несмотря ни на какие усилия, не могли сдвинуть её с места; по два человека брались за одну вервь, и вервь разрывалась у них в руках. То же знамение уже совершилось однажды над ракою святого Глеба, при первом перенесении святых мощей, ещё в дни Изяслава; она остановилась в дверях церковных, и долго вопиял народ: «Господи, помилуй»,— доколе не двигнулась опять тяжкая рака. Так и здесь, усердная молитва провожавших святого Глеба, святителей и князей, а не сила человеческая, двигнула священную раку его, которая внесена была в храм и поставлена подле братней к общему утешению всех духовных и мирян. Здесь останавливается сказание черноризца; после же разгрома монгольского сокрылись святые мощи, и даже до сих пор не ведома таинственная судьба их, хотя местное благоговейное предание гласит, что они по сей день глубоко таятся в земле, под древними сводами прежнего храма, где ныне сооружена новая церковь святых страстотерпцев.

Выписано из древнего рукописного сказания двух черноризцев,
из Летописи и Степенной книги

Из книги ЖИТИЯ И ТВОРЕНИЯ РУССКИХ СВЯТЫХ, М:«Современник», Донской монастырь, 1993, Сост. Сергей Тимченко.

На заглавную страницу