Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.

 

Старец Александр

из Гефсиманского скита
 

         «Чада мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!»  
 (Гал. 4; 19)
 
 
         «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их».  
 (Евр. 13; 7)
 
 

ПРЕДИСЛОВИЕ К ИЗДАНИЮ 1901 г.

       Прошло уже двадцать лет со дня кончины (9 февраля 1 1878 г.) старца-затворника Гефсиманского скита, о. иеросхимонаха Александра, пользовавшегося в свое время большим уважением и известностью. Между тем доселе еще не составлено никакого его жизнеописания, и никаких воспоминаний об о. Александре не появилось. Правда, уже давно, спустя несколько лет по кончине старца, были составлены записки о его жизни.

       В 1882 году в Гефсиманском скиту случилось быть иеромонаху Стефану. О. Стефан впоследствии, в 1889 году, получил от Св. Синода разрешение учредить в Вятской губернии, близ села Филейки, мужской общежительный монастырь во имя св. благоверного князя Александра Невского. За несколько лет до этого он построил там церковь и принял к себе несколько человек, желавших жить под его руководством. В Гефсиманском скиту от одного из духовных чад о. Александра, бывших в наиболее близком отношении к нему, иеромонах Стефан узнал много интересных сведений о почившем старце. Желая предложить в назидание собираемому братству повествование о благочестивой жизни этого подвижника, о. Стефан просил его ученика вспомнить все, что он знает о своем руководителе, и сообщить ему письменно. Просьба эта была исполнена.

       Так появились записки об о. Александре. Но доселе еще никто не взял на себя труда привести в порядок эти письменные свидетельства и воспоминания о старце. Хотя записки и были в руках нескольких лиц, бравших их для прочтения, исправления или напечатания, и делавших иногда свои замечания, однако по разным причинам дело не было доведено до конца.

       Но светильник должен быть поставлен не под спудом, а на свещнике, чтобы светить всем людям (Мф. 5; 15-16). То, что о. Александр по своему жительству сделался светильником для мира, признавали такие уважаемые подвижники, как оптинский старец иеросхимонах Амвросий и преосвященный Феофан Затворник 2. Отец Амвросий был в близком духовном отношении к о. Александру, так как некогда оба они были в Оптиной пустыни, где о. Александр полагал начало иноческой жизни, проходили одно послушание на кухне и оба ходили для духовного наставления к тамошнему почитаемому старцу о. Леониду 3.

       Когда записки об о. Александре были составлены, их приготовили в нескольких экземплярах и послали для прочтения в разные обители и, между прочим, в Оптину пустынь. Отец Амвросий, выслушав записки, отозвался о них одобрительно, только велел повременить с напечатанием, так как, по его словам, на это не пришло еще время 4, советовал давать их для прочтения духовным детям о. Александра и распространить между монашествующими и, в особенности, в женских обителях. Это было в 1885 году.

       Через два года о существовании записок узнал епископ Феофан, затворник Вышенской пустыни. И вот что он писал о них составителю записок: «Поминая об о. Александре, Вы сказали о некоей его рукописи. Вы послали ее на Валаам для прочтения. Когда воротится, потрудитесь прислать ко мне. Желательно прочитать ее». Доставленные записки преосвященный возвратил через несколько месяцев, причем дал о них следующий отзыв: «Прочитал записки о старце Александре. Благодарю за удовольствие и назидание, доставленное чтением их. Я нахожу, что их следовало бы напечатать. Только попросить кого-либо исправить язык по местам... Но вообще все составлено довольно складно. Старец был в настоящем молитвенном строе. То, что говорится в записях о том, как он молился, одних укрепит, других вразумит, и всех воодушевит к молитвенному труду. Поэтому держать их под спудом не совсем безгрешно. Может быть, я ошибаюсь, судя так. Дали бы еще кому прочитать... Я только счел долгом заявить свою о сем мысль... Может быть, со стороны о. Александра встретится какая помеха, которой я не вижу».

       О благовременности напечатания записок об о. Александре свидетельствует еще то, что жизнь и подвиги его принесли заметные плоды. «Если пшеничное зерно, падши на землю, не умрет, то одно пребудет; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12; 24). По-видимому, умерев для земной жизни и мира, не только через духовную борьбу со страстями, но еще и через видимое удаление в затвор, о. Александр явился насадителем в одной из обителей преподобного Сергия так называемого старчества, самого удобного и спасительного пути для ревнующих о спасении, который сам он проходил в Оптиной пустыни. Но этот путь требует от проходящих его особенной внимательности: они должны постоянно иметь пред собой образ наставника, заботясь о том, чтобы не потерять вскоре собранного из его наставлений сокровища. Поэтому-то весьма полезно во исполнение заповеди апостольской (Евр. 13; 7) вспомнить об уважаемом старце, бывшем наставником не только многих из братии Гефсиманского скита, но и монашествующих других обителей и многих мирян.

       Такого напоминания и желали бы мы достигнуть в меру наших сил посредством этого труда. Может быть, некоторым читателям была бы желательна бо'льшая полнота сведений о событиях внешней жизни старца или некоторых его наставлений. Но по самому характеру его подвига — затворничества, достоверные и правильные сведения об о. Александре могли сообщить главным образом лица, особенно близкие к нему. Впрочем, и настоящие сообщения дают все-таки довольно полное представление о жизни и подвижничестве старца.
 

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ
ИЕРОСХИМОНАХА АЛЕКСАНДРА

 

О внешних обстоятельствах жизни старца

ОТЕЦ иеросхимонах Александр родился в 1810 году и при крещении был наречен Александром. Родители его, Димитрий и Татьяна Стрыгины, жители города Козельска Калужской губернии, из рода казаков, были люди благочестивые, любили посещать храм Божий и совершать дела благотворительности.

       Близкие о. Александра и знавшие его в отрочестве 5 рассказывали, что он был отроком весьма резвого характера: бывало, бегает по крышам,— того гляди, сломает себе голову; кто, бывало, делает проказы по городу? — мальчик Александр. Но этому резвому отроку Господь судил впоследствии быть уединенным затворником 6. Очень может быть, что благочестивое настроение отца и близость местожительства его к Оптиной пустыни, славившейся многими своими подвижниками, оказали благотворное действие на духовное развитие отрока Александра. Известен, по крайней мере, следующий случай.

       Когда отроку Александру исполнилось двенадцать лет, родитель его Димитрий в одно время отправился на богомолье в Оптину пустынь, которая находится в трех верстах от Козельска. Там пришлось ему увидеть чин пострижения в монашество. Этот трогательный обряд сильно повлиял на него и, умиленный им до глубины души, Димитрий подумал: «Что, если бы Господь сподобил хотя бы одного из моих сыновей 7 послужить Богу в монашестве, и как бы я был рад, видя хотя бы одного сына своего монахом» 8. Прийдя из монастыря домой, он стал рассказывать домашним, что видел чин пострижения и слышал, как настоятель давал новопостриженному четки, говоря при этом: «Приими, брате, сей меч духовный и беспрестанно говори: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного» 9. Услышав рассказ отца, отрок Александр начал часто повторять молитву Иисусову и находил в том большое утешение.

       О. Александр нередко впоследствии рассказывал об этом времени, прибавляя обыкновенно: «Такое в то время радостное я ощущал чувство!» Когда, бывало, юноша Александр пахал, то случалось, что от духовной радости он забывал всю тяжесть земледельческого труда. Так было до шестнадцатилетнего возраста, и едва ли будет ошибочным сказать, что в это именно время полагалось в душе отрока Александра прочное основание для подвига всей последующей жизни.

       Но то было благодатное утешение от молитвенного подвига, которое в начале подвижничества Господь ниспосылает всем без труда, чтобы дать почувствовать сладость подвига и привлечь к нему своего избранника. Данное без труда легко и теряется, как после говаривал и сам о. Александр: «Каждому необходимо самому потрудиться для приобретения сокровища, и тогда мы будем ценить его». Время юности, а также следующие годы и были для Александра временем подобного испытания, пока, наконец, он не поступил в Оптину пустынь.

       К обычным искушениям и соблазнам юношеского возраста присоединилось еще и то, что Александру, по домашним обстоятельствам, пришлось поступить сидельцем в питейное заведение 10. Резвость и шалости детства сменились теперь рассеянной и разгульной жизнью. Недаром знакомые из Козельска, видя Александра в церкви и узнав, что он поступил в монастырь (Александр до времени ходил в мирской одежде), смеялись и говорили между собой: «Ну, монах будет!» Они, зная его разгульную жизнь, не думали, что Александр может ужиться в монастыре. Однако терние житейских соблазнов и обольщений не могло совершенно заглушить ростков тех добрых семян, которые еще в детстве были заложены в душу отрока Александра. Вспоминая об этом времени, о. Александр так рассказывал о нем.

       «Тогда пустился я во вся злая. Был сидельцем, потом поверенным; женился, сын родился, с женою жил четыре года, потом овдовел, после этого уже вдовцом жил в миру еще два года. В эту пору, хотя и был обольщаем суетными прелестями мира сего, но все-таки часто вспоминал и воздыхал о Божией благодати от совершения молитвы Иисусовой, к которой привык в отроческом возрасте. В последнее время стала мне часто приходить мысль и о приближающейся загробной жизни и о грехах, тяготевших на мне. Вот это-то душевное сознание заставило меня искать, пока еще время позволяло, спасительного убежища в каком-либо монастыре для всегдашнего покаяния и омовения слезами перед Господом всех мною содеянных прегрешений. Не замедлил Господь даровать мне место покаяния. Бывши в Оптиной пустыни, я, по совету тамошнего старца о. Леонида, решился непременно поступить в оную обитель».
 

       В 1838 году, на первой неделе Великого поста, Александр, двадцати семи лет от роду, был уже принят в обитель в число братии, и стал жить в монастыре на послушании под руководством мудрого и опытного старца иеросхимонаха отца Леонида. Игуменом Оптиной пустыни тогда был о. Моисей, который и принял Александра в число братии. На первый раз ему назначили послушание быть в поварне помощником повара, а потом и поваром; всего он пробыл на кухне три года. Из кухни его перевели в трапезную, и затем дали пономарское послушание.

       Решение поступить в монастырь у Александра не явилось как бы внезапно: оно созревало постепенно и укреплялось различными житейскими опытами. Особенно важными из них были следующие два. О первом так передавал старец.

       «Когда я жил еще в миру и был уже вдовцом, то по должности поверенного езжал по разным городам, селам и деревням. Один раз, приехавши в некое село, я остановился на постоялом дворе; подкрепившись пищей и помолившись Богу, я лег спать; вдруг слышу, что хозяйка постоялого двора начала меня соблазнять. Мужа ее в это время не было дома. Но помощь Божия сохранила меня от этого искушения. Она повторила свое требование, и опять меня Господь сохранил от соблазна.

       На утро мы с извозчиком отправились в дорогу; это было зимой, и стояли большие холода. Только что мы выехали из села, как пошел маленький снежок, потом все сильнее и, наконец, он обратился в сильную вьюгу. Дорогу занесло, и мы сбились с пути и не знали, куда ехать. Одежда на мне была плохая, один барашковый тулуп, да и тот потертый. Тогда-то, видя, что смерть моя неминуема, и что, если Господь не сохранит, то я должен замерзнуть,— каких тогда только не принес я Господу молитв и обещаний! 11.

       И Господь услышал меня и сохранил от напрасной и неминуемой смерти. После долгих и безуспешных стараний выбиться на дорогу, мы с кучером разошлись в разные стороны, надеясь отыскать ее. Вдруг вижу вдали две тени; сначала я немного оробел, думая, что это звери какие, но подошед поближе, я увидал, что это были два воза сена. Весьма обрадовался я сему и подозвал кучера. Он побежал с лошадью к сену, и мы тут обогрелись и переночевали, а утром отправились в путь. И думал я после, что потому только и избавил меня Господь от неминуемой гибели, что я в прошлую ночь, при Его всесильной помощи победил грех сладострастия».

       Старец уподоблял сей случай примеру из жития Николая-монаха (см. Пролог, 24 декабря).

       О другом случае старец рассказывал следующее. «Я взял уже благословение у своих родителей на поступление в монастырь. Это, как помню, было на Сырной неделе. Для развлечения пошел я прогуляться по улицам своего города Козельска; довелось мне случайно увидеть кулачный бой; будучи до него большой охотник, при хорошей своей силе, я не утерпел и присоединился к дерущимся. По окончании драки, хотя и был немного помят, но вздумал с товарищами отправиться в трактир, откуда возвратился домой уже порядочно угостившись.

       На другой день, т. е. в Чистый Понедельник, утром матушка моя начала меня будить, говоря, что уже время отправляться в монастырь. Я встал, надел тулуп и пошел, а голова болит и бока тоже. И тут-то я в сокрушении сердечном дорогой до обители вспоминал молитву Иисусову, которой занимался, когда еще был отроком; с этого времени опять, при помощи Божией, начал усердно продолжать ее». Старец, вероятно, потому впоследствии нередко вспоминал об этом, что все подобные случаи научали его познавать свои немощи, или «увидеть себя», и, побуждая к покаянию, привели к оставлению суеты мирской жизни.

       В монастыре Александр нашел полное успокоение своему духу. «Когда я был,— говорил он после,— на кухне в Оптиной пустыни на послушании, то весьма утешался духом от молитвы Иисусовой: сидишь, бывало, на пороге кухни или кельи своей и беспрестанно творишь молитву, и от утешения и радости под собою земли не чувствуешь».

       Было весьма важно то, что Александру в начале его пребывания в монастыре пришлось несколько времени жить под руководством мудрого наставника о. иеросхимонаха Леонида. Так, опытный старец удержал его, между прочим, от намерения юродствовать. Когда о. Александр был послушником Оптиной пустыни, у него было сильное желание юродствовать, и даже снилось во сне, будто бы он ходит с палкой по улицам. И вот раз приходит он к старцу о. Леониду и просит у него благословения на этот подвиг. Старец же отвечает: «О, чадо, не твой это путь, и весьма мал этот полк» (т. е. юродствующих). «Действительно,— прибавлял о. Александр от себя, рассказывая об этом,— юродствующие сначала бывают по Бозе, но весьма редкие на сем пути устаивают».

       Но недолго пришлось Александру жить под руководством наставника. 11 октября 1841 года последовала кончина его руководителя в монашеской жизни о. Леонида, достигшего уже преклонных лет (ему было семьдесят два года). О. Александр весьма скорбел, что лишился доброго и мудрого своего наставника. Эта потеря была для него невосполнима. И впоследствии он нередко говорил своим ученикам, что ему было некому открывать свои помыслы, хотя и чувствовалась в этом потребность.

       Прожив в Оптиной пустыни по смерти о. Леонида еще несколько лет, а всего, начиная с поступления, пять с половиной лет, о. Александр, по предложению о. Антония, игумена Николо-Черноостровского монастыря 12, перешел в его монастырь в г. Малоярославце Калужской губернии. Здесь о. Александр прожил также пять с половиной лет и в это время принял постриг: сначала был рясофорным, а затем и мантийным монахом, при пострижении был наречен Агапитом.

       Внутренняя жизнь его все еще была по-прежнему тихой и невозмущаемой. «Когда я жил в Никольском монастыре в г. Малоярославце,— вспоминал о. Александр,— был там пономарем и трапезным, бывало иногда со мною так: сядешь с вечера на стульчик с молитвой и просидишь так до утра. Будильщик придет будить, я вскочу с радостью, возьму ключи и пойду в церковь; и в таких случаях наступающий день проходил всегда для меня радостно и весело. Заметив, что от сидения на стуле отекали ноги, я садился на пол. Когда я там жил, то средств у меня было очень мало. Доходов не было никаких, чаю получал всего одну осьмушку и полфунта сахару в месяц. Но, несмотря на это, я был покоен и за все благодарил Господа Бога».

       Но этот тихий поток внутренней, самой в себе сосредоточенной жизни снова был прерван и возмущен потоком жизни более шумной и рассеянной. В 1849 году о. Агапит, по совету своего товарища и побуждаемый нерасположением к нему братии, подал прошение о переходе в г. Харьков, в архиерейский дом, куда и был принят. Там же он был рукоположен во иеродиакона, а через год — в иеромонаха, и при этом был назначен на должность эконома при архиерейском доме. Прожил он там немногим более двух лет. На этом новом месте, при полной свободе располагать собой и действовать по своей воле, при больших доходах и других соблазнах, о. Агапит незаметно начал было свыкаться с жизнью, которая была не чужда мирской суетности.

       «И вот однажды,— рассказывал об этом впоследствии о. Александр,— я подумал: прежде, когда я был послушником, у меня было одно только желание — спасти душу; а теперь что я делаю? — Леность мною начала обладать. И этого я убоялся; думаю: в жизни погибну от нерадения о своем спасении. Вскоре после этого я подал прошение об отпуске на богомолье и, получивши разрешение, отправился. Слышал я тогда, что близ Троице-Сергиевой Лавры вновь устроился скит Гефсимания, весьма удобный для безмолвия. Отправившись туда, я по дороге заехал на свою родину, взял с собой своего родителя Димитрия и с ним поступил в число братства Гефсиманского скита».
 

       Это было в 1851 году. Поступив в скит по благословению высокопреосвященного митрополита Филарета, о. Агапит начал на свой счет строить там себе келью на пчельнике, по примеру Георгия, затворника Задонского, для того, чтобы проводить жизнь свою в безмолвии. Впрочем, и по вступлении в безмолвие о. Агапит наравне с прочей братией продолжал чреду священнослужения, так как ему пока не было разрешено вступить в совершенное безмолвие.

       «Об о. Агапите,— писал преосвященный Филарет о. наместнику Антонию,— надобно вам и строителю знать, соответствует ли его расположение и проводимая жизнь доныне благонадежному вступлению в избираемый подвиг безмолвия. Если сие усмотрено, то Бог благословит начинание, с ограничением, вами предлагаемым. Если же находите, что еще требуется усмотрение, то возьмите на сие некоторое время; а ему послушание в сем вменится в начало подвига безмолвия» (Письма к о. наместнику Антонию, ч. 3, № 838, от 14 декабря 1851 года).

       Действительно, вступление в безмолвие не прошло без искушений. «Когда я жил в скиту,— говорил о себе старец,— то у меня были такие скорби, что не знаю, как бы я мог ужиться здесь, если бы со мной родитель не жил: мне думалось, куда я пойду с дряхлым и больным старцем? Поэтому только и остался в скиту 13. Теперь я благодарю Господа Бога, что этим я удержал себя здесь. Теперь все умирилось, все прошло, и я с любовью рад обнять тех моих душевных благодетелей (т. е. через кого были скорби) 14 и душевно готов благодарить их за их душе моей полезное благодеяние».

       Тем не менее, собственным желанием о. Агапита было удалиться в совершенное безмолвие. Но последнее все еще не находил благовременным преосвященный Филарет. «Для о. Агапита,— писал он о. наместнику Антонию,— по моему мнению, хорошо настоящее его положение, в котором он и безмолвием питаться может, и, как член братства, в общее служение свою долю вносить, и тем очевиднее приобретает право на общую о себе молитву. Я просил бы его побыть еще в настоящем положении. Есть служение Богу и в том, чтобы не сильно настоять на исполнении своего, впрочем, доброго, желания и благодушно внять тому, что предлагается с добрым намерением и любовью» (Письмо № 963 от 28 декабря 1853 года).

       В 1858 году некоторые из старцев скита перешли для большего безмолвия в глубь леса, и поселились в пяти верстах от скита, близ местности, называемой «Торбеевкой», а среди них и о. Агапит, как любитель уединения. Там старцы устроили себе часовню и кельи. Через несколько времени нашелся благодетель, некто Королев, московский купец. Он выстроил им церковь во имя Св. Духа Параклита, с приделом во имя св. Иоанна Крестителя Господня.

       На день Введения во храм Пресвятой Богородицы в Гефсиманском скиту, в Успенской церкви, о. Агапит принял пострижение в великий ангельский образ — схиму, и был снова наречен Александром. Постригал его и принимал от Евангелия наместник Троицкой Лавры архимандрит Антоний.

       Через несколько времени о. Александр стал просить о. наместника о том, чтобы он благословил выстроить келью для его келейника. О. наместник ничего ему на этот раз не ответил. Когда же о. Александр повторил свою просьбу, то о. Антоний сказал: «О. Александр, прошу тебя, пожалуйста, перейди опять в скит, потому что в скиту осталась более молодежь, надо там поддерживать дух монашества». О. Александр, повинуясь своему духовному отцу, в 1861 году перешел обратно в скит.

       В пустыни Параклита он прожил всего три года. Многие из братии скита ходили к нему за советами или для того, чтобы найти утешение в своих скорбях, и те, которые имели к нему расположение, получали от его беседы облегчение и утешение, ибо старец был наставник мудрый 15. Но этим самым его обет безмолвия нарушился, а потому, желая со своей стороны исполнить сей обет, движимый Божиим призванием, он начал просить о. наместника Антония, чтобы тот благословил его удалиться в пещеры при Гефсиманском ските в затвор.

       О. Антоний доложил о сем преосвященному митрополиту Филарету, который, благословив о. Александра испытывать себя, повелел ему три месяца никуда не выходить из кельи своей, с тем, чтобы по окончании этого срока доложить Его Преосвященству, как о. Александр будет себя чувствовать. С послушанием и любовью исполнил о. Александр повеленное ему, и только тогда преосвященный Филарет благословил его на полное затворничество, которое он и начал в 1862 году 23 ноября.
 

       Очевидно, преосвященный Филарет и о. наместник Антоний видели в желании о. Агапита поступить в затвор Божие призвание. Иначе они никогда не благословили бы его на затвор. О. наместник, как известно, был старец мудрый, и сам преосвященный Филарет нередко обращался к нему за советами или спрашивал его мнение. Кроме того, о. наместник постригал о. Агапита в схиму и потому хорошо знал его: о. Агапит был любимым его духовным сыном. И сам о. Агапит, перед тем как решиться на затвор, немало испытывал себя и обдумывал свое решение. Об этом свидетельствуют следующие его рассказы своим ученикам.

       «Когда я был в Оптиной пустыни, то там жил один иеромонах с острова Валаама, по имени Варлаам. Он нам рассказал следующее. Жил при нем на Валааме в пустыни один схимонах, а ученик его, рясофорный монах, жил в монастыре и носил ему оттуда пищу. И вот постигло этого ученика какое-то искушение, и настоятель снял с него рясофор. Очень оскорбился старец схимонах, узнав, что ученика его так обесчестили, и сам пошел в монастырь защищать его. При этом он не надел приличного своему сану одеяния и пошел только в одном подряснике. Братия в это время собиралась идти в трапезу обедать. Заметив старца, они говорили ему: «Что же вы не в клобуке, сейчас ведь придет о. игумен?» Старец же в ответ на это стал выражать свое негодование. Доложили о. игумену. Игумен, пришедши, подозвал старца и спросил, что ему нужно, и почему он пришел без клобука. Старец в ответ продолжал выражать свое негодование по поводу того, что его ученика так оскорбили. Игумен, видя такое неуважение к власти, сейчас же велел эконому монастырскому отправить старца для смирения на кирпичный завод делать кирпичи, что и было исполнено. После сего случая оный старец пришел в такое смирение и послушание, что, бывало, как только увидит издали еще о. игумена, бежит к нему навстречу и благодарит его за благодеяние, которое тот оказал его душе, потому что он, живя в безмолвии, не знал, какой мечтательности о себе и гордости предавался.

       Тот же Варлаам передавал нам и такой случай. Один брат жил там же в нескольких верстах от монастыря в пустынной келье. Однажды, окончив свое вечернее правило и совсем раздевшись, он лег в постель и видит: входит к нему множество бесов, и начали его душить, и так сильно душили, что он едва переводил дух. Вдруг являются двое светоносных юношей и грозно кричат на бесов: «Ах вы, ненавистники рода христианского, как вы смеете душить сего раба Божия? Оставьте его». Потом подходят к нему, освобождают его от бесов и говорят: «Пойдем отсюда в монастырь ваш, а то здесь они тебя совсем задушат». Инок оный был так благодарен сим мнимым Ангелам, своим избавителям, что, не рассуждая, последовал за ними, как был, т. е. в одной рубашке и босой. А в это время стояла зима, и был сильный мороз. Глубокой ночью три версты шел он до монастыря и весь перемерз. Мнимые избавители подвели его к монастырским воротам, а сами исчезли. Тут-то только увидел он, что был поруган: он страшно озяб, изнемог, чуть не замерз. Начал стучаться в монастырские ворота; покуда разбудили сторожа и достали ключи, наш инок остался чуть жив. Только два дня прожил он после этого случая и умер».

       «Вот как опасно надо беречь себя от искушений врага, который всегда ищет нашей погибели» — прибавил от себя о. Александр.

       Третий рассказ относится к тому времени, когда о. Агапит поселился уже в пещерах; тогда был у него один афонский иеросхимонах, который сообщил о. Агапиту о таком случае, бывшем на Афоне.

       «В некоем малом афонском монастыре один новоначальный инок, вопреки совету старца, удалился в затвор и начал жить в уединении. И вот что с ним случилось: в одно время слышит он стук в дверь, спрашивает,— ему никто не отвечает. И так это случалось не один раз. Наконец стук этот ему надоел. Однажды от этого стука он так разгневался, что схватил топор, растворил дверь и погнался за бежавшим, по-видимому, человеком. Гонялся он за ним по скалам и кустам, весь исцарапался о кусты и, наконец, упал со скалы в пропасть, а тот, за коим он гнался, сделался невидим. И как только рассказал этот бедный брат о своем несчастье некоторым, он умер. И таких примеров на Афоне много» — заключил афонец.

       В пещерах в затворе о. Александр прожил три года, с 23 ноября 1862 года до 9 марта 1865 года. Пещеры оставил он не по своей воле, но был вызван из затвора властью, так как, живя в сыром пещерном воздухе, он сильно захворал: у него открылась сильная грыжа, а затем ослабли зубы в деснах, сверх всего этого, еще опухли ноги. «Зубы — хотя все бери и тащи из десен без всякой боли» — говорил потом сам о. Александр.

       Хотя старцу не хотелось выходить из затвора, но он был покорен воле преосвященного Филарета и о. наместника Антония и по совету их перешел опять в скит, в свою прежнюю келью. Впоследствии о. Александру хотели вручить начальство над киновией (близ Гефсиманского скита), но он уклонился от этого поручения. Преосвященный Филарет так писал по этому поводу наместнику Лавры о. Антонию.

       «Жаль мне, что дается о. Александру занятие, которым уменьшится его безмолвие. Мирно ли принимает он сие поручение? Мир Господень с ним и в безмолвии, и в деле послушания и братолюбия» (Письмо № 1675 от 25 октября 1867 г.).

       «О. Александра лучше было бы спросить о начальстве над киновией предварительно, чтобы не писать определения о сем напрасно. Его отказ и после определения принять можно: но лучше бы не показывать примера, что можно отказываться от послушания определению собора» (Письмо № 1678 от 2 ноября 1867 г.).

       Так как в скиту опять начали к о. Александру приходить очень многие из братии за советом и этим нарушали его безмолвие, то он стал просить у о. наместника благословения на затвор. О. наместник Антоний на этот раз благословил ему затвориться при церкви Воскресения Христова, что на кладбище в скиту. Когда о. Александр уже отделал келью для затвора, он в последний раз поехал на свою родину. Между прочим, он был у преосвященного Калужского 16. Тот, заметив простоту о. Александра, предлагал ему настоятельство в одном монастыре, говоря, что любит простых. Но о. Александр ответил на это преосвященному: «Я приготовил уже себе гроб» (келью для затвора).

       В 1871 году, 1 августа о. Александр, отслужив раннюю обедню в Успенском храме, перешел в эту келью и затворился, и прожил в ней до самой своей блаженной кончины, последовавшей в 1878 году, февраля девятого дня. О своем последнем затворничестве сам старец так иногда рассказывал своим духовным детям.

       «Когда я поступил в эту келью, то испытывал необыкновенное томление духа, сильно был борим помыслами, думая: неужели такая мука будет в будущей жизни? К тому же в келье моей было моли так много, как комаров в летнее время, но потом чрез несколько времени все это прошло, мысли успокоились, и моль пропала».

       За семь месяцев до кончины о. Александра Бог послал ему испытание, дабы мог он искуситься, яко злато в горниле. По кончине о. Антония враги о. Александра предложили новому о. наместнику, архимандриту Леониду, испытать затворника. О. Леонид, еще не знавший близко о. Александра, приказал через игумена о. Анатолия сказать старцу, чтобы он выходил из своего затвора каждую субботу вместе с братией в церковь причащаться Св. Таин и в трапезу, и только пять дней в неделю дозволил ему безмолвствовать. Это было 9 июля 1877 года. О. Александр принял все это с покорностью и любовью и начал, как было сказано ему, ходить в храм и исправлять указанное. О. Леонид, сам ученик оптинских старцев Леонида и Макария, оценил послушание о. Александра: «Вот это хорошо,— говорил он,— это показывает, что о. Александр — монах, достойный своего имени». О том, что он испытывал, получив новое распоряжение, о. Александр рассказывал так.

       «Когда я вышел в первый раз в церковь ко всенощной (это было на 10 июля 17, на память св. Антония Печерского, всенощное бдение было в пещерах), то был весьма утешен духом, и даже не припомню в жизни моей, чтобы такое утешение со мной когда-нибудь случалось; слыша пение и чтение, я весьма услаждался духом; но, конечно, во мне произошел при этом как бы перелом, ибо лишиться вдруг мною любимого безмолвия было нелегко». После чтения Евангелия и канона о. Александр вошел в алтарь, дабы принять благословение от нового о. наместника. Тот, увидев о. Александра, поздоровался с ним, обнял его и благодарил за его послушание и обещал споспешествовать его спасению.

       Таким образом, во исполнение повеления о. наместника, затворник до самой своей кончины каждую субботу приобщался Св. Христовых Таин; в двунадесятые же праздники о. Александр с о. наместником и о. игуменом служили соборне и, как было заметно, старец весьма утешался этим. «Если бы,— говаривал он близкому своему духовному сыну,— Господь сподобил меня пожить так лет пять, хорошо бы это было; чувствую для души моей пользу».
 

       В конце декабря 1877 года о. Александр почувствовал себя не совсем здоровым: он простудился. Но он не лечился, как поступал и вообще всегда, так как имел большое упование на Господа и от Него чаял себе телесного и душевного здравия. Во время болезни к нему пришел один его духовный сын и спросил: «Как Вы, батюшка, себя теперь чувствуете?» Старец отвечал ему, что духом он покоен, хотя и чувствует в теле расслабление. Вскоре болезнь эта прошла. О. Александр стал здоров; только, как и прежде, около года, он чувствовал, что нет уже в нем прежней телесной крепости.

       День 28 января (1878 г.) был суббота, и о. Александр, по обычаю своему, был у ранней обедни и принял Св. Тайны. После Литургии келейник принес ему небольшой кусочек соленой рыбы; поев и напившись чаю, старец почувствовал сильную жажду, так как по причине сухоядения желудок у него был постоянно тощий. Не дождавшись на этот раз келейника, который всегда приходил к нему около одиннадцати часов утра, чтобы принести обед, о. Александр сам пошел в трапезу за квасом; между тем квас только незадолго перед тем был принесен прямо из погреба и был очень холоден. Старец почерпнул в кружку холодного кваса и от сильной жажды выпил ее всю почти в один прием. В то же время он почувствовал боль в желудке, но, положившись, по обыкновению, на волю Божию, он и на этот раз не стал лечиться чем бы то ни было. Вскоре оказалось, что в желудке у него сделалось сильное воспаление, но о. Александр при всем том по силе перемогал себя.

       2 февраля, в день Сретения Господня, старец опять ходил в церковь и на поздней Литургии приобщался Святых Таин, а после службы обедал с братией в трапезной. Третьего же числа он стал чувствовать себя хуже и едва уже ходил по келье, четвертого числа совсем слег в постель, пятого стал еще слабее. Третьего числа у о. Александра был его духовный сын, иеромонах Мелетий (скончавшийся в Троицкой Лавре 27 сентября 1882 г.), пил с ним чай, и слышал от старца сказанные в простоте сердечной слова: «Ах, о. Мелетий, много ко мне сегодня стучалось; но я сидел на постели, творя спокойно Иисусову молитву; как хорошо всегда иметь оную при себе; да еще кто почаще на себе крестное знамение полагает — очень хорошо; и чувствую я, что душа моя в отрадном чувстве находится...» И с таким смирением и упованием о. Александр рассказывал это, что, казалось, он как бы уже получил залог будущей вечной жизни при конце своей здешней, временной.

       Пятого числа было воскресенье. В этот день у затворника был духовник и говорил ему: «О. Александр, не желаешь ли еще приобщиться Святых Таин?» Старец отвечал духовнику: «Батюшка, слава Богу, меня Господь сподобил в четверг, второго числа, причаститься Святых Таин, и я думаю подождать еще до среды или четверга, а если и случится что особенное... Я чувствую себя, что духом я спокоен; прошу только о мне ваших святых молитв». Эти слова слышали три его духовных сына: иеросхимонах Иоанн, иеромонах Мелетий и келейник его, монах Герман, так как этот разговор был при них.

       Шестого числа, в понедельник, о. Александр стал чувствовать себя еще слабее. Его пришел навестить о. игумен. При о. игумене старец собрал свои последние силы и вышел в приемную комнату; идти один он уже не мог: с одной стороны его поддерживал келейник, а другой рукой старец опирался на костыль. О. игумен, соболезнуя ему, сказал: «О. Александр, как ты ослабел; давно ли я видел, как ты шел по монастырю молодцом!» О. Александр отвечал на это: «Батюшка, человек — яко трава». Игумен: «Много ли тебе лет?» О. Александр: «Шестьдесят осьмой год». Поговорили еще кое о чем, и о. игумен ушел.

       Вечером этого же дня к старцу пришли трое его духовных чад и, заметив, что он стал уже забываться, тотчас же дали знать о. игумену и по его благословению начали совершать над о. Александром таинство Елеосвящения. Седьмого числа утром ему стало как бы полегче, только с присутствующими он мало говорил, и к тому же язык у него начал ослабевать, но старец был в совершенной памяти, и было заметно, как усиленно он творил внутреннюю молитву.

       7 февраля навестить больного старца пришел из пустыни Параклита настоятель о. Никандр и говорил ему: «О. Александр, тебе еще рано умирать, надо еще пожить: ты человек еще не старый». О. Александр ответил ему: «Да будет воля Господня, как Господу Богу будет угодно, так и сотворит со мной...»

       Часа в три пополудни (это было во вторник) все вышли из кельи, и старец остался с одним только келейником. Он начал молиться, стоя возле своей постели, а келейник с левой стороны сбоку поддерживал его. При этом келейнику было заметно, как уста старца шептали молитву, и каким глубоким сердечным сокрушением весь он был проникнут.

       Потом старец склонился на левую сторону, оперевшись на келейника. Тот сказал ему: «Батюшка, благословите посадить Вас на постель, Вам так удобнее будет». О. Александр сел на постель и, как было заметно, в это самое время у него отнялась левая рука и левая нога. За сим он благословил своего келейника, лег на спину, закрыл глаза и тридцать шесть часов лежал в таком положении, и все это время крестился непрестанно. Только за несколько часов пред кончиной рука заметно ослабела, члены стали холодеть, о. Александр перестал креститься и мирно почил о Господе.

       Кончина старца последовала в 2 часа 20 минут пополуночи (в это время в церкви шла полунощница, на день св. мученика Никифора). Перед кончиной старца была трижды прочитана отходная. 10 февраля по нему была совершена заупокойная Литургия собором, также и отпевание.

       Погребено тело о. Александра на скитском кладбище, около церкви Воскресения Христова, и на могиле его духовными детьми положен мраморный памятник-плита с надписью на одной стороне: «Здесь погребено тело раба Божия, иеросхимонаха о. Александра, скончавшагося 9 февраля 1878 года, на 68 году от рождения, жившаго в монастыре 40 лет, из них в затворе 10 лет», и на другой стороне: «Постничеством работавшаго Тебе, Христе, и православием на земле, прослави, Спасе, на небесех!»
 

Отличительные черты внутренней жизни старца
и его подвижничества вообще

       Старец о. Александр всегда был в покаянном настроении духа. Внимание его постоянно было направлено к тому, чтобы «зреть свои прегрешения». Он говорил ученикам своим, что «увидеть себя» всего важнее для человека. Потому-то, вероятно, о. Александр выписал из отеческих творений различные места, глубоко проникнутые покаянным чувством, главным образом, из книг великого учителя покаяния, преп. Ефрема Сирина. Эти выписки были найдены в келье о. Александра после его смерти.

       По причине постоянного созерцания своих немощей старец всегда плакал и сокрушался о грехах. Находился ли он в келье, или вне ее, всегда на ланитах его были слезы, и часто он рукой отирал их с лица. Внимая самому себе, старец не был красноречив в беседе, мало говорил и подавал поучительный пример молчания и беспопечительности.

       Он часто говаривал, что плохое молчание лучше хорошего разговора. А в особенности не любил он злословия, именно когда кто кого порицает и осуждает. Сам же о. Александр очень тщательно хранился от осуждения ближних. Когда кто-нибудь из его чад увлечется при нем осуждением, то он сейчас же старается заговорить про другое или скажет: «Перестанем-ка мы пересыпать из пустого в порожнее», или замолчит и тем прекратит беседу. Он на деле исполнял то, о чем просил Господа словами молитвы преп. Ефрема Сирина: «Ей, Господи, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего».

       Ум старца постоянно был занят молитвой и обращен к Богу и горнему отечеству. Еще за двадцать два года до своей кончины он сделал себе гроб, который стоял у него в самой келье. Часто, взглянув на гроб, затворник плакал, помышляя о смерти. Впрочем, скорбь старца о грехах никогда не производила в душе его уныния. Напротив, он был исполнен духовной радости, и потому-то для других лицо его всегда сияло радостью; всегда он был ко всем приветлив и ласков, и сострадателен, был утешителем в скорбях.

       Радость эта проистекала от занятия молитвой Иисусовой, которую старец совершал непрестанно. У него был в келье низенький стул, и о. Александр просиживал на нем по целым дням и ночам с молитвой Иисусовой на устах. Он так привык к молитве Иисусовой, что почти и дышал ею; даже во сне уста его шептали святые слова, только разве когда ум его ослабевал, он дозволял себе какое-нибудь малое рукоделие (например, перебирать или пилить дрова, находившиеся в коридоре), и то ненадолго; а как только ум его собирался, старец опять начинал творить молитву Иисусову.

       О. Александра однажды спросил его духовный сын: «Батюшка, когда Вы обучались молитве Иисусовой, выбирали ли Вы себе удобное место, например, стул или что-нибудь другое?» «Да,— сказал старец,— тогда выбирал, а теперь везде мне хорошо, где ни сяду, везде получаю спокойствие моему духу; времени не вижу, оно течет так скоро, как будто бы летит, а прежде, когда только еще обучался молитве, мне казалось, что время идет весьма долго» 18.

       Еще рассказывал келейник старца: «Бывало, пойдешь ко всенощной и зайдешь к старцу,— он сядет при мне на стул. Уйдешь ко всенощной, а после службы опять зайдешь к старцу, а старец все сидит на том же месте с молитвой. Услышав шум, он поднимет голову и, увидев меня, как бы удивится и спросит: «Неужели всенощная отошла? Мне думалось, что я только что сел, а времени прошло уже четыре часа».

       Когда старцу приходилось быть в каком-нибудь собрании или служении, и что-нибудь случалось там, и все обращали внимание на это, он бывал настолько сосредоточен в себе и углублен в молитву, что ничего происходящего вокруг не замечал. Кто-нибудь после придет к нему и станет спрашивать: «Вы, батюшка, вероятно, заметили то или другое? Ведь это при Вас было?» А он скажет, что ничего не заметил.

       Однажды к о. Александру пришел мирской человек и начал говорить различные мерзости и про себя, и про других. В то время у старца был его келейник. Он не вытерпел того, что пришлось ему слышать от рассказчика и, не желая долее слушать, вышел. После келейник, прийдя к старцу, спросил его: «Батюшка, простите, я соблазнился, услышав слова, которые говорил Вам тот мирянин. Я думал, и Вам слушать это мерзостно?» О. Александр отвечал: «Я не слыхал ни слова,— в это время ум старца был занят молитвой,— и ты хорошо сделал, что ушел. Не нужно бы совсем слушать с самого начала: немощные духом бегают от этого».

       И подобных сему случаев было много. А иногда бывало так: старца о чем-либо спросят, а он не отвечает, потому что ум его занят молитвой, и услышит только тогда, когда повторят еще раз. При этом невольно вспоминается один святой, к которому в то время, как он был занят молитвой, пришел кто-то купить корзины. Святой до трех раз забывал ему отвечать и потом уже начал себе говорить: «Корзины, корзины» — чтобы не забыть снова.

       Может быть, это услаждение от молитвы Иисусовой разумел старец, когда впоследствии рассказывал своим ученикам: «Знал я одного брата,— под братом старец иногда подразумевал самого себя,— который, когда ему случалось вкушать мед, не чувствовал сладости его... Еще знал я брата, который, когда шел вместе с братией в трапезу, то плакал, что теряет утешение духовное через маммону, т. е. пищу».

       Конечно, старец достиг такого навыка к молитве Иисусовой не без труда. «Знал я,— говорил он, опять подразумевая самого себя,— одного брата, который, когда нудил себя к молитве Иисусовой, то ему было так трудно, что он скорее был согласен камни ворочать, лишь бы не творить молитвы. Он сильно был смущаем мыслью, что, творя эту молитву, он погубит свой ум. Но, несмотря на это, брат возложил твердое упование на Бога и продолжал творить ее: «Помереть, да с Богом» — говорил он себе. Скоро явилась брату тому помощь Божия, и как бы чешуя свалилась с глаз его. Тогда-то познал он другую жизнь, а вместе с нею — и самого себя. И сказал он тогда: «Благ и Милостив Господь Бог наш, сотворивый со мною милость сию».

       Поучительно было смотреть, как о. Александр принуждал себя к молитве во время своей тяжкой болезни. От сильного внутреннего воспаления о. Александр только все ворочался на одре своем, беспрестанно крестился, и сам благословлял свой одр, и ни разу не испустил ни стона, ни вздоха, ни слова ропота, но, подобно твердому адаманту, молча и мужественно переносил ниспосланную ему от Господа Бога болезнь.
 

       Внимая постоянно себе и занимаясь молитвой Иисусовой, о. Александр в затворе мало читал книг. Духовные дети спрашивали его: «Батюшка, Вы прежде читали ли книги?» Старец отвечал: «Прежде читал их много, а теперь — мало, потому что нашел полезнее заняться молитвой Иисусовой, теперь читаю изредка, когда ум ослабевает». Однако он не отвергал пользы чтения хороших книг. Напротив, о. Александр говорил: «Человек стоит, а книги, как столбы, поддерживают его». Он советовал читать более жития Святых Отцов, книги Иоанна Лествичника и св. Аввы Дорофея, «Семь слов» Макария Египетского, и вообще те книги, которые учат побеждать страсти.

       Старец имел только следующие богослужебные и назидательные книги: Следованную Псалтирь, Евангелие, Апостол, Служебник чина Литургии, утрени и вечерни, Печерский патерик, творения свв. Исаака Сирина, Иоанна Лествичника, Аввы Дорофея, Аввы Исайи, «Семь слов» Макария Египетского, «Плач инока» — сочинение епископа Игнатия Брянчанинова, письма Георгия затворника, жития святых в мелких книгах, творения Марка Подвижника, «Алфавит духовный» свят. Димитрия, Ростовского чудотворца, Требник, «Жизнеописание старца Серафима Саровского с присовокуплением правил о молитве Иисусовой»; более же не имел никаких, Октоиха и Минеи месячной у него не было, хотя он к церковной службе и не ходил. Молитва Иисусова заменяла ему все остальное.

       Старец говаривал часто: «В древнее время многие подвижники и вовсе грамоты не знали, а Господу Богу угодили и просияли, яко светила на земли. Таковы: Павел Препростый, преподобный Памва, Пимен Великий и другие святые угодники Божии».

       Однако, несмотря на то, что о. Александр мало читал книг, в последние годы своей жизни он признавался своим близким ученикам: «И я прежде нудил себя понимать смысл Священного Писания, но теперь, если стану читать псалмы или что другое, то умственному взору открываются великие премудрости Божии, сокрытые в Писании». Старец часто приводил места из жития свят. Нифонта, епископа Константина-града, память коего празднуется 23 декабря 19, а также из жития св. мученика Вонифатия, (память 19 декабря 20). Еще любил старец то место из жития святого Андрея, Христа ради юродивого, где повествуется, как св. Ангел предлагал три венца тому, кто будет бороться с эфиопом, и как св. Андрей боролся с эфиопом и запял ему ногу.

       Для занятия молитвой Иисусовой о. Александр считал необходимым уединение, по крайней мере, лично для себя. Он говаривал близким своим духовным детям: «Когда я стал в последнее время выходит в трапезу обедать с братией, то, пришедши после трапезы в келью, чувствовал, что не могу привесть ум мой в настоящее молитвенное состояние, и это продолжалось до двух дней; происходило это от рассеяния ума на разные предметы... Вот что значит рассеянность, как вредит она нам». Поэтому-то он и решил спасаться в затворе, чтобы молитва Иисусова не встречала себе помехи в рассеянии.

       Живя в затворе, о. Александр не выходил из него для присутствия при церковном богослужении даже в праздники двунадесятые и великих святых, хотя в эти дни о. Александр всегда приобщался Св. Таин, которые ему в келью приносил после Литургии иеромонах, в келье же он и исповедовался. Только в первый день св. Пасхи о. Александр приходил в церковь, где христосовался с братией, приобщался Св. Таин за ранней обедней, затем снова уединялся в своей келье до следующего года.

       К св. Причащению о. Александр приготовлялся всегда с великим благоговением, постом и молитвой. Пред служением он всю седмицу употреблял пищу по уставу сухоядения. В прочие же дни он, ни в чем не выделяя себя из братии, вкушал от обычной братской трапезы, по слову св. Иоанна Лествичника, во славу Божию все предлагаемое. Много лет он не пил чай, употреблял только горячую воду для того, чтобы размачивать сухари, и только за год до своей кончины, почувствовав телесную слабость, начал употреблять чай.

       К посту он прибегал и во время болезней; вместо того, чтобы обращаться к врачам и лекарствам, он, твердо веруя в Господа, усугублял подвиги, например, дня три не принимал пищи, удручая себя трудом и молитвенным бдением 21. В баню он никогда не ходил и только в келье иногда вымывал голову. Отличаясь нестяжательностью, он в Оптиной пустыни никогда не запирал своих дверей, так как в его келье не было ничего излишнего.
 

       В отношении к другим старец держал себя весьма просто. В речах и действиях его не было ничего поддельного и искусственного. Он не заботился о том, чтобы произвести на других хорошее впечатление своей внешностью или чтобы скрывать от других свои немощи и недостатки, высказывая всего себя, как есть, ничем себя не приукрашивая. И учеников своих он учил не показывать свое мудрование или знание, но считать себя ниже всех, не на словах только, но и на деле, быть смиренными в сердце. Когда некоторые из учеников старца говорили ему: «Батюшка, нынешнее время требует аккуратности» — т. е. прикрывать в присутствии других некоторые немощи или недостатки, то старец отвечал: «Макарию Египетскому то же говорили ученики, и он на это сказал им: «Я этой простоте учился девятнадцать лет, могу ли я согласиться оставить ее?»

       Старец, напротив, любил скрывать свои добродетели смиренномудрием и самоукорением. Некоторые из приходящих к нему спрашивали его: «Как, батюшка, Вы здесь живете?» — т. е. настолько утруждая себя подвигами. Он на это обыкновенно отвечал: «Что же мне не жить: кормят меня, как свинью, которая поест, попьет, ляжет в углу и хрюкает; так и я».

       Старец всегда удалялся такой известности, которая, не принося пользы, могла питать только суетное тщеславие. Однажды приехали в скит какие-то иностранцы, пришли к келейнику о. Александра и объявили ему, что желают видеть старца и говорить с ним. Келейник отвечал им, что о. Александр никого не принимает. Тогда они сказали, что умеют говорить на многих языках и очень желают видеть старца. Келейник пошел к о. Александру и передал все, что они ему говорили. Старец улыбнулся, перекрестился и сказал: «А мы с тобой и на одном-то языке не умеем говорить,— Бог с ними, скажи, что не принимает».

       Да и вообще известность многим тяготила его, и он, смиряя себя, часто говаривал со вздохом: «Горе тому, слава которого выше дел его». Или говаривал также: «Многие великие грешники, убийцы, разбойники и прочие грешники обратились ко Господу Богу, покаялись и спаслись; напротив, многие считавшиеся праведниками гибли, не имея духа смиренномудрия».

       Но эта же простота и смиренная непритязательность старца были причиной того, что только немногие понимали его. Многим, напротив, простота его, хотя они и видели в нем что-то особенное, послужила камнем преткновения, в подтверждение той истины, что «пророк в своем отечестве не имеет чести» (Ин. 4; 44). Однако свет духовной мудрости не мог укрыться от очей любивших и искавших этот свет: поэтому к о. Александру ходили весьма многие из братии как скита, так и Сергиевой Лавры, киновии Параклита и других обителей. Ходили даже и мирские люди.

       Духовные дети о. Александра приходили к нему во всякое время. «Когда старец жил еще в пустыни Св. Духа,— рассказывали они,— пойдешь, бывало, к нему из скита после вечерни и вечернего правила, часов в девять, придешь, сотворишь молитву. Старец ответит: «Аминь». Войдешь — старец иногда скажет в шутливом тоне: «Что вы, бродяги этакие, шатаетесь?» — или что-нибудь другое, сообразно с душевным настроением. Часто случалось, что старец сам поставит самовар и скажет: «Ну-ка, я вас отогрею чайком» — и что только есть в келье: ягоды ли какие или булки — все предложит (редко случалось, чтобы старец один вкушал чай)». И вот чада его духовные идут от него утешенные и успокоенные, торопятся в скит попасть к двум часам, к заутрене.

       Умел старец не только утешить, но и мудро смирить. Например, рассказывал об о. Александре его духовный сын, лаврский иеромонах Мелетий: «Когда я был еще послушником, пришел однажды к старцу в пустынь Св. Духа вечером и к тому же один, поговорил, о чем было нужно, затем отправляюсь обратно в скит. Старец и спрашивает меня: «Ты один пришел?» Я отвечаю: «Один». Старец дал мне палку, говоря: «Вот теперь не тщеславься, а иди с этой палкой и будешь не один».

       Вообще о. Александр очень часто воздействовал на своих духовных чад полуюродствуя или поступая в шутливом тоне. Особенно когда ученики были удручаемы скорбями или мрачными помыслами, он при входе их в келью к нему, бывало, крикнет на них или даже кого рукой слегка ударит и этим развеселит их и успокоит. Да скорби большие у них бывали только тогда, когда они редко приходили к старцу.

       Один ученик как-то пришел к старцу и рассказал ему о своей скорби, причиняемой тем, что он немалое время был сильно волнуем разными помыслами. Выслушав, старец слегка ударил его по голове рукой и сказал: «Успокойся». С этого времени мир и покой водворились в душе и мыслях этого ученика.

       Затем о. иеромонах Мелетий рассказывал: «Когда я пришел в скит и спрашивал у некоторых из братии, какого бы мне найти построже старца, чтобы он руководил мной в духовной жизни, то мне указали на одного строгого старца малоросса о. Софония, и я ему во всем покорился. Но потом по неразумию своему я не все стал открывать ему: утаивал от него свои подвиги и различные мысли. От этого начал приходить в смущение и расстройство. Еще немного, и мог бы совсем повредиться. Тогда я обратился к своему товарищу по послушанию о. Феодору (в 1897 г., 15 июня). Тот предложил мне обратиться к своему старцу о. Александру, который жил тогда в пустыни Св. Параклита. К нему оба мы и отправились. Старец принял нас очень ласково, утешил и разрешил все недоумения. С тех пор я всей душой расположился к о. Александру и питал к нему великую любовь, так что без его благословения ничего не делал». И таких примеров влияния старца на своих учеников можно было бы представить очень много.
 

       А иногда, несмотря на свою простоту, старец умел нравственно влиять не только на своих учеников, простых, малообразованных людей, но и на людей светских. В 1874 году зимой пришел в скит один офицер из донских казаков и сказал келейнику, что желает видеть о. Александра. Келейник на это ответил, что старец решительно никого не принимает. Тогда офицер сказал: «Скажите о. Александру, что если он меня не примет, то я непременно лишу себя жизни: или утоплюсь, или удавлюсь». Услышав такие слова, келейник ужаснулся, пошел и доложил старцу, передав все, что говорил ему офицер, слово в слово. На это о. Александр сказал: «Должно быть, очень нужно ему. Пусть войдет сюда».

       Когда келейник пригласил офицера к старцу, а сам пошел к себе в келью, то, проходя мимо того места, где стоял офицер, заметил на снегу следующие слова: «Святый Сергий, помоги мне». Это было написано три раза, очевидно, тростью, которая была в руках офицера. После, когда офицер ушел от о. Александра, келейник передал старцу о написанных на снегу словах. О. Александр сказал: «Он уже шесть лет борим был, но, благодарение Господу, пошел от нас спокоен». Чем именно был борим этот человек, старец не открыл.

       Всякому старец искренно сочувствовал, со скорбящими сам скорбел, с радующимися радовался. Он был для всех всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых (I Кор. 9; 22). К ученикам и всем знавшим его старец был всегда приветлив и никогда никого не порицал, но ко всем относился с любовью, и немощи других переносил с великим долготерпением и сострадательностью. То же самое и ученикам заповедал. Между учениками при нем водворялась любовь, мир и согласие. Они говорили: «О, если бы и в будущей жизни сподобил нас Господь жить так блаженно и любовно».

       Так, когда во время гонения на старца запрещено было к нему ходить, и некоторые ученики оставили его и перешли к другим старцам, а затем, не найдя духовного спокойствия, снова возвратились к о. Александру, то он принимал их с кротостью и любовью, не напомнив и не укорив ни единым словом за их непостоянство. Говаривал он только после по поводу этих переходов: «И св. апостолов оставляли их ученики, как то пишет ап. Павел: Димас оставил меня... и пошел в Солунь» (II Тим. 4; 10).

       Старец был весьма сострадателен не только к ученикам, но и ко всем приходившим к нему. Глядя на бедных, он плакал и делился с ними последним, что у него было. Бывало, некоторые говорили ему: «Зачем, батюшка, вы им даете?» А он скажет: «Где им взять? Теперь зима, надо за квартиру заплатить, поесть, одеться, а мы здесь живем в тепле». Однако людей мирских, как видно, например, из вышеприведенного случая с иностранцами, о. Александр принимал с разбором, бесед праздных, не служивших в назидание или на пользу души, удалялся.

       Но удивительно, что при всей кротости и смирении сердца о. Александра, как сказано, некоторые из братии питали к нему сильное нерасположение и различными клеветами возбуждали против него неудовольствие монастырских властей. Правда, по рассказам родных, в отрочестве и затем в совершенных летах он имел характер резкий и настойчивый (он и сам сознавался в этом) и трудно ему было переломить себя. Но при помощи Божией он вполне успел в этом и усвоил себе всю глубину смирения и кротости, так что к нему особенно приложимы слова св. Иоанна Лествичника: «Не те получают венцы победы, которые от природы смиренны и кротки, но те, которые трудом эти добродетели приобрели» (Степ. XXIV, ст. 24).

       Все клеветы и притеснения о. Александр переносил с необыкновенной кротостью и благодарением, называя враждебных к нему людей своими благодетелями. Всякое распоряжение начальства, внушенное нерасположением к нему, исполнял с полной готовностью, хотя бы то было очень тяжело ему. Так это было, например, когда о. игумен велел ему выходить из затвора.

       Однако, когда требовала необходимость, о. Александр отличался решительностью и пылкой ревностью по Боге. В начале шестидесятых годов на скитской ферме поселилась одна личность дворянского происхождения. Будучи исхудалой, как скелет, эта личность называла себя умершим человеком. И вот этот человек начал сеять в скитской братии плевелы — семена свободомыслия. Многие в скиту повредились, и даже из числа старших. О. Александр, услышав это и узнав от некоторых из братии о действиях этого человека, увидел, что это учение от духа лестча (I Ин. 4; 6). Тогда, вооружившись усердной к Богу молитвой, о. Александр взял однажды свою палку, пошел на ферму и прогнал означенную личность, чем спас от искушения многих из братии. В скиту многие потом благодарили старца, а некоторые, вследствие недостатка духовного рассуждения поверившие соблазнителю, вооружились против о. Александра насмешками, завистью и ненавистью. Но старец переносил все с великой кротостью и терпением.
 

СОВЕТЫ И НАСТАВЛЕНИЯ СТАРЦА
УЧЕНИКАМ

БУДУЧИ постоянно занят внутренней молитвой, о. Александр, однако, никому из обращавшихся к нему не отказывал в слове наставления. Спрашивавшим наставления в духовной жизни о. Александр внушал прежде всего, чтобы они внимали себе, всегда смиряли и укоряли себя и подвизались с терпением, пребывая в молитве и прочих добродетелях, так как сам он шел именно этим путем. «Держитесь,— говаривал он,— более за корень, т. е. за хранение ума и чистоту помыслов, а не надейтесь на одни сучья и листвие, т. е. на каноны и тропари, как и преп. Памва советовал. Знайте, что от хранения ума есть плод». Вместо тропарей и канонов, которые могли развлекать внимание, о. Александр советовал более заниматься молитвой Иисусовой 22.

       По самому свойству тех предметов, о которых о. Александр говорил, он нередко повторял одни и те же мысли и даже в одних и тех же словах, что особенно заметно в письмах. Но он говорил всегда применительно к душевному состоянию вопрошавших, в которое так глубоко проникал, что как бы говорил по прозрению 23. И оттого в каждом ответе заключается что-либо новое сравнительно с другими, а не простое повторение прежних заученных мыслей.

       Вот ответы старца на вопросы и недоумения его учеников, какие сохранила память последних.
 

1. О молитве и как ею заниматься

       Ученик. Батюшка, назначьте мне какое-нибудь келейное правило.

       Старец. По словеси Господню: «Бдите и молитесь, чтобы не впасть в искушение». (Мк. 14; 38). И Апостол говорит: «Непрестанно моли'тесь» (I Сол. 5; 17). Вот тебе правило.

       Ученик. Другие старцы налагают на учеников своих различные келейные правила, заставляют их полагать много поклонов, а Вы даете мне свободу и не устанавливаете никакого правила. И я очень скорблю об этом, потому что желаю спастись.

       Старец. Брате мой, и я желаю тебе спастись так же, как самому себе. Но зачем мне возлагать на тебя бремя, которое ты не в силах понести? Ты несешь теперь один пуд, возложи на тебя два пуда, ты бросишь оба. Разве ты не знаешь, что, когда объезжают молодую лошадь, то сначала на нее кладут немного тяжести, а когда она втянется в работу, тогда возлагают много? Знает хозяин лошади, что она привыкла к труду. Так и в духовной жизни поступают. Смущаться этим не надо. Скажу тебе главное: храни ум твой в смирении и самоукорении.

       Еще скажу тебе, брате мой, что пользы будет, если дать тебе правило, установить для тебя известное количество поклонов и облечь прочими формами? А ум у тебя будет занят только тем, как бы исполнить и когда исполнить удобнее, и ты будешь, как работник, ожидать награды от своего хозяина за работу и не будешь замечать, как ум твой будет кичиться этим и осуждать других. Не лучше ли всегда считать себя должником пред Господом Богом и воссылать сердечные ко Господу молитвы, чтобы Он умилосердился на нашу нищету 24. Я, брате мой, не желаю тебя иметь под законом, но под благодатью 25. Какая польза возложить на тебя тяжкое бремя, которое может навести на тебя смущение, а враг этим воспользуется, чтобы повредить тебе, потому что он всегда вкладывает в нас мысли будто бы добрые, и тем незаметно вовлекает нас во зло: ведь он живет восьмую тысячу лет — и знает он, как с нами управиться.

       Ученик. Некоторые старцы говорят, что количество приводит к качеству, потому и назначают правило.

       Старец. И мы с тобой начнем сначала говорить беспрестанно: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного», но ум свой отклоним от счета молитв 26 и не будем считать себя праведниками исправными, а лучше будем считать себя великими грешниками, по Апостолу, заднее забывая, простираясь же вперед (Филип. 3; 13).

       Ученик. Опять, некоторые Отцы говорят, что беспрестанно молиться — это дело святых мужей и совершенных.

       Старец. По заповеди Господней и апостольской необходимо всем христианам памятовать о Господе, а тем более монашествующим, как средним и совершенным, так и новоначальным, потому что слова непрестанно молитесь (I Сол. 5; 17) сказаны всем христианам. Нам надо спасение свое соделовать, не меряя на аршин, но подвизаясь в смиренномудрии.
 

       Вообще о. Александр давал келейное правило по силам каждого и сообразно с его положением, но не возлагал «тяжкого бремени неудобоносимого», как сказано во св. Евангелии (Мф. 23; 4), не обременял ничем таким, что могло кого-либо привести в смущение и расстройство. В этом отношении о. Александр был крайне осторожен и рассудителен, вызывая даже тем самым негодование некоторых других старцев, которые назвали его «баловником», хотя впоследствии сами обратились к о. Александру и сделались его учениками 27.

       Если иногда случалось, что кто-либо не исполнял келейного правила, то о. Александр советовал пополнить недостающее смирением и самоосуждением. Иногда же скажет шутливо: «Смирнее будешь». Другим советовал заменять правило в случае нужды молитвой Иисусовой. Так, монахине Каллисфении говорил: «Когда не можешь совершить правила, то сядь, твори молитву Иисусову, сколько можешь — один час или полчаса, и вменится это вместо правила». И вообще советовал более всего заниматься молитвой Иисусовой сердцем и устами: «Старайся,— говорил он,— имя Господне произносить устами: оно очищает и избавляет сердце от страстей».
 

       Ученик. Батюшка, почему так мало усердно занимающихся молитвой Иисусовой?

       Старец. Много начинают, да мало кончают. Молитва Иисусова выше всех деланий духовных. Но если кто понудит себя усердно к ней и на опыте вкусит сладость от нее, тот скажет тогда: «Блажен тот человек, который ею занимается» 28.

       Ученик. Батюшка, как же научиться этой молитве, так чтобы, положив начало, и после не перестать ею заниматься, потому что начинающие читают эту молитву с трудом и неохотой?

       Старец. Надо нудить себя. Без самопринуждения ни в чем не успеешь. Трудно идти в гору,— под гору бывает легче; трудно бывает также слепому, пока он не прозрит; а когда прозрит, радуется и веселится, что увидел свет. Так и молитве, хотя и плохо и с трудом будем учиться, но со временем выучимся, если не ослабеем; зависеть это будет от нашего самопонуждения. Божия же помощь всегда готова к нам прийти.

       Ученик. Батюшка, простите, помысл меня устрашает и говорит, что я ум свой поврежу, когда буду творить молитву.

       Старец. Не обращай на это внимания; помысл этот от врага; а ты скажи помыслу: «Хотя бы случилось и умереть — но с именем Господним», и знай продолжай молитву со вниманием.

       Ученик. Батюшка, почему я, когда сойдусь с кем-либо, то готов говорить, сколько угодно, и не вижу, как идет время. Когда же стану на молитву дома или в церкви, тогда откроются все невзгоды: и сон, и леность, и помыслы, и усталость, и время-то, кажется, необходимо для отдыха, и дела-то представляются нужные и необходимые?

       Старец. Враг наш диавол, кругом нас окрадывающий и обманывающий, чрез нерадение и беспечность о нашем добром делании, хочет отнять у нас время, как сказал некоторый святой старец: «Если кто-либо потеряет золото или сребро, то он может найти другое; если же потеряет время, живя в праздности и лени, то не возможет найти другого взамен потерянного» (Авва Дорофей, Поучение XI). Когда мы предстанем на суд Божий, совесть обличит нас в том, что все время провели в лености и нерадении, мало помнили о Боге и редко к Нему обращались, считая молитву и беседу с Ним скучными и невыносимыми; а Господь нам скажет: «Какую милость чаете получить от Меня вы, обращавшие весь свой ум и заботу только на дела свои? Идите же в место, уготованное для тех, кто проводил время жизни в суете, лености и нерадении о своем спасении: с кем вы проводили дни ваши, с тем же и приимите мзду за вашу беспечность».

       Ученик. Батюшка, нам, мирским людям, часто нет времени сходить в храм Божий. И дома молиться препятствуют различные дела. Если даже пойдешь в церковь, то нередко думается, что произойдут от того опущения в делах.

       Старец. Это вы говорите только для того, чтобы не признать своей неправды и оправдаться. Если мы имеем усердие ко храму Божию или к молитве, то никакие дела нам не воспрепятствуют. Когда придет, например, к вам в гости кто из родных или знакомых или случится что-либо подобное, то вы оставляете свои дела и идете к гостям. А на молитву у вас нет времени: так мы делаем дело Божие с леностью и небрежением.

       Провести с кем-либо в праздной беседе несколько часов мы готовы, и рады были бы продолжать беседу после того, как она окончится. А когда станем на молитву, тотчас становится скучно, и представляются дела неотложные, и что настало уже время отдыха, и прочие невзгоды приходят.

       Мы сами здесь уже себя осуждаем, потому что, насколько в здешней жизни приобретаем мы усердие к всегдашнему памятованию Господа, настолько познаем Его и в будущей жизни (подобно тому, как в воинском искусстве, в разных художествах, в языках и науках только тот преуспевает, кто наперед потрудился, чтобы их изучить); если же в здешней жизни мы ленивы к молитве, то и в будущей окажемся в таком же положении.
 

       С подобным приведенному вопросом обращалась к старцу о. Александру и монахиня Каллисфения 29: «Совсем осуетилась, не нахожу времени помолиться и о сем скорблю». Старец ответил: «Не тот блажен, кто начал, но кто окончил. Избери время, хотя три раза проговори молитву Иисусову, и то спасительно».

       Старец ставил внутреннюю молитву выше всех других добродетелей. Один ученик сказал старцу: «Батюшка, простите меня, я очень мало работаю для обители и скорблю о том». Старец ответил: «Не заботься о том, а больше работай над душой своей; зачем пришел сюда, чего искать,— не спасения ли души?» Или на вопрос ученика: «Батюшка, как исполнить слово Евангелия: «Был болен и посетили Меня» (Мф. 25; 36)? Старец ответил: «Не заботься о сем; посещай свою душу усердной ко Господу Богу молитвой, ибо душа твоя больна».
 

       Старец не предписывал иметь при молитве какое-либо определенное положение тела: «Молиться,— говорил он,— можно и сидя, и лежа, и ходя, и одному, и в присутствии других, чтобы ум внимал тому, что говорится устами, а не о другом чем мечтал». Так, когда монахиня Каллисфения высказывала старцу: «Батюшка, иногда хочется помолиться, а при товарке я стесняюсь; еще скорблю, что не имею умиления» — то старец ответил: «Можешь молиться при единодушной товарке, если и она желает спастись. Сядьте обе и творите молитву Иисусову; придет и умиление».
 

       Один из учеников спрашивал: «Не грех ли молиться сидя и лежа?» Старец отвечал: «Нам старцы говорили: хотя бы вверх ногами, да творить молитву; многие по немощи лежа творили молитву, да бесов стоящих побеждали полки». Еще спрашивал старца один ученик о том, часто ли зажигать ему лампаду в келье? Старец отвечал: «Надо зажигать лампаду своего сердца, чтобы оно горело любовью ко Господу Богу». Говорил также старец, что молиться можно иногда устами, иногда умом, держа внимание ума в сердце. «Когда изнеможет ум и сердце, для отдохновения творить можно молитву устами, выговаривая слова молитвы вслух, чтобы сердце чувствовало».
 

2. О том, что стяжать добродетели невозможно без труда
и без борьбы со страстями

       Ученик. Батюшка, я очень желаю спастись.

       Старец. Положи начало, и Господь тебе поможет; мы так себе не желаем спастись, как Господь нам желает спасения.— При этом старец присовокупил: «Замечай, что, когда у тебя душа неспокойна, и помысл говорит тебе: сделай поскорее то или другое дело, то знай, что это враг хочет тебя смутить и навести скорбь душе твоей» 30.

       Ученик. Батюшка, я издавна желаю монашества, и как хорошо было бы, если бы Господь сподобил меня быть монахом.

       Старец. Покажи дела, достойные монашества, и в будущем веце обрящешь себя монахом.— При этом старец прочитал из жития Пимена Многоболезненого, Печерского чудоворца 31.

       Ученик. Батюшка, простите меня, я все предаюсь мечтательности о себе, будто бы я живу хорошо и благочестиво.

       Старец. Не хвались, сын мой, при начале; еще неизвестно, какой конец будет.

       Ученик. Батюшка, простите меня, вот сколько времени уже я живу в монастыре, ничего не приобрел и не приучил себя ни к чему доброму. Все зазираю и осуждаю прочих, а сам, как свинья во блате, валяюсь.

       Старец. А что ты за человек, что хочешь добродетели стяжать без трудов? Не успел еще опериться, а хочешь лететь. Нет, они достигаются усиленными трудами и долгим временем. Тогда-то будешь ты их ценить, когда они достанутся тебе чрез труды твои. Если же что без трудов прибретено, то скоро и потерять можно. Мы бываем спокойны, когда беспрепятственно можем исполнять все свои желания, и когда ничто нас не тревожит; захотим что есть, едим; захотим пить, пьем; захотим спать, спим; захотим пройтись куда, тоже себе не отказываем; а если захотим бороться против этого, то увидим скорби.

       Ученик. Батюшка, почему опытные и искусные в духовной жизни старцы удерживают ревностных новоначальных монахов и послушников от разных подвигов духовных в начале их отвержения от мира и пребывания в монастыре?

       Старец. Они потому останавливают, что знают козни врага рода человеческого, который всегда под видом добра ищет нашей погибели, стараясь после подвигов вринуть нас в отчаяние или леность. Старцы, как опытные в духовной жизни, так как сами проходили этот путь и видели опасности, на нем бывающие, знают, сколь многие погибают на сем пути от самочиния.

       Ученик. Батюшка, пока есть ревность, то и хорошо подвизаться вначале.

       Старец. Бывает ревность и не по разуму, как нам говорили старцы. В одно время я шел по саду и вижу, что садовник с молодых яблонь срывает цветы. Я спросил садовника, зачем он срывает цветы? А он мне и говорит, что, если не срывать, то будут плоды, т. е. яблоки. Меня это удивило, и я спрашиваю опять: «Что же, это хорошо, что плоды будут». А садовник говорит мне в ответ, что эти плоды повредят самой яблоне, и она впоследствии будет бесплодная. Эти плоды теперь вытянут сок из корня, и она может погибнуть, но когда корень возмужает, тогда и плоды будет приносить сугубо. Вот видишь ли, так и человек плоды дает во время свое (Ср. Пс. 1; 3),— заключил старец.

       Ученик. Батюшка, как помочь тем, которые повредились от неразумия в духовных подвигах?

       Старец. Нам старцы говорили, если кого враг чем запял (обманул), то надо советовать им, чтобы они делали себе насилие поступать напротив, именно: кого запял чрезмерным постом, то чтобы они оставили пост 32, а тем, кого запял многими поклонами, надо советовать, чтобы они оставили поклоны 33, а только одной молитвой Иисусовой довольствовались, хотя, может быть, и будет это казаться странным для многих, кто не знает этого духовного делания. Со мной был один подобный случай, когда я был в пещерах в затворе: однажды подвели к окну кельи одну женщину, которую, как я заметил, враг запял многими поклонами. Я советовал, чтобы она оставила поклоны и занималась только одной молитвой Иисусовой. Но она не захотела, и пошел слух такой, что вот-де затворник молиться запрещает; был большой говор и смех. Видишь ли, и в этом враг найдет причины к соблазну,— но только, помню я, что к о. Леониду — старцу (Оптиной пустыни), бывало, многие такие приходили; и те, которые, бывало, его послушают, получали облегчение и исцелялись, а кто не слушал его, те оставались неисправленными.

       Ученик. Мне, батюшка, помысл говорит, что можно еще подождать утруждать себя разными подвигами о спасении души.

       Старец. Этот помысл от врага. Почему мы знаем, когда приидет час нашей смерти? Враг и мне говорит сейчас, вот, что и ты говоришь: тогда начнешь подвизаться, когда тебе исполнится в монашестве сорок лет. Видишь ли, вот каких, с какими седыми головами, обманывает 34.

       Ученик. Батюшка, мне некоторые говорят, что надо жить посвободнее, и что стеснять себя не должно.

       Старец. Это говорят те люди, у которых не согрето сердце, а у кого оно согрето, тот не скажет этого.

       Ученик. Весьма прискорбно и болезненно бывает слышать от людей: «Погоди-ка, еще не то с тобой будет; думаешь, что так и проживешь (т. е. так же подвизаться будешь), вот и мы сначала также подвизались, а вот посмотри на нас, какая с нами перемена; то же и с тобой будет» — или когда указывают на прочих людей, из которых многие потеряли ревность и ослабели.

       Старец. Хотя есть корабли, которые претерпевают и крушение, но многие и пристанища достигают. Да, прискорбно и болезненно бывает это слушать. Это говорят слуги сатаны; сам он мыслями смущает и потом научает людей, дабы ослабить ревность ко благочестию. Нужна бывает сильная помощь Божия. Надо удаляться от таких людей и бегать. Господь нас сотворил и добрыми, и благими, но большей частью чрез людей научаемся всякому злу и неправде.

       Ученик. Батюшка, доколе может стоять человек в добродетели?

       Старец. Дотоле, доколе умом своим от Бога не отступает; а то, как муха в сметане, погибнет.
 

       Ученик рассказывал: «В одно время прихожу я к старцу и говорю: «Батюшка, поздравляю вас с праздником». Старец ответил: «Тогда у монаха праздник, когда на душе его отрада бывает». И при сем старец рассказал из жития преп. Пахомия Великого, как старец его преп. Паламон ударил себя рукой в лоб, говоря: «Господь мой Иисус Христос был распят, а я хочу вкушать с маслом» — и простоял на молитве три дня.— При этом прибавил ученику своему: «Вот, чадо, и праздник».

       Ученик. Батюшка, а всегда ли бывает на душе отрада?

       Старец. Если бы всегда была отрада на душе, то мы бы забылись; а когда у нас ее нет, тогда начнем ее искать.

       Ученик. Батюшка, простите меня и помолитесь: все что-то плохо живется, и ничего не прибавляется к моим добрым делам.

       Старец. Больше молчи и не внимай никаким помыслам, даже и добрым, никого не осуждай и не раздражайся. Авва Арсений сказал одному брату: «Молчи, непрестанно молчи».

       Ученик. Батюшка, я вижу, что не имею смирения, во всякое доброе дело вмешивается помысл тщеславия. Очень скорблю об этом.

       Старец. Оставь слезы, лучше смиряйся. Я расскажу тебе случай. Ко мне пришел один клиросный брат и сказал про себя, что он имел такой дар слез. «Однажды,— говорил он,— стоял я с братьями посреди церкви на пении и не мог удержаться от слез; вдруг вижу видение: Матерь Божия стоит на воздухе, пред Ней на коленях стоял монах и просил помилования. Она, показывая на меня, сказала: «Вот проси его, он достоин: Я послушаю его». Вот видишь ли, враг везде строит козни, и слезы не всегда бывают полезны 35».

       Ученик. Батюшка, простите мое любопытство: были ли вам в жизни вашей какие-либо страхования или видения?

       Старец. Были помыслы; враг говорил мне: «Ты чудотворец» — но я ограждал себя крестным знамением, с самоукорением говорил себе: «Может ли быть, чтобы великий грешник был когда чудотворцем?» — и эти помыслы скоро всегда проходили; или псалом говорил: «Боже в помощь мою вонми» (Пс. 69).

       Ученик. Как же в прежние времена были святые мужи, как преп. Антоний Великий, преп. Сергий и др., которым были видения и страхования?

       Старец. Они жили тогда в глубокой пустыне и людей не видели, а если видели, то мало; а мы живем в общежитии и боремся общими силами; Господь не попускает нам искушений сверх сил наших 36.
 

       Один ученик старца, придя к нему, говорит: «Батюшка, помолитесь обо мне: я сильно обуреваем помыслами». Старец ответил: «Терпи, чадо, и Господь тебе поможет; я бы и сам рассказал кому свой помысл, чтобы получить наставление и утешение. С тобой борется простой бесенок, а к нам приступают князья бесовские, с ними борьба и страшнее, и опаснее».

       При этом старец начал отирать рукой ланиты и глаза свои, наполненные слезами.
 

       Когда старец сказал одному ученику: «Если бы кто знал, какие враг делает усилия, чтобы отклонить человека от молитвы (и от добродетели вообще), что он готов для того дать человеку все сокровища мира» — то ученик спросил старца: «Батюшка, неужели такую враг имеет силу и власть?»

       Старец ответил: «От врага сила не отнята, как мы видим из жития преп. Евдокии (1 марта). Когда Архангел Михаил вознес душу преподобной Евдокии на воздух, тогда явился страшный образом и говорит Архангелу: «Оставь ярость и послабь немного узы, которыми я связан. Увидишь, что я в мгновение ока истреблю от земли человеческий род, и следа его не оставлю». Видишь ли, что силу он имеет, только власти не имеет, даже и над свиньями, как видно из св. Евангелия» (См. Мк. 5; 12—13).
 

3. О том, что без смирения и внимания к себе
невозможно приобрести истинной добродетели

       Один ученик спросил старца: «Что необходимо потребно для спасения?» Старец на это отвечал: «Необходимо потребно для спасения смирение: насколько человек смирит себя пред Господом, настолько и обрящет благодать. В житии св. Евстафия Плакиды (20 сентября 37) мы читаем, что Господь явился ему и сказал: «Когда ты приидешь в глубину смирения, Я вознесу тебя и прославлю на небесах пред Ангелами Моими».

       «Многие,— говаривал старец,— творили великие добродетели и даже претерпели некоторые мучения, как видим мы из «Слов пятидесяти» св. Макария Египетского, а после впали в гнусные страсти и погибели».

       «Батюшка, это страшно, как же спастись можно?» — спросил однажды по поводу этих слов ученик. «Со смиренномудрием легко можно спастись, если захотят; надо полагать,— отвечал старец,— они погибли, не имея этой добродетели, т. е. смирения, понадеялись на себя и развратились».

       И вообще старец постоянно внушал ученикам своим, что смирение есть наиболее удобный путь ко спасению; «Смирение,— он советовал,— пусть восполняет недостаток других добродетелей».

       Когда, например, один ученик высказывал старцу: «Батюшка, у меня нет ни молитвы, ни чего доброго, и оттого я бываю в великой печали, и о сем скорблю» — то старец ответил: «И у царя земного не все воины бывают генералами, есть и офицеры, и простые солдаты; так и у Царя Небесного: если не будешь генералом, то будешь простым солдатом, а все будешь воин Небесного Царя. Смиряй и укоряй себя во всем, как непотребного раба».
 

       Другой ученик говорил: «Батюшка, простите меня, я все предаюсь лености и нерадению, у меня нет ни поста, ни молитвы, ни воздержания». Старец отвечал: «Заготовляй себе более смирения и самоукорения; придет время, и ты будешь поститься, а то теперь ты будешь поститься, а прочих зазирать и осуждать. Многие плоть свою постом иссушили, а страсти ни одной не победили; ибо без смирения трудно спастись».

       То же говорил старец и монахине Каллисфении. «Батюшка, прошу я Господа,— высказывалась она пред старцем,— дай мне положить начало благое во спасение, согрей оледенелое мое сердце, а все холодно на сердце, и не имею чистой молитвы. Помыслы обуревают меня, забываюсь, замедление и услаждение постигают меня, простите и помолитесь за меня».

       «Немощнейшее дитя мое,— говорил старец,— хотя и ревностно твое устроение, но слабо, смиряйся и не осуждай других. Смирение и одно сильно представить пред Богом». (Письмо к монахине Каллисфении.)
 

       Нередко старец говаривал: «Если в мирской жизни торговец торгует каким-либо товаром и видит, что у него есть избыток и барыш от торговли, то он радуется этому, потому что приобретает богатство. Так и монах или обыкновенный добродетельный человек, если живет благочестно и приобретает истинное смирение от дел своих, то пусть радуется, что не с пустыми руками отыдет от здешней жизни, а если нет смирения, то всуе все его труды и подвиги, предпринятые им в здешней жизни».

       Поэтому старец всегда внушал ученикам, чтобы они не надеялись на какие-либо внешние добродетели, коль скоро с ними не соединяется смирение и самоукорение.
 

       Однажды пришел к старцу некоторый брат и говорит: «Батюшка, я думаю, достаточно для спасения того, что я хожу ко всем церковным службам, полагаю известное число поклонов в келье и прочее, что требуется по правилам и монашеским уставам, исполняю тщательно».

       Старец. Не за то мы будем осуждены, что не совершили великих подвигов внешних и добродетелей (это все хорошо, но при внутреннем делании 38, и когда совершается со смирением) или не творили чудес, а за то, что не плакали о себе, как говорит св. Иоанн Лествичник (Степ. VII, ст. 70). Будем осуждены за наше неправильное (высокое) мнение о себе и за успокоение себя и совести своей такими помыслами (т. е. будто достаточно одних внешних добродетелей).

       Брат. Как же сказано в св. Евангелии: Да не смущается сердце ваше... В доме Отца Моего обителей много (Ин. 14; 1—2)?

       Старец. Это сказано тем, которые сетуют и плачут о грехах своих и познали свою нищету духовную, а не для тех, которые успокаивают свою совесть одними внешними добродетелями.
 

       Другой брат сказал старцу, что он столько-то лет не ест ни мяса, ни рыбы, в известные дни вкушает с маслом, в прочие же дни сохраняет пост и воздержание; но он не может спокойно выносить от кого-либо слова против него, как бы забывает себя при этом от сильного гнева и ярости.

       Старец. Поститься ты научился, но смирять свое сердце не научился; полной пользы не получим от поста, если не научимся смиряться и укорять себя во всем и если не обратим все наше внимание на внутреннее делание наше. Многие много сеяли, но, когда пришло время жатвы, ничего не могли пожать: так как сеяли они неразумно, то и ничего не пожали. Но ты, если хочешь послушать меня, исправь то, что неразумно в твоем посте. Пост бывает разумен, когда человек при сем смиряет своего внутреннего человека и очищает сердце свое от страстей.
 

       Ученик. Батюшка, некоторые старцы советуют иметь в своей келье святую воду или просфору для того, чтобы, если случится какое искушение или что другое, употреблять это как средство.

       Старец. Никто да не отвергает того, что установлено Святой Церковью для очищения всякого христианина. Но еще лучше, если мы стяжем Господа в уме и сердце и будем Его иметь всегда пред собой, и молитвой к Нему возноситься всегда, и стяжем нищету духа. Нам старцы советовали более заботиться о внутреннем человеке, а внешнее само собой придет. Когда мы стяжем Господа в разуме, тогда возрадуемся радостью неизглаголанной. Наши старцы нам не велели держать в келье воды святой без нужды, а довольствоваться тем, что во храме употребляется 39.

       Ученик. Батюшка, мы читали в житии свят. Тихона, еп. Задонского, что он пред кончиной причаститься Св. Таин не сподобился, так как не успели рано отслужить Литургию, а ведь святые мощи его прославлены.

       Старец. Сказано: «Святая святым», т. е. только святые достойны Св. Причащения. Но разве только те бывают святыми, которые часто причащаются Св. Таин? Частое Причащение без внутреннего духовного делания не вменяется в достоинство причащающемуся.

       Ученик. Батюшка, некоторые говорят, что гора Афон — место святое. Правда ли, что те, которые там живут, будут святы, так как Сама Божия Матерь обещала покрывать и защищать живущих там? Можно ли поэтому считать, что там спасешься, живя несообразно с заповедями Господними и преданиями Святых Отец?

       Старец. Приятен ли бывает господину раб, который, живя в дому его, бесчинствует, делает оскорбления господину своему и производит соблазн? Не спасемся и мы, если нравы свои не переменим и не будем жить благочестиво, по заповедям Господним и по преданию Св. Отец; напротив, понесем сугубое осуждение, живя небрежно и лениво.

       Ученик. Как же, батюшка, многие наши русские с великим стремлением бегут на Афон, желая там получить себе спасение?

       Старец. И многие не ошибаются: получают себе спасение на Афоне; но не надо думать, будто спасение можно получить только на Афоне. Где кто призван, там пусть и пребывает, по словеси апостола Павла (I Кор. 7; 20). Господь наш Иисус Христос сказал: «Истинные поклонники поклонятся Отцу духом и истиною на всяком месте» (Ин. 4; 23—24). Многие стремятся на Афон или здесь, переходя с места на место, ищут царства небесного в людях, а не в себе, забывая сказанное в Евангелии: Царствие Божие внутри вас (Лк. 17; 21). Конечно, бывают переходы с места на место и по благословным причинам, но по большей части это бывает по недостатку смирения и терпения и по осуждению других.

       Ученик. Батюшка, почему бывает так много людей, которые благоугождают Господу Богу, но не имеют особенных духовных дарований?

       Старец. Возблагодарим Господа Бога за Его великие к нам милости, что Он премудро устрояет наше спасение, а дарования предадим Его святой воле, как Ему будет угодно, так пусть и устрояет сие. Нам со своей стороны нужно только понуждать себя к добродетели. Как в мирской жизни бывает, что богатый господин доверяет свое богатство верному и надежному приказчику, зная, что его богатство в руках этого человека будет сохранно, так и Господь ниспосылает особенные дары таким лицам, кои употребят их во спасение себе и ближним.

       Ученик. А можно ли просить себе от Господа духовных дарований?

       Старец. Нам старцы запрещали просить. Многие просили, Господь Милосердный давал им, желая успокоить их неразумный крик, хотя знал, что данное им не на пользу будет (см. пример Евлогия Каменосечца в Прологе, 27 марта; хотя в Прологе сказано о вещественном богатстве, но это можно применить и к духовному). Скажу тебе, брате мой, не желай получить или достигнуть каких-либо духовных дарований; самое это желание неправильно и пагубно. Но старайся хранить себя, как можно более в глубоком смиренномудрии, а остальное все предай воле Божией. Ибо мы не знаем, полезно ли нам получать какие-либо дарования. И еще скажу тебе: малоразумное дитя просит у отца своего ножик, но отец не дает ножа, зная, что дитя, по неразумию своему, может им себя обрезать. Брате мой, все тщание и все намерение твое обрати на то, чтобы увидеть себя, как пишет о сем святой Исаак Сирин: «Сподобившийся увидеть себя лучше сподобившегося увидеть Ангелов» (Слово 41, ст. 198).

       Ученик. Батюшка, что такое значит увидеть себя, расскажите мне Господа ради.

       Старец. По писанию Св. Отец и по опыту, насколько нам Господь открыл, увидеть себя — это значит сознать себя великим грешником и счесть себя хуже всякого великого грешника, увидеть свои грехи паче песка морского и недостойным себя считать даже хождения по земле и прочее.

       Ученик. Батюшка, это нам очень трудно и не под силу.

       Старец. Лучше скажи: не хотим, ибо кто пожелает спастись, для того это будет очень легко. Помощь Божия ждет нас и всегда готова для нас, только с нашей стороны нужно понуждение. Без понуждения ничего не будет. Сказано: «Понуждающие себя восхищают царствие небесное» (Мф. 11; 12).

       Ученик. Всем одинаково предстоит труд смирить себя?

       Старец. Разно бывает, смотря по тому, кто каким путем идет. Но только этот труд легче для простых сердец, у которых вера сильнее и простоты больше, как это видим, например, у Павла Препростаго.

       Ученик. Батюшка, отчего я все замечаю за людьми их недостатки? Когда, например, слушаю, что кто-нибудь читает что-либо или говорит о ком, мысленно осуждаю того, думая: вот этот человек подвержен такой или иной страсти или греху. Что мне делать при такой моей греховной привычке?

       Старец. Человеческое сердце как зеркало или чистое стекло; если оно чисто от страстей и пороков, то эту чистоту только и видит во всяком человеке и никого не осуждает и не порицает. Поэтому надо молить Господа Бога, дабы даровал нам «зрети своя прегрешения и не осуждати брата своего» (молитва св. Ефрема Сирина). Как велик этот грех осуждения ближних и какую великую доставляет нам потерю и препятствие ко спасению, об этом Спаситель наш Иисус Христос сказал в св. Евангелии: не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будут судить вас (Мф. 7; 1—2). Но если сердце у кого нечисто и осквернено страстями и пороками, тот эту нечистоту видит почти во всяком человеке, за всеми замечает и подозревает дурное, как о сем пишет свят. Дмитрий Ростовский (см. «Духовный Алфавит»). То же говорит свят. Тихон Задонский чудотворец.
 

       Однажды вопросили старца некоторые преподаватели и наставники учебных заведений: «Батюшка, бывает иногда при наших занятиях: возвращаешься после уроков домой расстроенным и неспокойным».

       Старец. Не бывает ли с вашей стороны причины к этому беспокойствию?

       Наставники. Утром, когда мы идем в класс, мы всячески стараемся приготовиться, чтобы преподавание шло по порядку, и мысленно составляем планы занятий.

       Старец. Вот видите ли, что самое начало ваше гордое, высокоумное и самонадеянное. Не лучше ли так поступить: когда вы идете на дело, сначала помолитесь ко Господу Богу усерднее, чтобы Он Сам управлял вашим делом во славу Свою, и смирите себя, сознавая свое бессилие и неможение, ибо без помощи Божией мы и рта разинуть не можем. Итак, если вы будете держать ум свой в смирении и во время ваших занятий в классе будете прибегать умом в молитве ко Господу, и от Него будете ждать себе помощи, то, поверьте, тогда вы будете всегда мирны и спокойны.

       Наставник. Весьма трудно бывает удержаться от раздражения, когда перед тобой стоит юноша и оскорбляет, говоря ложь.

       Старец. Никакой разумный человек не станет разорять свой душевный дом и устраивать дом соседа. При таких случаях надо себя рассмотреть, не оскорбляется ли наше самолюбие и не работаем ли мы своей гордости. Если подобными страстями у нас возмущено сердце, то лучше промолчать.

       Наставник. Но если молчать в таких случаях, то что же будет? И слушаться нас не будут.

       Старец. Вы только в то время сохраните себя в молчании, когда сердце ваше возмущено. Само молчание ваше вразумит более того, чем если бы вы сказали слов двадцать во время вашего возмущения. Когда же умиротворится ваше сердце, тогда за дурной поступок накажите, кто какого заслужил наказания, только бы все это было не по страсти, а по любви вашей к тому лицу, потому что вы искренно желаете ему пользы. Тогда вы будете всегда мирны и спокойны.

       В том, что с нами случается скорбного, большей частью сами бываем виновны, почему и страждем от нашего внутреннего нестроения. При таком неустроении, если человек не приложит старания о себе и не обратит внимания на свое сердце, то не может быть никогда мирен и спокоен.
 

       Вопрос. Батюшка, почему ныне так гонят этот путь старчества, т. е. хождение к старцу и откровение ему своих мыслей, слов и дел? А ведь в древние времена этим путем шли многие и благоугодили Господу; ныне же в редких монастырях соблюдается этот порядок или совсем не соблюдается. Очень прискорбно бывает видеть и слышать, как некоторые глумятся над теми, которые желают частой исповедью пред духовником или старцем исправлять свои недостатки или избавиться от злых помыслов, какими бывают боримы и смущаемы. Нередко этим глумлением они смущают и соблазняют неокрепших еще в монашеской жизни, и те оставляют исповедание помыслов старцу, дабы не быть осмеянными от людей, возлюбив нынешний век (II Тим. 4; 10).

       Ответ. Враг человеческого спасения излил свою злобу на работающих Господу Богу. Он понимает, какую пользу для своей души приобретает человек чрез исповедание своих мыслей и дел. Если бы люди советовались обо всем со старческой опытностью, то не было бы в мире ни убийства, ни воровства, ни других пороков, но водворились бы везде любовь и милосердие. Путь откровения и исповедания грехов духовнику очень древний по происхождению.

       Так, пример его показал св. Иоанн Предтеча, проповедник покаяния, за ним св. апостолы. Святой апостол Иоанн Богослов говорит: Если исповедуем грехи наши, Он, будучи верен и праведен, да оставит нам грехи и очистит нас от всякой неправды (I Ин. 1; 9); в другом месте говорит: творящий истину грядет к свету, да явятся дела его, потому что они о Боге соделаны (Ин. 3; 21); и святой апостол Павел: все являемое свет есть (Еф. 5; 13). У св. Григория Богослова мы читаем: «не медли исповедать твой грех, чтобы здешнею срамотою избежать будущей срамоты» 40. То же говорили и все Св. Отцы.

       Но верь несомненно: на общей исповеди в один раз где же все припомнить и познать все свои недостатки, чтобы получить достойное врачевание всех пороков душевных? Это много удобнее при постоянном наблюдении над собою и при постоянной исповеди своему духовнику. Но кто так будет постоянно поступать, против того всегда будут вооружаться нездравомыслящие люди, будучи послушными орудиями врага спасения человеческого. Противники Богу суть те, которые не только повеления Господни сами не приняли и отвергли, но и сильно вооружаются против исполняющих оные, как говорит св. Иоанн Лествичник (Степ. I, ст.1).

       Да, печально и прискорбно слышать подобное. Сколько раз мне случалось видеть и слышать, с какой трудностью и сильной борьбой некоторые идут к духовнику исповедовать свои недостатки. А тут еще встречают препятствия даже от своих собратьев, которые делаются орудием диавола, препятствующего доброму делу, сами не зная того. Видя это, подивишься и печалью исполнишься, смотря на коварство врага нашего спасения диавола, как он опутывает своими сетями повинующихся его хотениям. А кто не соглашается на эти злые и порочные дела, тот никогда не воспрепятствует частой исповеди пред духовником; напротив, всегда одобрит и похвалит это умное дело. А нам смотреть на эти козни вражии не следует, но идти путем, какой указали Святые Отцы, т. е. учащать исповедь и откровение помыслов и поступков наших духовнику до самого нашего последнего издыхания, дабы смерть нас застала в покаянии и исповедании своих грехов.

       Ученик. То, батюшка, скорбно, что путь старчества гонят старцы, сединами украшенные.

       Старец. Чему же, брате мой, в этом дивиться, если и сединами украшенные старцы этим путем не шли сами и не испытали, и не знают великой пользы от него для души. Путь старчества самый спасительный и удобный ко спасению, и потому-то все почти древние отцы шли по нему и благоугодили Господу Богу.

       Вопрос. Батюшка, бывает иногда так тяжело, а посоветоваться не с кем; к Вам написать — ответа долго не дождешься, а нужно очень скоро. Научите, как мне поступать?

       Ответ. Трижды помолись Богу и, куда помысл склонится, так и поступай (Руководство к духовной жизни преп. Варсонуфия Великого и Иоанна, ответ 711).

       Вопрос. Батюшка, почему Вы так мало говорите и говорите только то, что необходимо, хотя бы я желал более знать и слышать от Вас?

       Ответ. О, брате мой, не желай без времени о многом знать, старайся опытом и делом учиться, тогда вернее обо всем будешь знать. Нам старцы говаривали: «Если человек богатеет мирскими благами, тогда он бывает скупее и рассчетливее, а у кого приход с расходом равен бывает, тот не бережет копейки» — так же и в духовной жизни бывает.
 

4. Об исповедании помыслов старцу

       Вопрос. Батюшка, некоторые, приходя в обитель, говорят, что теперь нет таких старцев, которые могли бы руководить к спасению души, и живут, никем не управляемые; некоторые из них предаются потом беспечности.

       Ответ. Хотя грех наших ради и нет ныне старцев таких, какие были прежде, но кто истинно хочет спастись, тому Господь не даст погибнуть и пошлет ему старца, или же Сам, имиже весть судьбами, вразумит его. А это говорят те, которые не хотят смирить своего сердца и своего мудрования; тем весьма трудно спастись. Праведник же не оскудеет на земле до скончания века (Руководство к духовной жизни препп. Варсонуфия Великого и Иоанна. Св. Нифонта отв. 4).

       Вопрос. Батюшка, почему случается с некоторыми из монашествующих и даже с мирскими, что им представляются видения и страхования, или ум их омрачается помыслами, а, между тем, у них было также намерение спастись?

       Ответ. Господь и Бог наш хочет, чтобы все спаслись; мы так себе не желаем спастись, как Он нам этого желает. А случается это с такими людьми большей частью от высокоумия, гордости и осуждения других. Когда предпринимают они подвиг, то ни с кем не хотят посоветоваться, живут по своей воле, от того и погибают.

       Вопрос. А можно ли им надеяться спастись?

       Ответ. Можно, если они захотят, только трудно это. Старцы нам говаривали: «горбатого могила только исправит». А впрочем, отчаиваться не надо: милосердия у Господа — неисчерпаемая пучина. Но, во-первых, им надо сделаться подобными малым детям и ничего без благословения не делать; обо всем надо советоваться, конечно, не со всеми, а к кому имеют доверие,— со своим духовным отцом или с братом, имеющим духовный разум.

       Вопрос. Батюшка, все ли святые жили под руководством старцев?

       Ответ. Нет, не все; многие и без руководителя угодили Богу. Примеров таких много: такова преп. Мария Египетская; у нее было уязвлено сердце теплотою скорби о грехах ее. Она сознавала свою греховную жизнь и удалилась в отдаленную безлюдную пустыню. И, какие там ни предпринимала подвиги и какие не терпела злострадания, все считала себя великой грешницей. Чрез это стяжала она нищету духовную и просияла, яко светило, на земле, и до сего дня Святая Церковь ее ублажает и почитает. Так и к старцу ходят не ради чего иного, как ради того, чтобы смирить свое мудрование и преломить свою злую волю, дабы сделать ее покорной воле Божией, и исполнять заповеди Господни впоследствии без труда.

       Вопрос. Батюшка, непременно ли следует всем иметь старца для руководства в духовной жизни, и не достаточно ли, как говорят некоторые, читать духовные книги?

       Ответ. Когда обучают детей своих грамоте, то зачем их отдают в училища и нанимают учителей, которые бы растолковывали, что написано в книгах? Дали бы им одни книги и учебники, и пусть бы учились сами, без учителей? И это делают для обучения наукам в течение нескольких лет, хотя науки полезны только в здешней кратковременной жизни. Как же столь пренебрегают душой бессмертной, говоря, что не нужно руководить в жизни духовной?

       Вопрос. Батюшка, я замечаю, что только немногие из тех, которые говорят, что теперь нет старцев, и принимаются за чтение книг, приобретают сердечную теплоту и рассуждение: отчего это бывает с ними?

       Ответ. Если кто истинно хочет спастись, то Господь и в нынешнем веке пошлет ему наставника невидимо. А в Св. Писании, как свидетельствует апостол Петр, есть нечто неудобовразумительное, что ненаученные и неутвержденные к собственной своей погибели превращают (II Петр. 3; 16). Оттого многие из читающих впадают в лжеучение, ереси и расколы. В чтении Божественного Писания непременно нужен наставник. Мы читаем в Деяниях святых апостолов, что когда св. апостол Филипп спросил евнуха царицы Муринской, читавшего книгу пророка Исаии, разумеет ли он, что читает, тот отвечал: «Как могу разуметь, если кто не наставит меня?» (Деян. 8; 31).

       Когда я жил еще в Оптиной пустыни, многие новоначальные покупали себе священные душеполезные книги, например, Добротолюбие и другие, и говорили: «Вот нам старец — книги». Но ни в одном из них толку не оказалось. Действительно, они изощряли свой ум учить других, а сами на деле проходить добродетели не научились. Это случается и в миру: если кто-нибудь читает или спрашивает о торговле или о мастерстве каком, а сам на опыте заниматься этим не будет, то как же он может научиться сему?

       Вопрос. Батюшка, что же делать, если человек действительно не находит такого, который растолковал бы ему Писание?

       Ответ. Ищи и обрящешь; ищи усильно и найдешь. Если человек усердно помолится ко Господу Богу, то после этого всякое малое отроча скажет ему на пользу его душе. А то, что иные будто желали бы найти руководителя, но не находят, говорят те, которые не хотят смириться. К тому же и враг рода человеческого, который всегда хочет нашей погибели, препятствует: знает он, что, если кто со смирением будет искать совета у человека опытного в духовной жизни, то этот разъяснит спрашивающему коварство врага (как пишет св. Авва Дорофей в Поучении пятом).

       Вопрос. Батюшка, простите меня Господа ради, я опять помыслами смущаюсь: ищу опытного старца и не нахожу по себе; все мне думается, что недостаточно так жить, как вижу их живущими. Если бы по-моему, то надо бы им лучше жить.

       Ответ. О, брате мой, если не смиришь себя и не отсечешь своей воли, никогда себя не успокоишь: ищи сначала в себе царство небесное, тогда найдешь и в людях. Сказано в Писании: И враги человеку домашние его (Матф. 10; 36); вот с этими-то врагами и надо нам бороться. Когда будем бороться и познаем свою немощь и бессилие, что без Божией помощи мы сами ничего не можем сделать, тогда сочтем мы всякого человека лучшим себя и найдем благопотребного для себя руководителя.

       Вопрос. Батюшка, отчего между старцами так мало можно встретить искусных, бывает даже, что иные старцы и святые, а мало искусны?

       Ответ. Святыми, но неискусными бывают те, которые сохранили в себе благодать по св. Крещении. Они, восприяв ревность о спасении, вскоре освящаются, не испытывая борений, которые обычны для падавших по крещении. Как они не испытали борьбы, то и советниками в сем деле быть не могут 41. Но есть и такие святые, которых только мир почитает святыми и ублажает как прозорливцев,— и к таким не прилепляйся.

       Нам старцы говорили: «Ищи себе старца не столько святого, сколько искусного и опытного: бывает много святых старцев, но мало искусных». Надо советоваться с людьми благоразумными и сострадательными, и имеющими духовный разум, особенно же ищи себе такого старца, который имеет нищету духа, кроткого и смиренного, и прочими добродетелями украшенного, как пишет св. ап. Павел (См. Гал. 5, 22.23). Такие большей частью миром бывают презираемы, их мир ненавидит, как о них Господь сказал в Св. Евангелии (См. Иоан. 15; 18-19). Блажен человек, который обрящет опытного и искусного кормчего для своего спасения.
 

5. О чтении книг и молитве

       Вопрос. Батюшка, у меня есть помысл купить книг и читать, как благословите?

       Ответ. Выучи то, что уже читал, а то много будешь знать, от многого знания у тебя будет надмение; более занимайся молитвой Иисусовой. Тогда не захочешь и книг никаких читать, когда она тебя будет услаждать и научать.
 

       Старца спрашивала схимонахиня Смарагда: «У меня, батюшка, много книг: благословите, я вам пришлю для чтения». Старец отвечал: «Нет, не надо». Схимонахиня говорит: «Почему?». Старец отвечает: «Потому что ум у нас один; если он ослабеет в книжном чтении, то трезвенно не может молиться. А я нахожу более полезным для себя заниматься молитвой».
 

       Вопрос. Батюшка, благословите ли мне прочитать вот эту книгу, которую подарил мне один брат?

       Ответ. Эту книгу неполезно читать: тебе надо читать такие книги, которые учат как побеждать страсти.

       Вопрос. Батюшка, когда я читаю какие-нибудь духовные книги и найду что-либо назидательное, то помысл внушает мне это выписывать; как благословите?

       Ответ. Нет, ты не выписывай. Враг хочет только отнять у тебя время, дабы отклонить от молитвы. Если бы ты знал, какие он делает усилия, чтобы отклонить человека от молитвы: он бы готов был дать тому человеку все сокровища мира. Знает он, коварный, какие блага человек приобретает чрез молитву.

       Вопрос. Батюшка, какие мне лучше читать книги?

       Ответ. Паисия Величковского, Иоанна Лествичника, Серафима Саровского с приложением правил о молитве Иисусовой, Исихия Иерусалимского, Аввы Дорофея и прочие, которые поучают добрым деяниям и молитве. Но читай меньше, а больше занимайся молитвой.
 

       Старцу говорили некоторые ученые монахи, кончившие курс богословия: «Новоначальным послушникам и монахам хорошо и полезно давать читать Толковое Евангелие и Апостол».

       Старец ответил: «Никто не может их порицать за это чтение, ибо на сих книгах вся наша вера основана. Святой Макарий Египетский говорит так: «Евангелие показует прямо, как надо полотно ткать, а Апостол поясняет, как и во'лну приготовлять» (Слово V, гл. 19).

       Надо жить по Евангелию и Апостолу, чтобы приобрести и опыт, который всему научит; без опыта, если и будем читать эти книги, будем знать это дело поверхностно и ум свой острить, но сердце мало будет сочувствовать читаемому. Лучше всего и полезнее всего новоначальному забыть свое я, повергнуть свое мудрование под ноги благоразумных людей, отсечь свою волю и отвергнуться себя, взять крест, как Господь говорит во Cв. Евангелии (Ср. Мк. 8; 34). Трудно спастись без смирения. Хотя бы мы познали всю мудрость века сего, но если у нас не будет смирения, то толку никакого не будет, и душа наша будет пуста, если только на одном познании будем основываться.
 

6. Об отношениях к братии

       Вопрос. Как посоветуете поступить, батюшка, если в келье пью чай или что вкушаю, и придет ко мне какой-либо брат, то пригласить ли его вкусить или нет?

       Ответ. Нет, не приглашай; если ты приучишь себя приглашать, то никогда не будешь спокоен.

       Вопрос. Некоторые из братии приглашают меня к себе в келью и предлагают при этом сластей; как мне поступать?

       Ответ. Если с богатыми будешь знаться, то и Бога забудешь.

       Вопрос. Если придет к нам в коридор какой-либо брат или мирской человек, и я слышу из кельи, что пришел кто-то, следует ли мне отворить двери кельи своей и спросить, что ему надо, или не следует?

       Ответ. Нет, не надо отворять, а если подойдет к келье твоей и постучится, то другое дело.
 

       Впрочем, о. Александр советовал избегать только праздных бесед с братией, которые, не принося пользы, отвлекали от молитвы и внимания к себе; когда же обстоятельства требовали быть с братией, то не советовал уклоняться. Таковы, например, его советы монахине Каллисфении.
 

       Вопрос. Что мне делать? Я скорблю: послушание мое суетное и многолюдное, в келье живу не одна, не нахожу времени и места, чтобы собрать помыслы и помолиться.

       Ответ. Преп. Феодосий Великий (житие 11 января 42) говорит, что не в уединении тела, а в предстательстве пред Богом и тишине сердечной совершается монашеское житие.

       Вопрос. Батюшка, иногда после вечерни приходит какая-либо сестра, желает поговорить со мной о послушании или о какой скорби, принять ее или отказать? Когда откажу, то скорблю, а если приму и поговорю, то после не нахожу времени прочитать правило; что мне делать?

       Ответ. Прими и утешь сестру, а когда не можешь совершить правило, то сядь и твори молитву Иисусову, сколько можешь, один час или полчаса, и вменится это вместо правила, а если откажешь, то отнимется благодать.

       Вопрос. Когда я вижу какие-либо непорядки между сестрами, то следует ли сказать начальнице ради пользы ближнего?

       Ответ. Никак не говори: один раз, другой скажешь, и обратится это в привычку.

       В другой раз старец сказал об этом монахине Каллисфении: «Хорошо покрывать немощи и грехи других, потому что тогда покроет Господь и наши недостатки. Но на все надо иметь рассуждение. Если какую-нибудь сестру покроешь в надежде на исправление и увидишь, что она сама сознает себя и раскаивается в своих согрешениях, то это хорошо. А если она в горшее зло приходит, то надо объяснить начальнице; она властью своей ее исправит, чтобы душа ее не погибла; для того и учинена от Бога власть. За других отвечать пред Богом не будешь, всяк за себя ответ даст Богу. А ежели мы немощному поможем к восстанию или укреплению, то эта добродетель не маленькая; сказано: Носите бремена друг друга и так исполните закон Христов (Гал. 6; 2)».
 

       Вопрос ученика. Почему я начал часто раздражаться на некоторых приходящих ко мне о чем-либо посоветоваться или спросить ради пользы душевной? Не знаю, что иногда и делать.

       Ответ. Это бывает от нашего нерадения и небрежения о себе, оттого, что не держим себя в необходимом для нас постоянном памятовании о Господе. Каждый приходящий к нам брат есть член Христов, и мы должны принимать его, как посланного Господом, с полнейшим вниманием и лаской. Если бы к тебе был прислан посланник от царя земного, то, конечно, ты принял бы его с большим благоговением и радостью. Почему так же не принять и каждого брата, как присланного к тебе от Царя царствующих ради обоюдной душевной вашей пользы? Если ты не будешь принимать приходящих и ласково обходиться с ними, то Господь отнимет от тебя благодать и «даст приносящему плоды Его» (Мф. 21; 43).

       Вопрос ученика. Я иногда думаю отказаться от послушания, возложенного на меня властью. Держусь той мысли, что в безмолвии мне удобнее сосредоточиться и внимать себе. При настоящем же моем послушании я не нахожу времени, чтобы хорошенько собраться в себя. Чувствую нужду в неотложном приготовлении себя к будущей жизни, но условия моего теперешнего положения препятствует тому: память Божия бежит от меня, о чем я сильно скорблю.

       Ответ. Отказываться от послушания не всегда полезно. Достоверно ли ты знаешь, что в безмолвии ты легче сосредоточишься и больше будешь помнить Бога? Не обман ли это врага? Разве при настоящем твоем послушании нельзя постоянно помнить Бога, ходить пред Ним? Нет. Очень можно. Св. Каллист, патриарх Константинопольский, был поваром, стоял у печки и памятовал о Господе, просиял молитвой и вниманием. Патриарх Фотий был сенатором, но несмотря на свои многосложные занятия он не давал своему уму развлекаться предметами посторонними, мысль его не отходила от Бога, и был он волею Божией избран на патриарший престол 43. Советую и тебе пока отклонить от себя мысль о перемене своего положения. Время придет — Сам Господь устроит твое положение, если Ему будет угодно.

       Вопрос. Ведь если так будем молчать и никому не будем заявлять о своем положении, то кто же может понять нас, кому будут известны наши нужды и стремления?

       Ответ. Опять скажу, что если будет угодно Богу, то и без всяких намеренных заявлений, усилий и ухищрений со стороны человека люди, которым надлежит ведать, заметят его наклонности и способности и дадут ему соответственное служение или послушание. И это будет устроено и направлено волею и действием Самого Промыслителя. Положение же, данное по Его всеблагой, премудрой и всемогущей воле, конечно, будет прочно, непогрешительно и вполне целесообразно, и благонадежно.

       Вопрос одного из братии. Занятый каким-либо послушанием, я иногда вкушаю пищу не в свое время, т. е. не с братией в трапезной, а в своей келье один, и не знаю, как поступать с остатками пищи: вылить куда-либо жалею и думаю, не отдать ли странникам?

       Ответ. Когда я принимал странников, то никогда не был покоен, нарушая свое мирное монашеское устроение. Ибо странники много рассказывают новостей, расхваливают те и другие монастыри и заведенные там порядки, а чрез это смущают живущих на одном и том же месте. Но ведь там хорошо, где нас нет: куда мы ни пойдем, всюду понесем с собой свои нравы и страсти, обуревающие нас. Не советую тебе давать, а лучше оставшуюся пищу снеси на кухню. В монастыре мы своего ничего не имеем, а все у нас монастырское и есть дар Божий нам. А то ты сделаешь на грош барыша (отдавши как милостыню странникам незначительные остатки пищи), а на пятак убытку (лишив себя чрез их празднословие необходимого каждому монаху довольства своим монастырем и его порядками и причинив себе расстройство духа).
 

7. О непревозношении и воздержании

       Однажды явился к старцу мирянин, присланный для исповеди оптинским иеросхимонахом Амвросием, и начал разглагольствовать о своих трудах для храмов Божиих и, между прочим, о том, что он устроил в одном храме прекрасные хрустальные иконостасы.

       Старец. А упражняетесь ли Вы в молитве Иисусовой?

       Мирянин. О, конечно, постоянно упражняюсь.

       Старец. А мы — так вот твердим-твердим ее, а все не можем сказать, что постоянно труждаемся в ней. Ваши труды и старания для благоустроения храмов Божиих похвальны, и Вы очень хорошо сделали, что потрудились на этом поприще. Но строите ли храм душевный, внутренний, который выше внешнего? Мы сильно нуждаемся в обновлении внутреннего человека, и в этом много и тщательно нужно потрудиться.
 

       Ученик. Батюшка, простите меня Господа ради, я все предаюсь невоздержанию чрева и празднословию.

       Старец. «Грей-ка змейку на свою шейку». Ты как невоздержный извозчик, который, когда едет по дороге, то на каждом перепутье останавливается, где попить, где поесть, так что приедет домой с одним кнутом, даже лошадей и всю сбрую пропьет. Так и человек невоздержный явится домой, т. е. к будущей жизни, с обнаженной душой, без добрых дел».
 

       Иногда старец о. Александр говаривал: «Масла старайся немного есть, а то ни одной страсти не победишь!»

       Однажды монахиня Каллисфения сказала старцу: «Батюшка, мне кажется, что Вы только при других кушаете чай и то без удовольствия?»

       Старец. И ты так же делай.

       Вопрос. Батюшка, как бы я хотела подражать вашему житию.

       Ответ. Ну, что ж, приготовляйся; хорошо бы не пить чай или хотя в среду и пятницу пить по одному разу, хорошо бы и не ужинать, а если ноги затрясутся, можно съесть кусок хлеба с водой.
 

ДВА ПРИМЕЧАТЕЛЬНЫХ РАССКАЗА,
СЛЫШАННЫХ ИЕРОСХИМОНАХОМ АЛЕКСАНДРОМ ОТ НАМЕСТНИКА СЕРГИЕВОЙ ЛАВРЫ О. АРХИМАНДРИТА АНТОНИЯ

1.

УЧЕНИК о. иеросхимонаха Александра однажды спросил его: «Батюшка! Знают ли наши умершие, кто именно и когда за них молится?»

       На этот вопрос, как известно, сильно интересующий весьма многих, особенно — лишившихся близких сердцу людей, старец ответил следующим рассказом наместника Троице-Сергиевой Лавры о. архимандрита Антония, оставившего память о себе как человеке жизни духовной.

       «В 1831 году, когда я поступил в Лавру преподобного Сергия наместником, там среди еще немногочисленной братии так мало было диаконов с порядочным голосом, что, бывало, почти не с кем и служить. Чрез некоторое время к нам определился на жительство приходской диакон, вдовец, с порядочным голосом. С тех пор он всегда служил со мной и первенствовал.

       Однажды он приходит ко мне и просит, чтобы я отпустил его ненадолго в деревню, на родину. Я говорю ему, что приближается праздник, и ему надо со мной служить. Диакон отвечал, что успеет вернуться к празднику и служить будет. Тогда я согласился его отпустить.

       Утром накануне праздника спрашиваю: «Пришел ли дьякон?» Говорят: «Нет».

       В обед опять спрашиваю — тоже нет.

       Началось уже повечерие, а диакона все еще нет. Я весьма оскорбился его поступком.

       Наконец, после повечерия, к самой всенощной диакон явился.

       «Что ж это ты, ведь надобно служить?» — заметил я ему строго. Диакон отвечает, что он готов. «Если готов, то служи» — говорю я ему. Отслужил он со мной благополучно.

       После Литургии мы пошли в трапезу обедать. Там некоторые из братии начали шутить над диаконом: «Вот, еще ездил на родину,— говорят ему,— а как служил — голос ослаб!» Мне пришлось унимать и успокаивать их.

       После трапезы все разошлись по своим кельям. Диакон по приходе в свою келью взял кувшин и отправился за водой. Возвратясь, он поставил кувшин с водой около своей двери и, только что успел воткнуть ключ в дверь, как упал мертвым.

       С получением известия об этом у меня тотчас же появилось сознание моей виновности в его смерти чрез мое понуждение его служить со мной, так как ему, уже усталому с дороги, пришлось вычитать в своей келье положенные каноны, акафист и повечерие.

       В своей тяжкой скорби я начал молиться о нем и велел записать его везде и поминать на всех проскомидиях и на всех службах церковных. Горячо молился я о упокоении души его, так как грусть не давала мне покоя.

       Накануне сорокового дня по кончине диакона я в своей келье прилег для краткого отдыха, но вот слышу кто-то входит ко мне. Келья осветилась, и я вижу пред собою почившего диакона.
       — Я пришел Вас поблагодарить,— говорит он.
       — За что? — спрашиваю.
       — За то, что Вы молились обо мне.
       — Не я один молился, и прочая братия также молилась; я велел везде записать Вас и поминать.

       Диакон говорит, что он нигде не записан, и его нигде не поминали.

       Действительно, как я после справился, диакона забыли записать.

       «Почему же Вы знаете,— говорю ему,— что я о Вас молился?» Он отвечает: «Если человек и на три сажени в землю зароется, то мы, с кем Господь сотворит милость, видим, какой человек молится, кому молится, за кого и о чем просит; тем более Господь все это видит».
       — Как Вы прошли мытарства?— спрашиваю его.
       — Как молния,— отвечает он.
       — Почему же?
       — Потому, что Господь сподобил меня причаститься в этот день и час.
       — А как же Вы в трапезе с братией поспорили?
       — Этого Господь мне и не вспомянул!
       — Вот монахиня N Хотькова монастыря скончалась: где она находится?
       — Она выше меня,— ответил почивший.

       Видение этим и кончилось.

2.

       «Имея сильное желание устроить скит, я о сем докладывал митрополиту Филарету.

       Владыка благословил мне выбрать для скита место безмолвное и уединенное.

       Прибывши с этой целью в Вифанию, я стал обозревать окрестности из слухового окна чердака настоятельских келий. Глазами и мыслью остановился я на «Корбухе», в лесу, и положил в своем сердце, что на этом месте и надобно устроить скит.

       Чрез несколько времени лег я в своей келье и еще не успел заснуть, как увидал свет; подходит ко мне какой-то старец в мантии, небольшого роста и говорит:
       — Что задумал, не медля начинай строить; Божие есть благоволение на это.
       — Кто вы? — спрашиваю я его.
       — Мне ныне Церковью совершается память,— ответил старец и стал невидим.

       Это было 28 сентября (11 октября по н. ст.), в день памяти преп. Харитония Исповедника».

       Преосвященнейший митрополит Филарет, выслушав от о. архимандрита Антония этот рассказ, благословил начинать устройство скита.

       Через три года, в помянутый день, совершено освящение деревянного храма и с тех пор ежегодно накануне 28 сентября в Успенской церкви совершается всенощное бдение, самый же этот день считается днем основания скита.
 

ПИСЬМА ИЕРОСХИМОНАХА АЛЕКСАНДРА
И ВЫПИСКИ,
СДЕЛАННЫЕ ИМ ИЗ ТВОРЕНИЙ СВЯТЫХ ОТЦОВ

ОТЕЦ Александр весьма затруднялся давать письменные ответы и вообще писал очень редко, разве когда кто-либо имел крайнюю необходимость в его ответе. Он говорил, что письма отнимают у него много времени. Кроме того, не писал он писем и потому, что по смирению своему тяготился известностью и всячески старался оберегать себя от тщеславия.

       Так, монахиня Каллисфения жаловалась: «Батюшка, что же вы меня так мучите: писала я к Вам несколько писем и ни на одно не получила ответа. Я доходила даже до отчаяния, мне было невыразимо тяжело, а без благословения решиться не могла». Старец отвечал: «Экая ты нетерпеливая! А какая со мною-то бывает борьба! Демоны показывают мне тех лиц, к кому я пишу письма. Когда они получают мои письма — рвут на клочки, да и целуют их. Бесы мне говорят: «Смотри: вот как тебя ублажают». Потому я мало и пишу».

       Отдельные наставления старца в письмах приобретают большую целостность, так что по ним легче напечатлеть тот образ высокого подвижничества, какой о. Александр показал в своем житии и которому посильно подражать учил духовных чад своих и учеников.
 

Выдержки из писем старца о. Александра

1.

       К монахине Каллисфении.

       «Молитвами Святых Отец наших,
Господи Иисусе Христе Боже наш,
помилуй нас!

Достопочтенная матушка!

       Всеусердно желаю Вам душевного мира и благодушного пребывания. Смиренное Ваше письмо получил от живущей с Вами NN исправно, из коего видно, что Ваше устроение и положение со слабыми успехами. Но что делать? Силен Господь по Своему милосердию восстановить нас на правую стезю святых и животворных заповедей. Бог видит все желания и воздыхания наши, от Него ничто не утаится, но все-таки и с нашей стороны требуется борьба с самим собою и сопротивление своим страстям. Чрез борьбу эту, при помощи Божией, мы бываем лучшими, познаем свои немощи и приходим в смирение. Видим в отеческих писаниях, что страсти наши нас смиряют и уничтожают наше высокое о себе мнение, которое неугодно Богу. Смирение сильно и без дел представить нас перед Богом, а дела без смирения не спасут. Приятнее для Бога грешник смиренный, нежели праведник, да самомнительный, гордый. Да даст тебе Господь истинный разум увидеть себя и да укрепит тебя в настоящих скорбях, которые не без воли Его находят на нас.

При сем остаюсь желатель твоего спасения,
недостойный иеросхимонах
Александр».

2.

       Послушнице N. N.
       1870 г. марта 26 дня.

Молитвами с. о. н., Г. И. Х. Б. н., п. н.

       Внимающая себе, сестро NN, только еще не смиренная. Ты просишь моего наставления и скорбишь, что не имеешь ни одного письма, написанного моею рукою в утешение твоей скорби, когда бывает нападение духа уныния. Пишешь, что спастись хочется, а терпения нет. Если будешь идти путем, проложенным святыми отцами, то не заблудишься и не впадешь в пропасть или стремнину. Бог печется о нас и промышляет более, нежели мы сами. Он устраивает наше спасение, однако же не хочет, чтоб мы искали в здешней жизни отрадного. Все св. отцы и матери шли скорбным путем, не малодушествовали в лютейших скорбях душевных и телесных и, по претерпении их в совершенном смирении, получили полное успокоение, даже духовное дарование. Хотя трудно бороться с собою, но нужно, ибо жизнь наша есть бескровное мученичество. Мы ищем спасения, оно заключается не в одной только одежде и жительстве в стенах монастырских, но и в борьбе со страстями. «Искушенный — все знает, а не искушенный, еще водимый духом мирским, и не понимает, отчего может быть вред для души. При том же все, что мы терпим, страдая от бывающих нам неприятностей и скорбей,— есть плод нашего внутреннего устроения и возмездие за сделанные грехи. По всему имеем пить чашу полыни судеб Божиих как для очищения за грехи, так и для исправления нашего устроения. Поэтому старайся принуждать себя к перенесению того, что тебе не нравится. Укоряй себя при сознании своих немощей, чтобы изработать смирение. Сим можешь успокоиться, а то, хотя и на небо вселишься,— и там не обрящешь покоя с гордостью и самомнением, и там не потерпишь. Смирение есть такое оружие, которое одно сильно низложить всякие коварства и стрелы вражии. Смирение одно сильно нас представить пред Богом, а без смирения — дела нас не спасут.

       Да даст Вам Господь Бог разум и просветит Ваш ум увидеть себя, и чтоб обновилась душа Ваша благодатию Всесильного Бога и приняла силу ко исполнению святых Его заповедей, ибо страх — отец, а внимание — матерь внутреннего покоя. Тот же рождает совесть чистую. А кто сие творит, и душа того, как же в некоей воде чистой и невозмущенной, узрит свою красоту. И от того, т. е. от познания себя, от спасительного страха рождаются начатки и корень покаяния. А честь мира сего и богатства подобны мгле утренней, которая очами человеческими зрится и покрывает землю и горы, леса и моря и, когда возвеет ветр,— тотчас исчезает, как небывалая. Так и наши чувственные утешения.

       Пути добрых и злых идут между собою весьма близко, и злой не знает, чем он кончит впоследствии, и добрый не твердо стоит в добродетели. Но, как порок ослабляется страхом, добродетель же — завистию, то и надо быть весьма осторожным, чтобы не уязвило жало смерти. Этот превратный ум принимает на себя двоякий образ, распростирает то ту, то другую сеть. Он — или глубочайшая тьма, или, если откроешь его, тотчас превращается в светлого Ангела, почему нужна особенная осторожность, чтоб вместо света не встретить смерти.

Известный тебе
Александр иеросхимонах.

3.

       Письмо к послушнице Харьковского
       Николаевского девичьего монастыря.

Молитвами с. о. н., Г. И. Х. Б. н., п. н.

Честнейшая и немощнейшая сестро Людмило!

       Всеусердно Вам желаю душевного мира и благодушного пребывания. Чрез о. Филарета получил Ваше приятное и смиренное писание. На молитвы отцов — добро и похвально уповать, но следует при всем том и себя не забывать. И как Вы имеете раскаяние и произволение ко исправлению своих немощей, то Господь, по Своему милосердию, силен Вас простить и восстановить на правую стезю.

       Вы жалуетесь на себя, что нет исправления и что, хотя и все средства имеете ко благоугождению Божию, но от лености и нерадения остаетесь без успеха. Да как же ты хочешь без понуждения и борьбы получить награду бесстрастия? Страсти внутри нас, они еще не побеждены, да и нам неизвестны. А когда явится вина,— тогда и обличатся страсти. С нашей же стороны требуется сопротивление, и чрез борьбу со страстями мы становимся лучшими, при помощи Божией, потому что, познав свою немощь, приходим в смирение.

       А о неплодствии душевном не скорби: ни в чем не отпадешь и удостоишься получить милость Божию. По словеси Господню: «не осуждай, и не осуждена будешь». Принимай обличения с благодарением; оно воспользует тебя более, нежели все, и научит терпению и смирению, как царь Давид пишет: «смирихся и спасе мя» (Пс.114; 5). Бог да наставит тебя в сем и укрепит.

       Но, конечно, истинное произволение испытуется на деле, а не на словах, как и военное искусство. И об искусстве воинов мы судим не по тому, как они учатся артикулу и маневрам, но когда они, побывав много раз в сражениях, побеждают или бывают побеждены.

       Да даст же тебе Господь истинный разум и да укрепит тебя в находящих скорбях. При сем и остаюсь желатель твоего спасения, известный Вам

недостойный иеросхимонах Александр.

       Прошу Вас передать земное поклонение всечестнейшей матушке игумении Эмилии 44.

 

4.

Молитвами с. о. н., Г. И. Х. Б. н., п. н.

Достопочтеннейшее и немощнейшее чадо Пелагия!

       Сердечно желаю Вам душевного мира и спасения. Уповая на молитвы отцов, надо и себя подгонять, ибо что посеешь, то и пожнешь. «В терпении вашем стяжите души ваша» (Лук. 21; 19),— научает Св. Писание, потому-то без терпения не может усовершиться ни одна добродетель, без терпения и смирения все наши подвиги сомнительны, и, сколько может сердце вместить в перенесении скорбей, столько вмещает и благодати Божией.

       Сказано: в скорби ... помянух Бога и возвеселихся» (Пс. 76; 4); и еще: «многи скорби праведным» (Пс. 33; 20). Все святые шли путем скорбным, тесным и получили царство небесное потому, что «тесен путь ведущий в живот вечный» и «пространен путь ведущий в погибель и многие входят им» (Мф. 7; 13—14).

       Войдите в себя и размыслите о своем желании; к чему должны стремиться мы по восприятии на себя монашества? К высшему. Как же Вы от малой скорби колеблетесь? Вы желаете взять на себя великое, а оно достигается только скорбями, терпением и непрестанным призыванием имени Господня. Многие брали на себя много, но, не испытавши себя прежде терпением в скорбях, все растеряли, и все их подвиги не устояли, как неправильные, потому что только смирением и терпением побеждаются тщеславие, самолюбие, гордость, уныние и другие подобные страсти. Вступить без оружия в борьбу с тем, который ведет с нами брань уже восьмую тысячу лет, весьма опасно: много он нашего брата свел в преисподнюю. Принимай обличение охотнее, нежели похвалу: оно научит тебя смирению и терпению.

       Бог да наставит тебя в сем и укрепит.

Недостойный иеросхимонах Александр.
1876 г., июля 7-го, вечер.
Скит Гефсимания.
 

Выписки о. иеросхимонаха Александра
из разных сочинений Ефрема Сирина и Григория Богослова,
найденные в келье старца по его кончине

       Будь осторожна, душа моя, попекись о совести своей, не обращай внимания на падения других, но будь внимательна к одним своим падениям. Спеши, предупреждай, примирись со Христом, распятым за тебя плотию. Если сами себя осудили, то не будем осуждены там, где великое и нескончаемое осуждение.

       Умилосердись ко мне, Господи, по благоутробию Твоему и спаси меня по единой благости Твоей, молитвами Пречистыя Владычицы нашея Богородицы и всех святых Твоих.

       Но если, по щедротам Твоим, посетишь душу мою, то обретется, если призришь на нее, то спасена будет, если услышишь ее, то укрепится в силах. Поревнуй о ней, потому что она обручена с Тобою, и обручивший ее с Тобою, Павел сказал, что Ты, Бессмертный,— ревнитель.

       Не презри ее, чтобы враг не подумал, что Ты в разводе с нею и отослал ее от Себя. Накажи меня, Господи, по щедротам Твоим, не предай меня в руки губителя. Увы, возобладавший мною грех нашел пажить свою во мне и с каждым днем более и более унижает и погружает меня в глубину свою. А я, окаянный, не престаю прогневлять Бога, не страшусь оного неугасимого огня, не трепещу нескончаемых мучений. Грех, обратившись в навык, вовлек меня в совершенную погибель, хотя я сам себя обличаю и не престаю приносить исповедание, однако ж все пребываю в грехах; смотрю и не вижу, потому что погрешаю в самом покаянии, не углубляясь в различение дел.

       Как раб греха, я, не желая того, делаю худое, как воинствующий под властью его, ему подчиняюсь; и, имея возможность бежать, плач'у дань этому царствующему во мне навыку. Радея о страстях, несу оброки плоти. Зная, что растление во мне усиливается, сам содействую ему. Влекомый какой-то тайной силой, хочу, будто, бежать, но, как пес на железной цепи, опять возвращаюсь туда же.

       Иногда дохожу до ненависти ко греху и питаю отвращение к беззаконию, но все же пребываю порабощенным страсти: она обладает мною, несчастным, и сластью греховной против воли вовлекает в грех. Страсть купила себе мое произволение и источает на меня грех. Кипят во мне страсти вопреки уму: они срастворились с плотью и не терпят разлучения.

       Напрягаюсь переменить произволение, но предшествовавшее мое состояние никак не дает мне успеть в этом. Стараюсь, бедный, освободить душу от долгов, но злой заимодавец тут же вводит меня в б'ольшие долги. Щедро дает он взаем и не напоминает об отдаче, даже совсем не хочет брать обратно, желая только рабства моего, дает и не взыскивает долга, чтобы обогащался я страстями. Хочу отдать ему старый долг, а он прибавляет новый.

       Если же делаю себе большее принуждение — перечу страстям, он, чтобы низложить меня, придает новые страсти и, видя, что постоянное пребывание в долгу заставляет меня быть грешным, вводит в меня новые пожелания, а чтоб я не исповедовался, ввергает меня в забвение моих страстей.

       Встречаясь с новыми страстями и занятый ими, забываю о прежних. Дружусь с появившимися вновь страстями и опять оказываюсь должником их, бегу к ним, как к друзьям, и заимодавцы мои опять обходятся со мною, как властелины. И я, который незадолго до сего старался получить свободу, ради их делаюсь преданным рабом. Спешу снова разорвать их узы и опять облагаюсь новыми. Спешу освободиться от воинствования в рядах их, но, как взявший с них много даров, оказываюсь невольно связанным с ними.

       О, какая власть надо мною греховных страстей! О, какое господство злохитрого и коварного змея! Действую по природе, и он входит в торг, дает залог, чтобы продать ум самому греху. Убеждает меня угождать плоти, под предлогом употребления ее на служение душе, и я, препобеждаясь сластолюбием и предавшись тотчас невоздержному сну, совершенно лишаюсь ее услуги.

       Когда молюсь, внушает мне мысль о каком-нибудь ничтожном удовольствии и ею, как медной цепью, держит слабый ум мой, и не ослабляет уз, хотя тот и порывается бежать.

       Весьма прекрасны слова мои для других, а дела мои отвратительны.

       Других учу порядку в мире, а сам, несчастный, предаюсь страсти.

       Все дни мои протекли и исчезли в грехах, и ни одного дня не служил я правде. Едва начинал я каяться с намерением больше не грешить, как приходил лукавый и уловлял меня по ненависти своей. Горе мне, потому что добровольно попадаюсь в сеть его.

       Если выйду пройтись, то выступаю, как праведник и мудрец. Увижу ли, что иной грешит,— смеюсь и издеваюсь над ним. Увы, обнаружатся и мои кония, и посрамлюсь!

       О, лучше бы мне не рождаться на свет! Тогда не развратил бы меня этот преходящий мир; не видя его, не сделался бы я виновным, не осквернил бы себя грехами и не боялся бы истязания, суда и мучения. Едва даю я обет принести покаяние, как снова возвращаюсь и впадаю в те же грехи. Радует меня час, проведенный во грехе, и думаю еще, что делаю похвальное.

       Увы мне! Доселе не помышлял я, что ожидает меня геенна. Лукавая воля вводит меня в грех, но, когда согрешу, слагаю вину на сатану. Но горе мне! — потому что я сам причиною грехов моих. Лукавый не заставит меня согрешить насильно: грешу я по своей воле.

       Умилосердись ко мне, Милосердый к кающимся! Прости мне вины мои по множеству благости Твоей! Приими, Господи, слезы, приносимые Тебе мною, и очисти меня от грехов, как грешницу. Сознаю, Господи, что согрешил я, пощади меня по щедротам Твоим.

       Приидите, взыщем щедрот, пока возможно для нас искать их. Место покаяния в этом преходящем мире, а в том непреходящем мире не будут приняты ни молитвы, ни слезы.

       Грешница слезами, какие пролила, уничтожила рукописание грехов своих. И ты, грешник, возьми с собою и принеси в дар слезы, воздыхая, воззови ко Господу, и тотчас простит тебе долги твои. Как дар Христу Господу принеси, кающийся, слезы и ударяй себя в перси, как мытарь, который, воздыхая, молился и говорил: «Милостив буди, Господи, мне, грешнику, прогневавшему Тебя».

       Вот, дверь отверста, и ждут возвращения твоего, грешник. Возвратись ко Господу твоему, оставь путь непотребства, встань и вступи на стезю к Царствию. Открылась у тебя греховная язва; если замедлишь, она всецело погубит тебя. Врач твой многоискусен, покажи Ему язву свою, слезно плачь у двери Его, побуди Его щедроты, чтобы уврачевал тебя. Увы! Какое тяжкое отмщение потерпела ты, душа моя!»

       Тщеславные смертные, подлинно стали мы подобны легкому дуновению ветра; ни худое, ни доброе — ничто не бывает у людей до конца одинаковым. Пути добрых и злых идут между собою весьма близко; и злой не знает, чем он кончит впоследствии, и добрый не твердо стоит в добродетели, но, как порок ослабляется страхом, так добродетель — завистию. И Христу угодно, чтобы с тем и с другим боролся наш однодневный род, чтобы мы, взирая на Его могущество, устремляли взор гор'е! Тот у нас совершен, кто идет прямым путем, не озирается на пепельную пустыню Содома, погибельным огнем пожигаемого за наглость, но стремительно бежит на гору из страха, чтобы не стать притчей и соляным столпом.

       Собственными своими страстями свидетельствую я о человеческой растленности. Когда был я отроком и несколько разумения имел в сердце, тогда, следуя какому-то прикровенному разуму и похвальным обычаям, восходил я гор'е к Светозарному Престолу, а не шел по царскому пути блуждающими стопами. Но теперь, когда набрался я разума и касаюсь уже предела жизни, как бы от упоения, нетверды стали стопы мои и я, несчастный, иду излучинами. Меня изнуряет брань с пресмыкающимся змием, она тайно и явно похищает у меня всякую добрую мысль. То простираю ум к Богу, то опять увлекаюсь в худую сластность мира, и не малую часть души моей исказил смертный мир.

       Но, хотя покрыл меня собою черный грех, хотя враг мой, подобно каракатице, изрыгающей черноту свою на воды, явно излил на меня темный яд, однако же я настолько могу еще видеть и рассмотреть, что наилучшим образом понимаю: кто я, чего желаю достигнуть и где нахожусь, несчастный, сколько раз падал я на землю или в разверстые под землей бездны. Не обольщаюсь убеждениями, не пленяюсь словами, придуманными в защиту страстей, не утешаюсь видением чужих пороков, как более совершенный в сравнении с другими. Больному, которого режут железом, приятно ли видеть, что режут и других, и что они ощущают еще сильнейшую боль? Что за приобретение порочному от того, что другой и его порочнее? Кто отличается добротою, от того может получить пользу и добрый, и худой, потому что зрячий — приобретение для слепого. Но услаждаться тем, что видишь порочных, есть признак еще большей порочности.

       Если кто считает меня хорошим, когда я худ, это тяжело для меня, и я внутри себя проливаю тайные слезы. Лучше, будучи хорошим, во мнении других оставаться худым, нежели, будучи худым, иметь славу доброго и быть для людей обманчивым гробом, который внутри полон зловония от гниющих мертвецов, а снаружи блистает белизною и приятными для взора красками. Убоимся великого ока, которое видит и под землею и в самых глубинах моря, видит все, что скрывается в человеческом уме. Пред Ним время ничего не значит; для Бога — все настоящее. Как же скрыл бы от Него кто-нибудь свое беззаконие? Где же укроем самих себя в последний день, кто поможет тогда? Где утаимся от Божия Ока, когда дела всех сделает явными очистительный огонь, пожирающий легкое и сухое естество греха? Сего-то греха боюсь и трепещу день и ночь, видя, как душа ниспадает от Бога на землю, больше и больше сближается с перстью, которой желал я избежать.

       О сем плачу и не знаю ясно, что принесет завтрашний день, приведет ли меня Бог обратно к прежним правилам жизни, освободив от горестей и сняв с меня все бремя грехов. Или, прежде нежели увижу ясное небо, прежде нежели приложен будет пластырь к ранам, Он изринет меня отсюда погруженным в скорби несчастливцем, который желает света после глубокой ночи? Тогда кто поможет сетующим напрасно? Здесь врачевство для людей, а напоследок все будет заключено.

       Посему я и плачу, и Царя, Который владычествует над всем и все взвешивает на весах Своих, слезно молю, чтобы милостиво рассудил душу и тело, прекратил брань. Худшее (как и следует, потому что сие гораздо полезнее и для души, и для тела) подчинил лучшему, чтобы обремененная перстью душа не влачилась по земле и не погружалась, как свинец, в глубину, но чтобы персть уступала окрыленному духу, и грех истаявал, как воск от огня. О сем умоляя, прилагаю и сам многие врачевства к грубой плоти, чтобы прекратить жестокий недуг, чтобы крепкими узами удержать силу плоти, как самого вероломного зверя. Трепеща злой волны, ставлю преграды чреву, неудобоисцеляемою скорбию изнуряю сердце и проливаю токи слез, преклоняю пред Царем сокрушенные колена, провожу ночи без сна, ношу печальную одежду.

       Иным приходят на мысль пиры, ликования, смех, объядение — эти забавы цветущего возраста. Иные опять находят утешение себе в супругах, в сыновьях, в непрочной славе обладания огромным богатством. Иных опять увеселяют народные собрания, рощи, бани, городская пышность, похвальные речи, шум сопровождающих, когда сами они несутся на высоких колесницах. Ибо у смертных много утех в многообразной жизни, и к самым бедствиям примешивается веселие.

       Но я умер для жизни, едва перевожу дыхание на земле, бегаю городов и людей, беседуя со зверями и утесами, один вдали от других обитаю в мрачной и дикой пещере, в одном хитоне, без обуви, без огня, питаюсь только надеждой и сделался в поношение всем земнородным. Ложем мне служат — древесные ветви, постелью — грубая власяница и пыль на полу, омоченная слезами.

       Многие воздыхают под железными веригами, иные, сколько знаю, употребляют в пищу пепел, и питие у них растворено горькими слезами. Иные, осыпаемые зимними снегами, по сорока дней и ночей стоят, как деревья, воспрянув сердцем от земли и имея в мысли единого Бога. Иной, замкнув себе уста, и на язык свой положил узду, которую, впрочем, не всегда стягивает, ослабляет же ее для одних песнопений, чтобы уста его были одушевленными гуслями, в которые ударяет Дух. А иной посвятил Христу главу свою и, ради благочестивого обета, блюдет ее от острижения. Другой же смежил свои очи и к слуху приставил двери, чтобы не уязвило его откуда-нибудь неприметным образом жало смерти. Ибо таков умысел завистливого велиара. Он всегда преследует ненавистью человеческий род и не терпит, чтобы земные делались небесными, потому что сам за свое злоумышление свергнут с неба на сию землю.

       Он, злосчастный, возжелал иметь славу первой красоты и великую царственную честь Самого Бога, но вместо света облекся в ужасную тьму. Потому и увеселяется всегда темными делами, имеет здесь владычество над мрачным грехом. Этот превратный ум принимает на себя двоякий образ, распростирая то ту, то другую сеть. Он — или глубочайшая тьма, или, если откроешь его, тотчас превращается в светлого Ангела и обольщает умы кроткою улыбкою, почему и нужна особенная осторожность, чтобы вместо света не встретиться со смертью 45. Избегать порочной жизни могут и худые люди, потому что открытый порок многим ненавистен. Хвалю же того, кто изощренными очами духа обличает коварного и невидимого врага. Но Ты, Милосердый, соблюди мою старость и мою седую голову и пошли добрый конец жизни.
 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ИТАК, в чем же состоит особенная польза и назидательность жизни старца Александра?

       В том, что она ободряет всех к терпеливому прохождению жизни внимательной, никакими предметами мира сего не развлекаемой и не рассеиваемой. Инокам же она показывает в особенности, какие сокровища и какое духовное утешение можно найти, оставив все наслаждения мира для чисто внутренней жизни души. Если ум, ничем не занятый, тотчас предается праздности, унынию, лености или духовной неподвижности, то этого не бывает, если инок непрестанно внимает себе, возбуждая себя к духовному бодрствованию посредством молитвы, всякий раз оплакивает свои падения и снова понуждает себя к подвигам и трудам.

       Такова жизнь старца Александра. Поэтому-то полезно читать ее описание для тех иночествующих, которые ищут в монастыре не жизни спокойной, ограничивающейся одним внешним исполнением обычных монастырских правил, но жизни, постоянно воспламеняемой любовью к благу духовному, лучшему, чем все земные мимолетные утешения.
 

МОЛИТВА КО ПРЕСВЯТЕЙ БОГОРОДИЦЕ,
ЧТОМАЯ ПРЕД ИКОНОЮ ЕЯ ЧЕРНИГОВСКОЮ
ВО ХРАМЕ ПЕЩЕРНЕМ СКИТА ГЕФСИМАНСКАГО

       О, Пресвятая Дево! Мати Христа нашего, Царице Небесе и земли! Вонми многоболезненному воздыханию душ наших, призри с высоты святыя Твоея на нас, с верою и любовью поклоняющихся Пречистому и чудотворному образу Твоему: се бо грехми погружаеми и скорбьми обуреваеми, взирая на Твой образ, яко сущей Ти с нами, приносим смиренныя моления наша, не имамы бо иныя помощи, ни инаго предстательства и утешения, токмо Тебе, о Мати всех скорбящих и обремененных! Утоли скорбь нашу, настави на путь правый нас, заблудших, уврачуй болезнующия сердца наши и спаси безнадежных, даруй нам прочее время живота нашего в мире и покаянии проводити, подаждь христианскую кончину, и на Страшном Суде Сына Твоего явися нам, Милосердная Предстательница, да всегда поем, величаем и славим Тя, яко благую Заступницу рода христианского со всеми угодившими Богу. Аминь.
 

———

Примечания:

       1  22 февраля по н. ст. Обратно в текст

       2  Свят. Феофан и преп. Амвросий прославлены Собором Русской Православной Церкви в 1988 г. Память свят. Феофана празднуется 10/23 января, преп. Амвросия — 10/23 октября.— Прим. ред. Обратно

       3  Эта духовная дружба не прекратилась и впоследствии: о. Амвросий нередко присылал потом к о. Александру своих на исповедь. Обратно

       4  В то время лица, не благоволившие к о. Александру, в большинстве своем были еще живы. Обратно

       5  Родственница о. Александра, монахиня Калужского монастыря Илария. Обратно

       6  Замечательно, что то же самое было в жизни другого знаменитого подвижника —преосвященного Феофана Затворника: и он, подобно о. Александру, отличался в детском возрасте большой резвостью (Душеполезное чтение, 1894 г., кн. 11, статья «Сеня и Егорушка»). Обратно

       7  У него было два сына. Обратно

       8  Впоследствии Господь привел ему самому жить в Гефсиманском скиту девятнадцать лет, где он и скончался 24 апреля 1870 г. При кончине был пострижен в монашество и наречен Дионисием. Обратно

       9  Требник, чин пострижения монахов. Обратно

       10  Вероятно, бедность родителей понудила их отдать туда сына, тем более, что содержателем заведения был дядя о. Александра. Обратно

       11  Очень может быть, что о. Александр особенно почувствовал в то время потребность покаянного подвига, какой удобно было проходить только в монашестве, или, может быть, даже думал о принятии монашества. Обратно

       12  О. Антоний был братом игумена Оптиной пустыни о. Моисея. Обратно

       13  И к устроению кельи о. Агапита побуждала, кроме собственного желания безмолвствовать, между прочим, эта же преклонность лет и болезненность родителя. Обратно

       14  Эти скорби происходили, главным образом, от нерасположения братии к о. Агапиту. Многие из братии монастыря были выходцами из Молдавии и были вооружены против старчества, а о. Агапит пришел в Гефсиманский скит из Оптиной пустыни, в которой, напротив, старчество тогда процветало. Случалось, например, между прочим, что к келье о. Агапита зимой не привозили дров или не делали в ней починок, когда они требовались, и т. п. под тем предлогом, что, если о. Агапит сам устроил себе келью, то сам и должен заботиться о ней. Обратно

       15  Во время пребывания о. Агапита в пещерах митрополит Филарет благословил его принимать к себе и на исповедь. Обратно

       16  Григория (Миткевича), в 1881 г. Обратно

       17  23 июля по н. ст. Обратно

       18  Были, между прочим, у старца в келье часы, которые очень стучали, и один из учеников спрашивал старца, не мешают ли часы ему заниматься молитвой Иисусовой. Старец отвечал: «Прежде очень мешали, и много я с ними нянчился: то из кельи вынесу, то опять внесу. А теперь даже вовсе не замечаю, как будто их у меня нет». Обратно

       19  5 января по н. ст. Обратно

       20  1 января по н. ст. Обратно

       21  Так было, например, в 1866 году, когда в скиту была эпидемическая горячка, и о. Александр заболел ею. Так же было и во время последней, предсмертной его болезни. Обратно

       22  О. Александр не отвергал пользы от тропарей и канонов, и случалось, что келейник, подходя к его келье, слышал его поющим что-либо. Он заботился только, чтобы ум, будучи постоянно занят одними тропарями и кондаками не рассеялся, и тогда в особенности обращался к молитве Иисусовой, так как она легче всего способствует собрать внимание для умной молитвы. Обратно

       23  Был, например, с ним случай. «Однажды я,— рассказывала одна монахиня, духовная дочь о. Александра,— угощала старца вареньем. Он строго взглянул на меня и спросил: «А где ты брала ягоды?» Я вздрогнула и говорю: «Простите, батюшка, без благословения старшей ходила за ягодами». «Вот видишь ли, Господь тебя покрыл,— заключил старец,— и ты покрывай всех». Обратно

       24  По поводу последних слов преосв. Феофан сделал замечание: «Без определенного правила нельзя оставлять никого. Но соображаться следует с качествами приступающих к сему делу и внушать, чтобы не довольствовались одним внешним исполнением положенного». Впрочем, в действительности о. Александр так и поступал: и вышеприведенными словами он не хотел сказать, будто не нужно налагать никакого молитвенного правила, а только хотел сильнее высказать ту мысль, что не следует возлагать надежду на одно внешнее исполнение правила и превозноситься тем. Кроме того, предполагается, что ученики о. Александра, которые спрашивали его о правиле, должны были ежедневно ходить ко всем церковным богослужениям. О. Александр предоставлял свободу только в правиле келейном, исполняемом помимо общеустановленного. Обратно

       25  Эти слова сказаны старцем по примеру Варсонуфия Великого (Ответ 23). Обратно

       26  Здесь преосв. Феофан опять сделал замечание: «Нужно или количество определить или время. Иначе мы — поклон, другой, и бросим. Когда образуется нужда молитвенного с Богом пребывания, тогда правило само собой прекратится». Обратно

       27  Из их числа были: иеросхимонах Симеон (в 1875 г. в Николо-Угрешском монастыре), иеромонах Тихон (в 1873 г. в Гефсиманском скиту) и иеросхимонах Иоанн, который скончался 8 января 1898 г. Обратно

       28  К означенному ответу о. Александра преосв. Феофан добавил, что не всякому следует тотчас приниматься за молитву Иисусову: «Молитва Иисусова должна идти после успеха в обычных молитвословиях, когда утвердится позыв к молитве в сердце. Кто прежде сего начинает, ничего не приобретает. Он похож на того, кто дует на холодный уголь». Обратно

       29  Монахиня Каллисфения Хотькова монастыря скончалась 29 марта 1887 года, на пятьдесят четвертом году своей жизни, была преданная духовная дочь о. Александра; она писала о себе одному духовному брату за восемь дней до своей смерти, т. е. 20 марта, так: «Все желание и воздыхание, вся скорбь души моей — как бы спастись и угодить Господу, и возлюбить Его всем сердцем моим, и ближнего своего. Но все-таки мое попечение тщетно: вижу себя, как бы осыпанной грехами, не сделала и одного шага вперед. Когда размышляю о своих грехах и недостатках и о Божием милосердии, упаду пред Богом и кричу: «Грешная есмь,— повторяю несколько раз,— се раба Твоя, пусть будет святая воля Твоя». Обратно

       30  Третья утренняя молитва св. Макария Великого. Обратно

       31  Печерский патерик, 7 августа. Обратно

       32  Т. е. чрезмерность поста, а не вообще пост, как замечает преосв. Феофан в разъяснении. Обратно

       33  Т. е. полагание поклонов без молитвенного к Богу возношения, а поклоны всегда полезны, как и пост (замечание преосв. Феофана). Обратно

       34  Следует заметить, что о. Александр и действительно не дожил до 40 лет в монашестве пяти дней, так как поступил в монастырь 14 февраля 1838 г., а скончался 9 февраля 1878 г. Обратно

       35  Т. е. нужно иногда не плакать и не жаловаться на помыслы, а терпеть и бороться с ними, так как удивляться и сильно смущаться при каждом явлении помыслов свойственно человеку при неправильно высоком мнении о своей чистоте, от которого и происходит печаль и смущение. Обратно

       36  I Кор. 10; 13. См. об этом также у Иоанна Лествичника, ст. I. Обратно

       37  3 октября. Обратно

       38  Замечание преосв. Феофана. Обратно

       39  Здесь преосв. Феофан приписал: «И у Исихия: «оттолкни искушающий помысл и к Господу обратись с молитвою» — и все тут». Обратно

       40  Cм. последование исповеди. Обратно

       41  Дополнение преосв. Феофана к ответу о. Александра. Обратно

       42  24 января по н.ст. Обратно

       43  См. статью о молитве Иисусовой в издании сказаний о старце Серафиме и затворнике Марке, 1856 г. Москва. Обратно

       44  Первая игумения Харьковского (находящегося в 35 верстах от г. Харькова) Николаевского девичьего монастыря. Обратно

       45  С тьмою. Обратно

 


       По книге Старец Александр из Гефсиманского скита.

       Электронная версия (макет) книги предоставлена издательством имени свт. Игнатия Ставропольского.

На заглавную страницу