Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.
Святая благоверная
княгиня Анна Кашинская
Глава VI
Уничтожение канонизации
ЕРКОВНАЯ слава благ. Анны засияла в годы ранней молодости Алексея Михайловича, в ту «весну», которую украсило столько проявлений его благочестивой настроенности, религиозного одушевления его окружения, идеализма церковной политики... Через 25 лет, увы, от иллюзий не осталось и следа... Кто мог думать, что на ветру жизненных противоречий — государственных интересов и нравственно-религиозных велений народной совести — вера многих русских людей разгорится пожаром исповедничества? что изменения в обрядах, уставе и тексте старопечатных книг, безоговорочно с высоты патриаршего престола предписанные и насильно внедряемые, приведут к расколу? что в патриаршем господствовании над стадом (1 Пет. 5, 3) русские люди почуют скрытую опасность и для истин св. веры: сегодня предписывают, как по-новому молиться, а завтра могут предписать по-новому верить? что царевы други и слуги, идеалисты-ревнители (и их последователи) окажутся в бегах и в лесах, кончат жизнь расстриженными попами под соборной анафемой? И как это могло случиться, когда сам царь поддерживал их своей царской властью!..
Когда-то Алексей Михайлович простодушно увлекался церковностью, смирялся от всего сердца перед авторитетом престарелого патриарха Иосифа. Во время его смертельной болезни (в 1652 г.) царь, навещая умирающего первосвятителя, целый час дожидался его в Крестовой церкви, а когда, наконец, больного вывели, целовал его в руку, кланялся ему в землю, целовал в ногу, а потом, по смерти патриарха, плакал о нем горькими слезами...
То же смирение, великодушно-откровенно исповеданное, в грамоте Алексея Михайловича, обращенной ко гробу митр. Филиппа: «Преклоняю честь моего царства перед честными мощами, повергаю на умоление... всю мою власть...»
Сыновняя доверчивость и в слезной просьбе царя, обращенной в Успенском соборе к Никону (в 1652 г.), когда царь всенародно умолял его согласиться на избрание в патриархи; и та же готовность безоглядно смиряться перед высшей церковной властью и в принятии царем условия, поставленного Никоном: «Послушати его (Никона) во всем, яко начальника, пастыря и отца краснейшего».
За неосмотрительную доверчивость Алексей Михайлович заплатил многими скорбями: властолюбивому Никону неосторожность царя дала лишь повод для неслыханных на Руси притязаний быть патриарху не только советником царя, но соправителем и даже соперником 1. Правда, Никона удалось удалить постановлением церковного Собора 1666-67 гг., лишить сана, сослать простым иноком в Ферапонтов монастырь... однако победа эта не вернула былой, дониконовских лет, церковно-царской гармонии во имя высших религиозно-нравственных целей и возвращаться к ней царь, по-видимому, и не стремился.
В 1654 г. началась война с Речью Посполитою. Она тянулась более 10 лет и имела для московского общества значение культурного шока.
После долгого пребывания с войсками в Польше и Литве царь вернулся домой не прежний: кругозор его расширился, многое за границею показалось ему достойным внимания и подражания. В московской жизни заструилось что-то новое, небывалое, влиявшее на психологию русских людей, на их интересы, потребности, вкусы, на домашний быт, нравы, на самое чувство жизни... В Москве появилось много иностранцев: послов, пленных, торговых людей, мастеров... появились новшества домашнего обихода, возникла мода на польский и латинский языки, на просвещение, на западное искусство, на невиданные на Руси вещи, на польского покроя платье, на западный уклад жизни, бытовые навыки, как общаться, развлекаться... Новизна проникла всюду, интересовала, удивляла, влекла и нравилась, забавляло самое удивление, что что-то впервые видишь или ощущаешь... Все это повело к тому, что с конца 50-х годов царь, а за ним московское общество начинают к интересам Церкви охладевать.
На фоне новых увлечений старая жизнь могла показаться безотрадно-монотонной, суровой, скучной, застывшей в своей древнерусской неподвижности, словно зацветший пруд... Древнерусское благочестие со своими особыми, узкоцерковными вопросами и запросами, казалось, уводило общественную жизнь куда-то в сторону от широкой, укатанной дороги на узкие тропы, в глушь...
Годы 1654—1676 были самые трудные, самые ответственные страны в царствование Алексея Михайловича. Длительная польская война, малоуспешная со Швецией, чума (1654—1655), нехватка денег на содержание войска, инфляция, бунт, всеобщее народное недовольство, брожение на Дону, разиновщина, с юга угроза турок, наконец вздымающаяся волна раскола...— все эти беды и нужды требовали государственных мер, быстрых и решительных, самооборона страны и власти, борьбы со всякого рода возмутителями. В эти годы потрясений заботы о том, как бы возвеличить или украсить Церковь, постоянное усердное попечение о раках, иконах и мощах, богомолья и крестные ходы, постоянное тесное окружение священства и монашества... вся эта стихия церковности только могла отвлекать от главных задач. Если без Церкви государственная жизнь и теперь не мыслилась, то хотелось, чтобы Церковь была государтсву «своя» — в помощь и поддержку, а не таила в себе искр беспорядка, религиозного своеволия, волнующего народного ропота...— именно того, что привносили в церковную жизнь — с таким жаром исповедничества — сторонники «старой веры». И царь открыто и решительно встал на защиту не лиц и их идеальных целей, а порядка в стране и в Церкви.
Былые стремления ревнителей к праведной жизни под водительством иерархии и покровительством царя обернулись взаимным непониманием, подозрительностью, враждою (впоследствии даже ненавистью) и заключились расколом с его символом — двуперстным крестным знамением 2...
Не углубляясь в изложение направлений (иногда противоречивых) в истолковании раскола, отметим только суть его — роковой разрыв между национальной, государственной Русью и народной верой. Начавшийся при Никоне раскол во вторую половину XVII в. заключался лютой враждою. Сильнейшая сторона — государственная Церковь и царская власть,— преследуя противников, проявила беспощадную строгость. Если в каждом историческом процессе есть свои события и деятели, главные и второстепенные, то в борьбе с расколом, начавшейся сразу после Собора 1666-1667 гг. и разбушевавшейся до яростной бури гонений, выступает на первый план фигура патриарха Иоакима (1674—1690). В его правление и была вычеркнута из святцев благ. кн. Анна.
Преследование «старой веры» началось еще до патриаршества Иоакима, но не без его участия. После Никона патриарший престол долго не имел законного главы, а только заместителя — митр. Крутицкого Питирима. При нем в Церкви был полный хаос, путаница старины и новшеств, разногласия, споры, раздоры по приходам и монастырям; беспорядок дошел до того, что в одних церквах служили по-новому, а в других по-старому, в одной и той же церкви члены причта служили по-разному, в пастве возникали бурные столкновения, сторонники старого благочестия перестали посещать «никоновские церкви».
Беспорядку решено было положить конец: митр. Питирима устранили, сделав митр. Новгородским, а обязанности заместителя были переданы архимандриту Чудова монастыря — Иоакиму, человеку сильной воли, решительного крутого нрава.
В тот же год был выслан в Пустозерск протопоп Аввакум, душа всего московского старообрядчества, его вдохновитель, учитель и вождь.
Одновременно церковная Москва стала готовиться к Собору. Ему предстояло высказать свое суждение о старообрядчестве. Вождей «движения» свезли в Москву. Они прибыли с изготовленными ими длиннейшими докладами-челобитными в чаянии внимательного и нелицеприятного обсуждения истин «старой веры». Напрасные чаяния? Собор об «истинах» рассуждать и не намеревался — отнесся к ревнителям, как к подсудимым за непокорность предписаниям высшей церковной власти. После допроса просто выносили приговор: кто не согласен подписать отречение от своих заблуждений и принести повинную, того — расстричь. Большинство подписало. Упорствующих — их оказалось четыре человека 3 — расстригли и сослали в Пустозерск.
Одновременно Собор во время своей второй сессии (1667 г.), на которой присутствовали и восточные патриархи 4, «изрек клятвы» (анафему) на старообрядцев; тем самым он исторгал их из Русской Церкви и объявлял старый обряд ересью. Раскол стал церковно-историческим фактом.
С явными врагами было покончено, но оставалась борьба с «раскольничьими» настроениями, с противоцерковным уклоном.
По-видимому, такую старообрядческую пропаганду усмотрела патриаршая администрация в распространившихся слухах, что благ. кн. Анна Кашинская, прославленная святая покоится в гробу, имея руку «на персях лежащую согбенна с перстами, яко благословляющи», и тем показала, как русским людям надо креститься; когда при открытии мощей ей пальцы разгибали, она вновь сложила их двуперстным крестным знамением!.. И это утверждали не какие-нибудь болтуны, а свидетели-очевидцы, отец и сын — два священника, которые 30 лет тому назад присутствовали на вскрытии мощей и собственными глазами читали его протокол...
Слухи добежали до Москвы. Церковная власть встревожилась...— тогда и была послана контрольная комиссия в Кашин.
Новый досмотр мощей для св. Анны оказался неблагоприятным: комиссия обнаружила, что мощи и ризы «не нетленны», тогда как в житии Анны ложно упомянуто причетником Никифором, что «тлению не только мощи, но и ризы непричастны». «Руки благословляющей», т. е. сложенной двуперстно, тоже комиссия не усмотрела: «Рука в завитии (в сгибе) погнулась, однако персты лежат прямо, а не благословляющи», т. е. она просто прижата к груди и пальцы в крестное знамение не сложены (ни в двуперстие, ни в троеперстие).
Опрос под присягою свидетелей чудес, вероятно, подтвердил все чудеса, так как комиссия впоследствии к обсуждению этих чудес не возвращалась.
С этими данными комиссия вернулась в Москву.
Патриарх Иоаким тотчас собрал малый Собор, созвав 6 архиереев, находившихся тогда в столице. Комиссия представила пространный доклад.
Несомненно, главный пункт его было опровержение двуперстия: — «руки благословляющей» обнаружено не было. Но довода этого для уничтожения канонизации было недостаточно.
По-видимому, комиссия давала себе отчет, что отрицать двуперстие мало, потому и устремила свое внимание на житие Анны.
В нем были уязвимые для критики строки — упоминание о совершенной нетленности мощей (и риз), тогда как они частью истлели. Тем самым на автора жития, причетника Никифора, ложилась тень «лгателя», да и на авторитеты самих свидетелей-священников (отца и брата причетника Никифора), житие распространявших. Не заключало ли оно еще каких-нибудь «измышлений»? Комиссия сверила житие с летописями и со Степенной книгою и нашла еще 9 «несогласий».
Малый Собор заслушал доклад комиссии и постановил: впредь до Великого Собора всех архиереев: 1) житие и сказание о чудесах признать недостоверными; 2) гроб благ. кн. Анны с мощами в Воскресенском соборе запечатать архиерейскими печатями; 3) покров с образом кн. Анны и иконы взять в Москву и, впредь до рассуждения и подлинного рассмотрения Великого Собора, образов не писать; 4) празднеств кн. Анне не отправлять, молебнов не петь, а церковь во имя ее в Успенском соборе построенную, и «без известного испытания освященную» до Великого Собора — запереть и запечатать.
В этой тяжелой, грозовой атмосфере открылся Великий Собор (1 января 1678 г.). В его состав вошли 5 митрополитов, 6 архиереев, 7 архимандритов, 3 игумена.
В своих рассуждениях Великий Собор был обстоятельнее, смелее, но и суровее Малого Собора. Он поставил под вопрос самые канонические основания канонизации.
Все постановления Малого Собора были Великим Собором утверждены с некоторыми дополнениями: храм, во имя благ. кн. Анны построенный,— переименовать во имя «Всех Святых», мощи же ее, куда ныне перенесены, пусть там и стоят, как обыкновенная княжеская гробница; кн. Анну поминать «об упокоении» вместе со всеми православными великими князьями и княгинями; наконец, именовать не Анною, а Софией,— именем, которое ей дано при постриге (тем самым отрицалось видение пономарю Герасиму.
Этими постановлениями заключилось уничтожение канонизации бл. кн. Анны, т. е. изъятие ее из святцев — единственное, беспримерное явление во всей истории Русской Церкви...
И все же, хотя патриарх Иоаким и отцы Соборов 77—78 гг. руководствовались требованиями своей политики, они все же в святость Анны, по-видимому, верили. Доказательством тому: 1) дипломатически-осторожные заключительные слова постановления Малого Собора, запрещавшие молебны и службы святой до времени, «аще чем Бог впредь объявит и утвердит» и 2) приписка (почерком XVII в.) на заглавном листе жития при сдаче его в патриарший архив: «В 7186 лето Великий Государь Святейший Иоаким, патриарх Московский и всея Руси, сей книге, лживое сказание о Анне Кашинской Кашинского попа с причетником и своими сродники, указал быти в своей ризной казне впредь для спору», т. е. хранить его, как оправдательный документ запретительных постановлений Соборов 77—78 гг., если впоследствии их станут оспаривать.
Развенчание благ. кн. Анны — один из эпизодов борьбы Русской Церкви с расколом, не самый страшный, не кровавый,— одна из обид, нанесенных верующему народу. Как всякая горькая обида, принятая и пережитая, она только углубила и осмыслила любовь почитателей к своей святой покровительнице. Верующие русские люди, не искушенные соблазном слепого повиновения иерархии, кн. Анне не изменили и памяти ее не предали; почитание любимой кашинской святой продолжалось.
———
Примечания:
1 «Священство выше царства», «Священство от Бога, помазание от священства...» — утверждал Никон. Обратно в текст
2 До конца IX века христиане крестились 1 перстом (большим пальцем или указательным) в знак исповедания единобожия в противопоставление себя язычникам. Когда появились ереси — монофизитов, учивших, что Иисус Христос обладал лишь одним божеским естеством, а потом монофелитов, учивших, что во Христе была лишь одна воля божеская, — верующие, в знаменование правильного православного учения о богочеловеческой природе Христа, стали креститься 2 перстами (указательным и средним). Это двуперстное крестосложение преобладало с IX по конец XII в. Кроме этих ересей была еще одна — Нестория. Несторияне утверждали, что Богоматерь родила человека, а не Богочеловека, а Христос божество в себе только «носил». Эта ересь искажала правильное учение о св. Троице — о трех равных единосущных ипостасях. В знак отрицания несториева лжеучения, верующие начали креститься 3 перстами. С течением времени троеперстие (к концу XII в.) утвердилось в Греции окончательно. Каждая из этих трех форм крестосложения имела свое догматическое обоснование и свободно верующими избиралась или предпочиталась. Не так было на Руси...
Мы приняли крещение в 988 г. и вместе с ним унаследовали и двуперстие, преобладавшее тогда в Греции. При Грозном на Стоглавом Соборе Русская Церковь, почитая себя единственной хранительницей чистоты православия, объявила троеперстие уклонением от древлеправославной традиции, воспринятой нами при крещении. Собор анафематствовал троеперстие и узаконил двуперстие. Теперь постановление Стоглава было нарушено и подписано было русским людям креститься тремя перстами. Обратно
3 Протопоп Аввакум, инок Епифаний, поп Лазарь, прот. Никифор. Обратно
4 Патр. Антиохийский Макарий и патриарх Александрийский Паисий. Обратно
———
Пo книгe СВЯТАЯ БЛАГОВЕРНАЯ КНЯГИНЯ АННА КАШИНСКАЯ, Московское подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1996 г.
На заглавную страницу