Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.
Святая благоверная
княгиня Анна Кашинская
Глава V
Первая канонизация
благоверной княгини Анны
АК БЫ агиография ни старалась описывать с посильной точностью жизнь святых, как бы добросовестно ни выделяла из нее элементы легенды или предания,— все равно всегда остается «нечто» исследованию неподклонное — самая тайна появления в Церкви святого. «Свеча ставится на подсвечник» Провидением, и это поставление для «похвалы» предполагает взаимодействие Божьего произволения и ответного движения верующих душ, всегда с такою же силою потребности устремляющихся к новым проявлениям святости на земле, с какою люди в темноте ищут источник света. Только допустив тайну Промысла, можно говорить о прославлении Анны через 280 лет после кончины.
В исторической реальности поводом к воскресению забытой памяти о княгине Анне послужило мистическое событие.
В Смутное время, в годы 1606—1611, когда поляки и литовцы грабили и жгли русские города, три раза враги подступали к Кашину, однако уходили всякий раз, не причинив самому городу особого вреда (пострадали лишь монастыри на окраине города).
О ту же пору возник в Кашине сильный пожар, но быстро прекратился и город не погорел.
Невольно кашинцы задумывались: не охраняет ли их какая-то чудесная сила?
Вскоре произошло таинственное событие...
Тяжко больному пономарю Успенского собора Герасиму (в 1611 г.) явилась во сне некая жена в «велицем иноческом образе одеяна» (т. е. в схиме), назвала себя «Анною», обещала ему исцеление, но при этом с упреком сказала, что «гроб мой народом ни во что не вменяется, считаете его обыкновенным и меня презираете...» Люди приходят в собор «шапки свои пометают на гроб мой, садятся на него и никто им этого не возбраняет...» «Я вами небрегома и приобижена» (вы меня не бережете и обижаете), «неужели нет среди вас разумного человека, что никто из вас доселе этого не понимает? И доколе будете вы попирать меня ногами?.. Разве вы не знаете, что я молю Всемилостивого Бога и Богородицу, дабы не предан был город ваш в руки врагов ваших, и что я сохраняю вас от многих зол и напастей?» И таинственная жена повелела Герасиму сказать священнику собора и всему причту — «дабы гроб держали честне (достойно) и возбраняли садиться и шапки класть, но возжгли бы над гробом свечу пред образом Нерукотворного Спаса...
В действительности так и было: полное пренебрежение к гробу, который обнаружился, когда в ветхом Успенском соборе прогнил пол, провалились половицы и открылась земля и вкопанный в нее никому не ведомый каменный гроб без надписи. Событие с провалившимся полом, по-видимому, показалось незначительным и не вышло за пределы местной хроники. Во всяком случае, церковные порядки остались прежние: прихожане, посещая собор, продолжали гроб «ни во что не вменять»...
Теперь таинственный сон и чудесное исцеление пономаря Герасима всколыхнуло весь город. Настоятель собора Василий Михайлов и причт церковный опомнились и стали приводить гробницу в порядок: поставили образ Нерукотворного Спаса, возжгли негасимую свечу, огородили могилу... Народ повалил в собор. Начались литии и панихиды. Разнеслись слухи о новых исцелениях при гробе... Кашинцы припомнили прошлое, когда город их спасала какая-то чудесная сила. Пробудилась благочестивая ревность, стали допытываться: кто же эта погребенная в соборе схимонахиня Анна? Когда она жила? Чья была дочь, жена?..
Как произошло отождествление погребенной в соборе схимонахини с вел. кн. Анною, супругою вел. кн. Михаила Ярославича Тверского — неизвестно. Можно допустить, что глухое предание о скончавшейся в постриге в Кашинском Успенском монастыре вел. кн. Анне Тверской все же в Кашине хранилось: либо в древних кашинских монастырях (женском Сретенском, в мужском Клобуковом), либо в соседнем Калязинском монастыре, либо в памяти коренных кашинских жителей или в каких-нибудь пыльных архивах Тверского епархиального приказа... Во всяком случае, в течение 35 лет, до первой челобитной о прославлении кашинской святыни, поданной царю Михаилу Феодоровичу (незадолго до его кончины в 1645 г.), — гробница уже почиталась без спора и сомнения, как мощи вел. кн. Анны, супруги Михаила Ярославича Тверского. Если была неясность, то лишь в догадках, чья дочь была Анна Тверская.
В житии сказано, что она была из рода кашинских бояр. Неискушенные в изучении летописей, по которым с приблизительной достоверностью устанавливают генеалогические таблицы,— кашинцы XVII в. присвоили себе честь быть колыбелью вел. кн. Анны Тверской и запечатлели этот домысел в житии, даже не упомянув о разногласиях, а именно,— что по летописным данным Анна Тверская не уроженка Кашина, а дочь кн. Дмитрия Борисовича Ростовского, сочетавшаяся браком с вел. кн. Михаилом Ярославичем Тверским в 1294 г.
Лет 35 гроб Анны оставался скромной кашинской святыней. Быть может, еще долго никто за пределами Кашина и его окрестностей о ней ничего бы не знал, если бы не случайность.
За два года до кончины царя Михаила Феодоровича (в 1645 г.), важная особа — родственник царя, Василий Иванович Стрешнев 1, дорогою на богомолье в монастырь препод. Александра Свирского, случайно заехал в Кашин; в тот год должно было состояться перенесение мощей препод. Александра Свирского, и Стрешневу было поручено привезти в обитель драгоценную раку — дар царя. Весьма возможно, что благочестивая настроенность царского посла, едущего на богомолье, имела большое значение. Неожиданно узнав от соборного священника Василия о явлении вел. кн. Тверской Анны и о почитании ее гробницы, он почел известие столь значительным, что повелел священнику немедленно подать челобитную Государю и известить о случившемся.
Слух о челобитной добежал до Москвы, думский дворянин Иван Гавренев, если не кашинец, то земляк по соседнему Калязинскому монастырю, с основателем которого, препод. Макарием, постриженником Кашинского Клобукова монастыря, Гавреневы породнились еще в XV в. (сестра препод. Макария была по мужу Гавренева) — принял участие в хлопотах, но царь Михаил Феодорович вскоре скончался, и на поданную челобитную никакого распоряжения относительно мощей не последовало.
Однако кашинцы не унывали, но пришлось ждать, в первые годы царствования Алексея Михайловича было не до них.
Венчание на царство молодого государя, его бракосочетание, а потом тревожные события: угроза крымских татар, неурожай, голод, сильный пожар в Москве (выгорела почти половина строений), беспорядки во многих городах (летом 1648 г.)...— нарастало общее недовольство. Для умиротворения страны царь спешно созвал Земский Собор (1649). Кашинцы воспользовались относительным затишьем и подали новую челобитную.
Известие о явлении благ. кн. Анны, супруги замученного в Орде Тверского князя Михаила, благочестивый Алексей Михайлович принял с радостью. Быть может, видел в нем знак благоволения свыше к своему царствованию...
В правление его отца, Михаила Федоровича, были найдены исчезнувшие во время пожара Твери при нашествии литовцев (в 1606 г.) мощи ее супруга Михаила Ярославича; они оказались спрятанными чьей-то попечительной рукою в земле у соборной стены и были торжественно водворены в 1643 г. в новоотстроенный собор, в придел его имени. Не пришло ли время Русской Церкви прославить его святую супругу благ. кн. Анну Кашинскую?
На челобитную последовало распоряжение от патриарха — немедленно направить в Кашин комиссию для освидетельствования мощей.
В Кашин прибыл архиеп. Тверской и Кашинский Иона, архим. Андрониева монастыря Сильвестр 2 и игумен Данилова монастыря Иоанн.
21.VII.49 г., после литургии, таинственный гроб был вскрыт. Досмотр обнаружил, что тело и одежда Анны не истлели, тлению предались только «малая часть носа, да у ног плюсна...», «а рука правая лежит на персех согбенна, яко благословляюща» (указательный и большой палец вытянуты, т. е. сложены двуперстным крестом). Архимандрит Сильвестр особое внимание обратил на руку, разгибал персты, они же сгибались вновь «яко благословляюща» (показание свидетеля, священника Василия Михайлова). «Взял он (архим. Сильвестр) благоверной княгини руку и распростирал персты и паки сгибал» (показания сына священника Василия).
Досмотр оказался благоприятным для судьбы мощей. Была спешно составлена служба на обретение их; кашинские ревнители памяти кн. Анны — священник Троицкой церкви Иоанн Наумов и посадский человек Семен Сухоруков — сочинили тропарь, кондак и канон. Акт досмотра с описанием чудес, с тропарем, кондаком и каноном были представлены комиссией патриарху, который, по извещении Государя, собрал архиерейский Собор (Деяния этого Собора до нас не дошли); по рассмотрении материала было постановлено: — мощи благ. кн. Анны, как новой святой Русской Церкви, для общего поклонения — открыть. Царь Алексей Михайлович объявил, что прибудет в Кашин с царицею, сестрами-царевнами и двором и примет лично участие в перенесении мощей из обветшавшего Успенского собора в каменный Воскресенский. Торжество должно состояться ближайшим летом 25 июня.
Так неожиданно на смену забвению и пренебрежению ко гробу кн. Анны явилось великолепие церковной славы и грандиозных царских почестей...
Если для всех событий есть свой срок, то первые 7-8 лет царствования Алексея Михайловича наиболее соответствовали такому прославлению кн. Анны.
Благочестивый молодой царь, религиозно образованный, склонный и к светскому просвещению, горячо преданный православию и всему, что только было в русской старине благолепного, благонравного, почитатель «священнического и иноческого чина», в первые годы царствования был окружен преданнейшими ему людьми-идеалистами, энергичными, горячими ревнителями веры и Церкви: настоятель Благовещенского собора в Кремле духовник царской семьи Стефан Вонифатьев, знаменитый проповедник священник Неронов, митрополит Новгородский Никон, тогда еще ревнителям «свой» человек, протопоп Аввакум, просвещенный и благочестивый боярин Феодор Ртищев, друг царя, и некоторые архиереи, архимандриты, игумены и священники, рассеянные по епархиям, единомышленники и сочувствующие московским ревнителям.
В среде государевых друзей, верных сынов Церкви, преисполненных религиозного одушевления, как и молодой царь, возникали широкие планы мероприятий для обновления жизни Церкви и нравственного оздоровления народа, еще не изжившего последствий Смутного времени.
Царь старался своим друзьям содействовать, а на патриарха Иосифа (1642-1652) воздействовать, дабы он оказал им поддержку: патриарх по существу враждебен реформам не был, но был не склонен помогать ревнителям, считая их деятельность неуместным вмешательтвом в церковное управление. И все же ревнители своей цели добивались и в ответ на их настоятельные челобитные царю и патриарху по епархиям рассылались инструкции для борьбы с народной распущенностью (пьянством, пережитками языческих верований, бесчинством бытовых навыков на ярмарках, на народных праздниках), с неблагонравием в среде духовенства, с нестроением в церковном обиходе, пренебрежением к установлениям Церкви... Одновременно следовали царские приказы воеводам — поддерживать мероприятия представителей Церкви. Мало этого, ревнители в своей церковной политике решительно шли дальше; пользуясь влиянием на царя, добивались от патриарха назначений на епископские кафедры, в игумены монастырей и в протопопы своих единомышленников, которые со всем усердием действовали на местах...
Энергично работал и Печатный Двор (патриаршее издательство), где, под руководством выписанных из Киева ученых, спешно печатали и перепечатывали богослужебные книги, религиозно-просветительную литературу, учебные руководства... продолжая дело, начатое патр. Филаретом. Некоторые книги читались в Москве нарасхват. Поучения препод. Ефрема Сирина были распроданы в 4 месяца (1647 г.); «Лествицу» Иоанна Лествичника и сборник проповедей «Трех святителей» московские читатели встретили восторженно...
Сам Царь Алексей Михайлович являл пример народу неутомимым благочестием, царица Мария Ильинишна — истовой, почти монашеской богомольностью. На свадьбе царя (16 января 1648 г.) не было ни свадебных игр, ни пустой музыки,— слышались только религиозные песнопения... Дважды в год царь с царицею и двором совершали походы на богомолье в Троице-Сергиевский монастырь; случалось, в течение года посещали и другие подмосковные обители. С красотою великолепия правились церковные службы в кремлевских соборах, совершали все положенные по Уставу обряды. Подражая царю и царице, двор, а за ним московское общество, старались усвоить стиль жизни, отражающий повышенную религиозную настроенность. Церковные события, церковные деятели, церковные потребности, святыни и праздники Церкви приобрели особый волнующий интерес. Веял дух творческого религиозного идеализма и консервативно-реформаторских увлечений русскою стариною. Казалось, для Русской Церкви настала всеобновляющая прекрасная весна... В эту «весну» суждено было Русской Церкви прославить благ. кн. Анну.
И не ее одну... Не мало церковных событий в период 1647—1653 гг. предваряло или последовало за канонизацией благ. Анны: явление чудотворных икон с установлением праздников им; открытие и перенесение мощей, созидание драгоценных рак, основание церквей и монастырей... Одно событие сменялось другим, возвеличивая значение Церкви.
В дворцовом селе Глумове (Суздальского уезда) в 1647 г. было явление иконы Казанской Божией Матери, засвидетельствованное церковными властями. Год спустя, в день рождения царевича (Дмитрия), в «Казанскую», Государь повелел отныне праздновать икону Казанской Божией Матери «всегда и во всех городах» в память освобождения от поляков. В Царево-Кокшайске (Казанской губ.) в 1647 г. явилась чудотворная икона «Жен Мироносиц», на что последовало из Москвы разрешение строить церковь во имя новоявленной иконы и основать пустынь. Установлено в 1650 г. празднование 22.VIII иконе Грузинской Божией Матери (составлена особая служба) в Троицкой церкви у Варварских ворот в Москве. Прибыла в Москву из Хлынова (под Вяткою) чудотворная икона Спаса. Прибыла 15.X.1649 г. с Афона и помещена в часовне при Воскресенских вратах в Москве копия знаменитой иконы Иверской Божией Матери в память избавления города от чумы (в том же 1654 г.)...
За год до осмотра мощей св. Анны «определением священного собора и по велению Государя» были освидетельствованы (и признаны нетленными) мощи препод. Кирилла Новоезерского, основателя монастыря около Белоозера, причем царь прислал обители в дар серебряную раку.
В январе (19-го 1652 г.) с большим торжеством открыты мощи препод. Саввы Сторожевского в Звенигороде, в присутствии царя, царицы, патриарха Иоасафа, митр. Новгородского Никона (вскоре патриарха), множества духовенства, бояр и придворных.
В том же году (5 апреля) вечером прибыли в Москву в Успенский собор мощи митр. Иова, сосланного в Старицу при самозванце. Царь и патриарх с духовенством, бояре, множество придворных чинов и несметные толпы народа с зажженными свечами встретили мощи у Тверских ворот и следовали за ними до самого Успенского собора.
Через три месяца 9 июля прибыли в Москву из Соловецкого монастыря мощи святителя Филиппа, митрополита Московского. За ним ездил митр. Новгородский Никон в сопровождении множества духовных лиц и царской делегации, при грамоте от патриарха и «молебной грамоте» от Государя. Это смиреннейшее послание-мольба царя Алексея Михайловича, обращенная к святителю-мученику, словно к живому, содержало выражение горячего раскаяния потомка за черный грех своего далекого предка Иоанна Грозного — редкий памятник ясного сознания нравственной круговой поруки членов одного рода...
«Ничто столько не печалит души моей, пресвятой Владыка,— гласит послание,— как то, что ты не находишься в нашем богохранимом царствующем граде Москве, в св. соборной церкви Успения Пресвятой Богородицы, вместе с бывшими до Тебя и по Тебе святителями... Молю Тебя, приди сюда и разреши согрешения прадеда нашего, царя и великого князя Иоанна, совершенное против Тебя нерассудно, завистно и несдержанною яростью. Хотя я и неповинен в досаждении Тебя, но гроб прадеда приводит меня в жалость, что Ты со времени изгнания Твоего и доселе пребываешь вдали от Твоей святительской паствы. Преклоняю перед Тобою сан мой царский за согрешившего против Тебя, да отпустит ему согрешение его своим к нам пришествием и да упразднится поношение, которое лежит на нем за изгнание Тебя. Молю Тебя о сем, освященная главо, и преклоняю честь моего царства пред Твоими честными мощами, повергаю на умоление Тебя всю мою власть...» 3
Прибытие мощей митрополита Филиппа в Москву было торжеством грандиозным. Царь... архиерейский собор... сонм духовенства, бесчисленное множество бояр, весь двор и вся народная Москва... Сначала раку поставили на Лобном месте, потом перенесли в Успенский собор, где в течение 10 дней она стояла посреди Церкви для поклонения. Совершались чудеса... (их было до 50); о каждом чуде оповещал столицу звон всех московских колоколов... Потом мощи переложили в новую драгоценную раку и поместили у придела великомученика Дмитрия Солунского.
Того же 9 апреля были перенесены из Чудова монастыря в Успенский собор мощи патриарха Гермогена.
Перенесение мощей трех святителей должно было всенародно знаменовать преклонение Церкви и царской власти перед достойнешими иерархами за их верность вере и Церкви.
Церковные празднества на протяжении 10 лет могли внушить русским людям непоколебимое убеждение: «Русская Церковь сияет святостью... Церковь — величайшая святыня Русского народа... Вера и Церковь — смысл существования русского человека...» Это глубокое убеждение принесет скоро плоды горячей, до исповедничества, преданности народа этой святыне.
Перенесение мощей благ. Анны Кашинской состоялось 12 июня 1650 г. За всю историю Русской Церкви до наших дней ни одна святая не удостоилась столь блистательного торжества. Описание его сохранилось в дворцовых архивах той эпохи.
Это был один из тех царских походов на богомолье, которые поднимали все окружение царя и царицы: иерархия боярских придворных чинов и множество придворных служилых людей, почетная стража и стрельцы, пехота (до 1000 человек) при оружии, ветераны и музыканты-барабанщики и трубачи, скороходы и прислуга при запасных конях и возках... Пешие и конные участники царского похода одни предшествовали, другие следовали за каретою царя, за каретами царицы и царевен с боярынями... Весь этот длиннейший поезд в роскоши царских и боярских одежд, разнообразии костюмов придворных, воинов и слуг, богатстве убранства карет и упряжи коней...— являл зрелище редкого и своеобразного великолепия.
Перед походом царь Алексей Михайлович и царица Мария Ильинишна, сестры царя и двор молились в Успенском соборе, потом, получив благословение от патриарха, отправились в путь при колокольном звоне и громадном стечении народа. Дорогою раздавалась встречным нищим щедрая милостыня.
Поход был на этот раз не только блестящий, но и долгий. Сначала направились на богомолье в Троице-Сергиевский монастырь; оттуда, лишь на 14-й день по исходе из Москвы, отбыли в Кашин: «Того же (1650) году мая в 22 день пошел Государь к Троице в Сергиев монастырь, а от Троицы из Сергиева монастыря идти Государю с Государыней царицею в Кашин молиться вел. кн. Анне Кашинской...» и далее: «Месяца июня в 4-ый день пошел Государь из Сергиева монастыря в Кашин к вел. кн. Анне Кашинской молитеся и с Государыней царицею...» (Повседнев. Дворц. Записки, ч. II).
В Кашине царский поезд был встречен Варлаамом, митр. Ростовским, духовенством с иконами, крестами и хоругвями и кашинским народом. Царь с царицею проследовали ко гробу благ. Анны. Митрополит Варлаам (по-видимому для одной царской четы) открыл гроб, потом царь запечатал крышку своими царскими печатями. Гроб поставили на носилки, царь и бояре подняли его на плечи и понесли в Воскресенский собор.
Гроб был каменный, очень тяжелый, и процессия на несколько мгновений приостановилась на паперти. Повесть о прославлении св. Анны 4 объясняет эту остановку чудом: некая таинственная сила не давала гробу двинуться дальше, тогда царь воззвал молитвенно к благ. Анне и дал обет, что мощи пребудут в Воскресенском соборе временно, лишь до тех пор, пока на месте обретения их (в Успенском соборе) не будет воздвигнут каменный храм «в честное ее имя». Только после этого процессия могла проследовать в собор; там гроб поставили направо у столпа близ алтаря. Началось народное поклонение.
В этот же день на глазах у всех совершилось чудо исцеления снохи кашинского губного старосты Скобеева. Верующие бросились брать землю из-под гроба Анны, веруя, что она целебная.
Царь привез с собою службу на перенесение мощей, которую по его заказу написал известный киевский ученый Епифаний Славенецкий. Царица и царевны принесли в дар собственноручно вышитые ими 3 воздуха и 2 покрова на гробницу; на одном шелками гладью был вышит образ кн. Анны-схимонахини и серебром и золотом надпись: «Святая преподобная княгиня Анна Кашинская»; на каймах золотою вязью вышиты тропарь и кондак; другой покров темно-малинового бархата с золотою бахромою и фольговым образом Анны. Эти дары свидетельствовали, с каким вниманием и задолго царская семья готовилась к прославлению благ. Анны.
В первый день после церемонии в соборе «был у Государя стол в шатрах». Памятник той эпохи перечисляет поименно всех бояр, кто «был у стола», т. е. сидел за царским столом, кто «стоял за столом», кто «смотрел в столы»: кто в «Большой», кто в «Кривой», а кто «вина наряжал...»
После отдыха в течение нескольких дней царский поезд тронулся в обратный путь. Перед отъездом Алексей Михайлович щедро одарил кашинскую бедноту, а соборному иерею Василию повелел строить новый, каменный, Успенский собор с приделом в честь преподобной Анны.
Вскоре по возвращении царя в Москву, архиерейский собор оформил канонизацию и установил празднование благ. кн. Анны дважды в год: 2 октября в день ее преставления и 12 июня в день перенесения ее мощей с предписанием пользоваться службою, написанной архим. Епифанием Славенецким.
С тех пор (с 1650 г.) почитание св. бл. кн. Анны совершалось по обычному чину: с поклонением мощам и ее иконе, с молебным пением, с празднованием дней памяти святой. Не знаем мы одного — местное ли в одном Кашине было оно, или общее во всей Русской Церкви.
Канонизации не хватало только жития, но и оно вскоре же было написано. Однако не совсем ясно, при каких обстоятельствах оно было составлено.
Причетник Воскресенского Кашинского собора Никифор, брат священника Василия, того самого, которому Алексей Михайлович повелел строить новый Успенский собор, не то был для этой цели послан в Соловецкий монастырь кашинскими ревнителями почитания благ. Анны, не то Никифор по собственному почину обратился в Соловках к уставщику монастыря Никодиму, а тот направил его к старцу Игнатию, по-видимому, опытному «списателю» житий. Помогал ли только Игнатий причетнику Никифору написать житие, или написал все житие сам на основании собранного Никифором материала — неизвестно, одно несомненно: лицом, за житие ответственным, будет впоследствии не старец Игнатий, а Никифор.
Весною 1652 г. причетник доставил житие в Кашин. К житию он приписал чудеса (26 чудес) совершившиеся при гробе преподобной. Теперь канонизация была не только канонически оформлена, но и обрамлена. Анна имела свою службу, житие с описанием чудес, освидетельствованные официальной комиссией мощи, наконец, соборное постановление о признании ее святой Русской Церкви с разрешением писать иконы, служить ей молебны и праздновать ее память два раза в год.
В тот же 1652 г. была проявлена еще одна царская милость к благ. Анне: Серебряному Приказу была заказана для ее мощей серебряная рака. В Описной книге архива Оружейной Палаты за 1687 г. рака отмечена. Она имела чеканный образ благ. кн. Анны с тропарем и похвалою, а в ногах вычеканена надпись, означавшая, что рака сделана вел. кн. инокине Анне Кашинской по повелению царя Алексея Михайловича, при благоверной царице Марии Ильинишне и государевых сестрах, царевнах Ирине, Анне и Татиане, при царской дочери царевне Евдокии «в двадесять четвертое лето возраста Государева, в седьмое лето богохранимые его царские державы, в лето 7100» (1652).
Теперь оставалось только построить каменный Успенский собор с приделом во имя новой святой и перенести туда ее мощи из Воскресенского собора.
Строили собор лет десять, потом (как это странным ни кажется после пышных торжеств 1650 года!) он стоял неосвященным, пустым лет пятнадцать...
Чем объяснить столь непонятное промедление, странное нерадение? Один их исторических памятников той эпохи дает ответ лишь формальный.
В Московском Архиве, в бумагах Пушкарского Приказа, сохранился ценный документ — черновая челобитная священника Василия 5 — «попа Василища», как челобитчик себя именует,— молодому царю Феодору Алексеевичу в год его воцарения (1676 г.). Из челобитной следует, что покойный царь Алексей Михайлович в ответ на оповещение о том, что собор построен, изъявил желание прибыть в Кашин для освящения его и для перенесения туда мощей. Однако царь и сам в Кашин не ехал, и разрешения на освящение церкви не давал.
«...Каменная церковь с приделом построена и совершена тому лет 15 и больше,— пишет челобитчик,— и стоит та соборная церковь неосвященной и по сие время. И в прошлых, Государь, годех мы, нищие, били челом отцу твоему государеву блаженной памяти... Алексею Михайловичу о освящении той новой церкви и перенесении мощей препод. благ. кн. Анны на прежнее место, и он, великий Государь, изволил было быть сам в Кашин для освящения этой церкви и для перенесения мощей и без себя, Великого Государя, той церкви святить не указал, и без твоего, Великого Государя, указу той соборной церкви святить не смеем!» — и заключает свое прошение: — «Вели, Государь, в Кашине соборную церковь Успения Пресвятые Богородицы и придел препод. вел. кн. Анны освятить и целбоносные мощи ее перенести на прежнее место кому Ты, Великий Государь, укажешь. Царь Государь, смилуйся, пожалуй».
В ответ пришло разрешение на освящение церкви и извещение, что для перенесения мощей благ. кн. Анны царь пожалует сам.
Начались приготовления к торжеству. Имеется донесение (отписка) от 25.XI.1676 г. воеводы о том, что к походу царя в Кашин приняты меры для починки дорог и мостов. Серебряную раку, хранившуюся в Москве, должны были доставить в Кашин: царским указом от 5.XI.1676 г. повелено «отпустить на чехол раки 4 аршина темно-зеленого сукна» и другие материалы для царского поезда. Все приводилось в порядок, заготовлялось, запасалось...
Однако нет никаких следов в исторических источниках о том, что освящение церкви состоялось в присутствии царя, но есть основание утверждать, что новый, каменный, Членский собор с приделом во имя благ. кн. Анны в 1676 г. все же освящен был 6. Это освящение, быть может, имело решающее влияние на некоторые события весны 1677 г.
Началось с того, что 24 февраля (1677 г.) неожиданно прибыла в Кашин патриаршая следственная комиссия с чрезвычайными полномочиями 7 — вскрыть гроб кн. Анны, запечатанный царскими печатями в 1650 г., и произвести новый досмотр мощей и новый опрос церковного причта и свидетелей чудес... Канонические обоснования чествования благ. кн. Анны, не вызывавшие в течение 30 лет ни возражений, ни сомнений, подлежали пересмотру, вернее было бы сказать: комиссии было предписано во что бы то ни стало найти поводы для уничтожения канонизации благ. кн. Анны...
———
Примечания:
1 Царь Михаил Феодорович был женат на Евдокии Лукьяновне Стрешневой. Обратно в текст
2 Один из главных деятелей Печатного Двора. Впоследствии митрополит Крутицкий, приверженец и сподвижник патриарха Никона. Обратно
3 Собр. Госуд. Грамот. III, № 147. (Митр. Макарий. История Русск. Церкви, т. XI, кн. 11-я. СПБ., 1882, стр. 177). Обратно
4 Рукописные сборники Имп. Публ. Библиотеки. Древлехранилище Погодина. № 1608, л. 7. Обратно
5 Священник Василий (Игумнов), брат причетника Никифора. Оба они сыновья соборного священника Василия Михайлова (в постриге Варлаам), одного из главных свидетелей в 1649 г. при вскрытии гроба благ. кн. Анны и при досмотре ее мощей. Челобитная приведена в Библиографическом словаре Строева, стр. 42. Обратно
6 Об освящении церкви, как о совершенном, говорится в Деянии Собора 1677 г. Обратно
7 Иосиф, митр. Рязанский и Муромский, Симеон, архиеп. Тверской и Кашинский, архим. Варсонофий и протопоп Иоанн Лазарев. Обратно
———
Пo книгe СВЯТАЯ БЛАГОВЕРНАЯ КНЯГИНЯ АННА КАШИНСКАЯ, Московское подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 1996 г.
На заглавную страницу