А.С. Шмаков
Международное тайное
правительство
<<< Оглавление
Потаенное правительство евреев. Данные истории.
В. Новые времена
I. Для удобства изложения вопроса об иудейском правительстве мы разделили его на три периода: Древний мир, Средние века и Новые времена. Но природа не любит скачков. Подобно тому, как не может быть замечен переход от детства к юности либо от зрелого возраста к старости, равно как сообразно с тем, что нельзя уловить начала весны или конца лета, так и в жизни человечества всякое деление на периоды искусственно, а их границы ускользают от наблюдения. В частности, эпоха Средних веков и наше время, будучи черезполосны, с точностью размежеваны быть не могут. Всё объединяется законом эволюции и явлениями атавизма. Посему, такие, например, события, как открытие Америки и Реформация принадлежат к двум последним периодам истории в одинаковой мере, а Революция может быть объяснена только из их совокупности. Для Реформации это, в свою очередь, ясно. Что же касается создавших могущество Великобритании колониальных открытий, то не требует дальнейших доказательств оркестровка Революции мероприятиями английской политики за её счёт именно с целью обеспечить её же владычество на океанах. В гармонии с этим не надо забывать, что и самое проникновение еврейства в Англию, относимое к инициативе Кромвеля, совершилось в действительности не сразу, а развивалось постепенно ещё при Эдуарде VI и Елизавете наряду с упадком обаяния папства и сообразно успехам протестантизма у “просвещённых мореплавателей”.
Чем же мотивируется смягчение ненависти иудейской к христианству в отношении последователей Виклефа, Гусса, Лютера, Цвингли, Кальвина et tutti quanti? Ответ даёт “Лятомиа” — одно из масонских обозрений: “С точки зрения религиозной, протестантизм есть не что иное, как половина масонства. Сущность религии он рассматривает как откровение божественное, а разуму отводит бесплодную работу придания формы предмету, который, однако, стоит за пределами его обладания. В масонстве наоборот, разум обязан доставить не одну форму, а и сущность религии. Отсюда необходимо, чтобы протестантство либо вернулось к католицизму, либо остановилось на полдороге, либо, неуклонно прогрессируя, возвысилось до религии масонства. Да и в самом деле, не на один ли только момент мог бы удовольствоваться разум правом создания “здравомысленной” формы для того, что выше нашего понимания?... Достигнув отчётливого сознания о себе самом, разум с ясностью видит и неразрешимость подобной задачи. Тогда он предъявляет требование и на другую часть своего естественного права. Отбрасывая, в заключение, ненавистную тему, он выбирает такую, которая гармонирует с его природой.”
II. Переходя от данных условий принципа к обстоятельствам целесообразности в действиях масонства, мы в масонском же издании “Буагютте” (Лейпциг 1874 г.) в статье “достопочтенного” одной из германских лож Фомы Конрада читаем: “Что касается протестантизма, до жалости увязнувшего в болотах раболепия перед буквой одной книги, лишённого животворной дисциплины, которая была бы способна двигать работу духа, расколовшегося и разбившегося на беспомощные секты, то его можно принимать к сведению разве как статистическую рубрику. Лишь в сильно скованной организации католицизма заключается деятельное начало, готовое могучими препятствиями задержать образование независимого человечества. Вот чего верные своей присяге масоны не должны забывать. Кто метит высоко, тот обязал и попадать в голову. На лоне непогрешимости папства в римско-католической церкви, франк-масон не может оставаться христианином. Эта церковь есть вызов, брошенный не одному только братству масонов, а и всякому цивилизованному обществу. Если мы как масоны, достойные этого звания, хотим идти вперёд в духе нашего содружества, то вместе со Штраусом обязаны провозгласить решительно: мы совсем не христиане, а масоны — ни более, ни менее... Однако, довольно с этим. Нам следует координировать силы на том, что действительно полезно людям на товариществе гуманитарном. Не принося пользы человечеству, колеблющийся дилентантизм отдаёт мало уважения и нашему братству. Либо целиком одно, либо — другое”.[ 1 ]
Согласно с означенным учением “Великий Восток” Франции 10 сентября 1877 г. уничтожил в своём статусе два тезиса: о бытие Божием и о бессмертии души.
Таким образом, программа масонства, а стало быть, и еврейства сводится прежде всего к разрушению католицизма, протестантство же будет уничтожено во вторую очередь.
Известный уже нам [ 2 ] Августин Баррюэль, настоятель собора Богоматери в Париже, получил 20 августа 1806 года из Флоренции помеченное 1-м числом того же августа, письмо Иоанна-Баптиста Симонини, хранимое теперь в городском архиве Фрибурга в Швейцарии.
Уроженец Ливорно, крещёный еврей Симонини излагает в этом письме иудейские замыслы на порабощение мира; удостоверяет, что, по утверждению кагала, “Старец Горы” происходил из колена Иудина; свидетельствует, что, признавая династию Бурбонов [ 3 ] себе враждебной, еврейство надеется в ближайшие годы свести её на-нет; и заключает уверением, что потомство Израиля рассчитывает меньше, чем в одно столетие разрушить прочие исповедания, чтобы создать собственную Империю, заменить церкви синагогами, остаток христиан привести в рабство и сделаться всемирным владыкой. В параллель с этим, образованный из евреев правоверных, реформированных и свободомыслящих, отовсюду съехавшихся и заседавший в Лейпциге 29 июня 1869 года, Великий Синод, между прочим, постановил: “Осуществление и развитие современных идей являются вернейшей гарантией для настоящего и будущего еврейской национальности и её детей”. Но ведь с точки зрения еврейства представляются современными только идеи революционные, а всемогущее масонство обслуживает национальные интересы сынов Иуды прежде всего на борьбе с папством...
Правда, в течение значительного времени, сыны Израиля были исключаемы из большинства английских, немецких и французских ложь, а потому основали нарочитые культы того же рода для себя, каковы “Мизраим” во Франции и “Бени-Бериф” (Берит) в Соединённых Штатах. Через них иудаизм пользовался как возможностью сноситься с другими ложами, так и теми преимуществами, какие обеспечиваются универсальным характером масонства.
Мизраим, сын Хама, говорят евреи, пришёл в Египет, завладел страной, дал ей своё имя и основал тайный культ Озириса, Изиды, Тифона и др. Будучи перенесён в Италию, а затем распространившись по другим частям римской империи, этот культ явился источником мудрости, откуда её черпали философские школы, тайные союзы, многие религиозные секты и масонские толки. Его система распадается на четыре серии: символическую, умозрительную, мистическую и герметически-каббалистическую. Они делятся на 17 классов и 90 степеней и разрядов. Девяностый разряд принадлежит неведомому главе: “Souverain Grand Maitre absolu, puissant, supreme de Pаrdre”. В начале XIX века “Мизраим был Гершкой Бедарридом перенесён во Францию, где преобразовался и расширился. В шестидесятых годах XIX века при маршале Маньяне, как “великом мастере”, назначенном в “Восток” Наполеоном III не из масонов, Мизраим, имея уже массу последователей, объединился с “Востоком” (Grand Orient de France) и ожидовил его окончательно. [ 4 ]
B'nai Brith (J. О. В. В.), “Б'най (Бени) Бериф”, — тайный иудейский союз. Основан в Нью-Йорке в 1843 г. Его задача: “объединение всех израильтян таким способом, который наиболее содействовал бы скорейшему и широкому развитию высших интересов иудейства”.
С другой стороны, у гоев и в данном случае, по обыкновению, не было единства. Некоторые масонские ложи допускали к себе евреек уже с половины XVIII столетия, т.е. со времени, когда масонство стало приобретать характер явно революционный и насильственный. То же, как известно, происходило и в истории “русского” бунта. Таков реальный вывод из фактов. Но о его необходимость, очевидно, нельзя было бы не признать на основе еврейской истории вообще. Известно, в частности, что основатель французского иллюминатства и энергетический распространитель масонства, Мартинец Пасквалис, был еврей. Наконец, нельзя, вообще говоря, не признать, что иудейство и масонство — учреждения параллельные. Иудейство есть даже масонство по преимуществу, как в виду тесного единения его членов, так за силой космополитизма, воздвигаемого сынами Израиля выше любых уз патриотизма, так, наконец, через ненависть к христианству. Поэтому сами внутренние движения в масонстве не замедлили устранить те затруднения, которые христианскими идеями и социальным предубеждением противоставлялись допущению евреев в обыкновенные ложи. Вот почему масонство католических стран — Франции, Италии, Испании, а в позднейшее время и Германии стало открывать двери еврейству. Не без испуга узнало, тем не менее, оно о том, что сыны Иуды уже повсюду сумели захватить влияние над необрезанными “детьми Вдовы”...
III. Не входя засим в исследование всем известной решающей роли, какую еврейство сыграло на пути “Великой Революции”, а особенно в разгар Террора, мы не сможем, однако, не отметить связи кагала с Бонапартами. Мелкий ходатай по делам из Арраса Робеспьер и артиллерийский подпоручик Буонапарте были хиротонисаны на свои зловещие деяния всемирным кагалом через масонство. Оба равным образом были уничтожены, когда за прекращением в них надобности, осмелились восстать против “избранного” народа. Наполеон I был страстным масоном и единомышленником Робеспьера. Масонство расцветало при нём во Франции так, как этого не бывало ни раньше, ни позже. Совершенно масонировалась армия. Сам Наполеон не только не скрывал своих масонских симпатий, но и провозглашал себя апостолом Революции. 18 брюмэра как наперсник Робеспьера, им же назначенный командовать осадой Тулона, Наполеон, тогда ещё только генерал Бонапарт, по взятии этого города писал Конвенту: “Граждане, представители народа! С поля славы, и двигаясь в крови изменников, я извещаю, что распоряжения ваши исполнены и Франция отомщена! Ни возрасту, ни полу мы не давали пощады. Те, кто был лишь ранен рееспубликанской пушкой, разрывались в куски мечем свободы и штыком равенства... Привет и почёт. Брут Бонапарте, гражданин без штанов” [ 5 ]. В своей “Biographie Universelle!” Мицио думает, будто впоследствии Наполеон делал вид, что ужасный рапорт написан его братом Люсьеном... Но и это не изменяло бы вопроса. Если бы даже автором оказался действительно Люсьен, рапорт всё равно свидетельствовал бы о настроении Наполеона, без согласия которого его брат не мог решиться на такой текст. По соображению же с тем, что в своё время победитель при Тулоне не отказывался от принадлежности рапорта ему самому, факт приобретает особую яркость...
Гармонируя со сказанным, Людовик-Наполеон (впоследствии Наполеон III) в своих “Idees Napoleoniennes” так резюмирует историческую миссию своего дяди: “Умирающая, но непобеждённая Революция завещала Наполеону I исполнение своей последней воли. “Просвещая народы”, как бы говорила она, “твёрдыми устоями подкрепи результат наших усилий; распространи в ширину то, что мне удалось исполнить только в глубину; явись для Европы тем, чем я стала для Франции”... Это великое призвание Наполеон и совершил до конца.
Ближайшее рассмотрение фактов убеждает, однако, что беспримерное счастье и недосягаемость собственного гения ослепили “маленького капрала”. В действительности он не только не сочувствовал революции, а, познакомившись с ней на опыте, трепетал перед неистовствами толпы, будучи же коронован императором, ни перед чем не останавливался, чтобы скрыть якобинское происхождение своей власти. Вёл двойную и даже четвертную игру. Преследуя роялистов, он, тем не менее, ими же себя окружал и наоборот, из республиканцев главным образом, рекрутируя штат своего двора, он питал к ним глубокое презрение, держал, что называется, в ежовых рукавицах. Производя же их в генералы, маршалы, герцоги и короли, он располагал достаточными средствами, чтобы вытравливать “республиканский” дух. С другой стороны, в лице таких императорских министров, как Тайлеран и Фуше, он имел возможность оценить и всю низость “свободолюбивого” вероломства. Окружённый изменниками, он даже в лице императрицы Жозефины, вдовы Богарне, встретил шпиона целиком продавшегося его же тайной полиции. Нет, стало быть, ничего странного, что на острове святой Елены Наполеон не раз проклинал себя за то, что вовремя не повесил Фуше!... Не надо, значит, удивляться и тому, что председателем военно-полевого суда над герцогом Энгиенским 21 марта 1804 года он назначил именно “победителя Бастилии” (14 июля 1789 года) Гюллэна. Смерть же герцога, состоявшего на службе у Англии, сражавшегося против войск республики под Вейсембургом, Бесгеймом etc. и ведшего заговоры против самого первого консула, вызывалась прямой государственной необходимостью. Параллельно с этим, собираясь провозгласить себя императором, Бонапарт хотел в казни герцога дать решительную гарантию своих взглядов и людям Террора. Накануне самой казни он говорил своим приближённым: “Хотят уничтожить революцию, преследуя меня. Но я окажу ей защиту, потому что я сам — Революция, да, я, я!... Станут глядеть, теперь в оба, узнав, на что мы способны”. А несколько лет позже, обращаясь к тому же вопросу, он пояснял своему брату Иосифу: “Я не могу раскаиваться в том пути, который избрал относительно герцога Энгиенского. У меня не было другого исхода устранить сомнения о моих намерениях и ниспровергнуть надежды бурбонских сторонников. Кроме того, я не мог скрыть от себя, что не будет мне покоя на троне, пока еще остаётся в живых хотя бы один Бурбон. У этого же текла кровь великого Кондэ. Являясь последним представителем великолепного имени, он был молод, блестящ, храбр, следовательно, наиболее опасен из моих врагов. Отправляя его на тот свет, я приносил настоятельную жертву во имя собственной безопасности и ради величия моей династии”.
IV. Каково было при этих условиях соучастие “детей Вдовы” и членов “избранного” народа в Венсенском злодеянии, остаётся догадываться. Как бы, однако, ни было, нет места сомнению, что замыслы “всемирного кагала” и Наполеона I в данном случае совпадали. Нарочитое исследование показало бы, разумеется, то же самое и в разных других, хотя ещё далеко не во всех, направлениях, но это требует специального анализа. Мы заметим только, что сознавая могущества иудаизма Наполеон, увы, стремился приголубить его, а потому не остановился и перед созывом Синедриона в 1807 году.
Тем не менее, трудно понять наивность заблуждения, которым увлекался, если рассчитывал обмануть евреев либо превратить их и своё орудие. Не знал он истории? Не видел, каков французский патриотизм тех алчных жидовских полчищ, которые хлынули отовсюду через Рейн с целью грабить как французов вообще, так и их голодные, оборванные армии? Не жаловался ли сам перед государственным советом на хищничество сынов Иуды в Эльзасе и Лотарингии? Не имел ли сведений о Меере-Амшеле Ротшильде и капиталах герцога Гессен-Кассельского? На поражениях в Испании не испытывал ли результаты “сотрудничества” Натана Ротшильда Веллингтону, оказавшихся провозвестниками Св. Елены? Не располагал ли данными о том, что в Германии при вступлении французских войск все местные “ложи” закрывались, чтобы не вступать в сношения с фальсификацией масонства под барабаны “корсиканца”? Не обязан ли был давать себе отчёт в глубине связи масонов и евреев с коварным Альбионом?
Нe замечал ли, что “династия” Ротшильдов сделалась кассиром и соглядатаем всяких монархических коалиций? Стал ли забывать, наконец, о судьбе Густава III, Людовика XVI и Филиппа Эгалитэ?!... Кто даст ответы? Как разуметь всё это?...
Впрочем, сыны Израиля с “детьми Вдовы” придумали для Наполеона забавную игру. Раскрывая ему тайны австрийского генерального штаба, а стало быть, предавая и наших несчастных солдат с их воеводой Суровым, иудаизм организовал в Италии и Германии поперёк дороги тому же Наполеону Карбонаризм и Тугендбунд. В России приобретя такого шаббесгоя, как Сперанский, и через Айзика Перетца располагая графом Кутайсовым, евреи не только раскинули к 1812 году художественные” сети шпионства, но и посоветовали Наполеону открыть фабрику фальшивых ассигнаций, а затем усердно распространяли их для подрыва нашего государственного кредита. Но судьбе угодно было, чтобы уже сподвижник Наполеона, граф Сегюр, явился очевидцем иудейской дружбы, когда больных и раненых французов кагалы и прикагалки дорезывали при наступлении русских войск или выбрасывали умирать на мороз...
Как бы, однако, ни было, картина всё же оказалась бы не полной без того апофеоза, который сынами Иуды поставлен на сцену и разыгран под ватерлоо с финалом крокодиловых слез Натана, при операциях с английскими консолями на бирже в Лондоне.
V. Подготовив “одним махом” лабиринт дальнейших революций через реставрацию “возлюбленного” Людовика XVIII русскими войсками, и на свою же потеху дав ему в министры полиции Фушэ, кагал мог почить на лаврах, ad teinpora feliciora. Ведь Фушэ состоял таким же министром и в эпоху террора, т.е., когда Людовику XVI отрубили голову, а иудеи-франкисты, как патентованные Азефы продолжали играть и при “возлюбленном” ту же роль, какую исполняли во времена Наполеона I. Празднуя возврат “законного короля” и, кстати, рекомендуя ему Фушэ, масонство поставило вновь министром Талейрана с расчётом, предвкусив плоды афоризма, впоследствии открыто выдвинутого Вениамином д'Израэли “милосердная политика есть самая ловкая и самая дальновидная...”.
Здесь мы вступаем в период происшествий с девизом — est ali-quid delirii in omne rnagno ingenio.
Как жаль, что настоящая работа и без того уже слишком обширна?... Как печально, что для многого ещё не настало и время к разоблачению в печати?... Как унизительно, хотя бы поневоле замалчивать данные, способные раскрыть весь цинизм иудейского двуличия? Как горько, что в одной книге нельзя охватить и диагноз болезни, и её терапию!...
Между тем, и под Ватерлоо мы видим то же донкихотство, каким, увы, отличаются многие патриотические союзы в России ещё и сегодня, обольщаясь миражом, будто своей доблестью и кровью они победят врага, сама организация которого, равно как место пребывания его главы, остаются неведомыми.
Накануне битвы при Ватерлоо, соединив под Катр-Бра свою армию с корпусом Нея, Наполеон двинулся по брюссельской дороге против англичан. Решительно не приходила в голову мысль, что ему предстоит сражаться и с пруссаками, которых он считал разбитым наголову. Полагая, что легко останется победителем, он, с целью навеет страх на неприятеля и внушить мужество собственным войскам, решил произвести смотр на глазах армии Веллингтона.
Тогда в последний раз выстроились на парад перед своим вождём ветераны, участвовавшие в битвах при пирамидах, под Аустерлицем, на полях Бородина и так долго державшие в страхе весь мир. От упадка своего прежнего величия они оберегали только свою солдатскую гордость, жажду мщения и неукротимую привязанность к своему геройскому вождю. Тогда императорская власть снова предстала взорам старых воинов во всём её блеске и произвела неизгладимое впечатление на их сердца... Великий полководец явился ещё раз в своём мрачном величии!
Увы, мыза “Belle Alliance” стала преддверием “Священного Союза”, а остров Св. Елены оказался гарантией, что карнавал Венского конгресса вновь прерван не будет.
“Ces атташе ont compris quelque chose!” — яростно воскликнул по адресу пруссаков и англичан “маленький капрал”, впрочем, достаточно таки долго “обучавший” своих врагов. Чтобы не попасться в руки Блюхеру, который расстрелял бы его немедленно в возмездие за смерть герцога Энгиенского, уничтоженный цезарь написал английскому принцу-регенту, что оставляя отечество, он, подобно Фемистоклу, “ищет убежища у очага британской нации”. Но люди, в руках которых находились тогда бразды правления, не чувствовали никакого сострадания к низвергнутому властелину. Не принимая в соображение ни чести английского имени, ни народного мнения, они навязали Великобритании постыдную роль тюремщика. Пристав к берегам Англии, “генерал Бонапарт” получил в Плимуте страшное известие, что окончит жизнь в качестве “государственного преступника”. И вот среди безбрежного океана, в нездоровом климате, под надзором угрюмого, сурового и мстительного Гудсона Лоу, скованный Прометей завершил своё земное странствование...
И что же, столь поразительная, невиданная в летописях мира эпопея гордыни служит ли доказательством правосудия истории?...
Нет, ибо конечные результаты никому не принесли такой пользы, как надменной Англии. В частности же, Берлинский конгресс и “триумф” Биконсфильда убедили воочию, что потоки крови русского народа, пролитые для сокрушения Наполеона, удобрили европейскую почву как бы исключительно для того, чтобы на ней мог расцвести “честный маклер”, способный вновь удивить мир неблагодарностью, а циничный Альбион успел довести культуру своего жидовства до возможности стать нам поперёк дороги в лице самого заносчивого из сынов Иуды.
VI. Ничто в этой юдоли плача не совершается, однако, сразу, как и ничего не исчезает без последствий. Лицемерные же мероприятия на сцене истории, будучи много возмутительнее фальшивого исполнения в оркестре, создают результаты, обратные предначертанным. Таков был и пресловутый Венский конгресс. Задавшись несбыточными мечтами о ликвидации содеянного революцией, он в конечном результате произвёл ту анархическую обстановку, из которой Европа — авангард других частей света не может найти выходя...
“Le congres danse mais il ne marche pas!” — ядовито заметил в своё время князь де Лини. Между тем, уже само по себе присутствие здесь подобных людей, как Талейран и Миттерних, не обещало ничего хорошего. Однако, что не удалось Наполеону, мнившему перехитрить “старейшин многострадальной синагоги”, того отчасти добился Талейран, прибывший на конгресс в качестве скромного просителя, но быстро почувствовавший себя здесь “как жид на ярмарке”. Достигнуть этого ему было тем легче, что, хотя епископское одеяние, как неподходящее к обстоятельствам, уже было давно им покинуто, тем не менее, от звания сановника католической церкви у него на всю жизнь остался талант придавать в случае надобности чертам своего лица выражение елейного умиления и трогательной покорности. “Квартет”, как называли Россию, Пруссию, Австрию и Англию, хотел устранить Талейрана от предварительных совещаний и признать его второстепенным посланником. Тогда эта старая лиса, с таким усердием потрудившаяся над разгромом старой Европы, придумала лозунг, сверкнувший, точно волшебное средство. Министр революционной и наполеоновской Франции выступил ревнителем исторического права против грубого насилия. Расчёт оказался верным. Сосредоточив у себя нити всех интриг, Талейран под маской легитимности принялся сеять кутерьму в “квартете”. Англия и Австрия перестали соглашаться на требования России и Пруссии. Дело дошло до того, что барометр конгресса начал, как тогда говорили, “показывать бурю”.
Правда, не все были обмануты. На уверения Талейрана, будто он уже семь лет назад состоял в подозрении у Наполеона, князь де Линь воскликнул: “Неужели только семь лет?... А для меня вы уже двадцать лет подозрительны!”. Тем не менее, политический хамелеон сумел воспользоваться положением, оказавшись в апофеозе союзником Австрии и Англии против Пруссии и России. Недалёкий Кэстльри, британский посол, слепо шёл на буксире двух таких иезуитов, как Талейран и Миттерних, отношения между которыми стали вполне интимными. Самый вопрос, кто должен участвовать в разрешении того либо иного специального пункта программы, всё более затуманивался. Потаённые комбинации и дипломатические хитросплетения препятствовали официальным переговорам в такой мере, что эти последние нередко оказывались бесцельными или бесплодными. Среди указанных затруднений и в виду понижения умственных сил, которое явилось результатом пережитых испытаний, деятельность конгресса обнаружила мало реформаторских стремлений и не проявила творческих способностей. С удивительным безразличием и ребячеством игнорировались как симптомы нового времени и тревожное настроение умов, так и те перемены, которые произошли в жизни и убеждениях европейских наций. Элементарное восстановление прежней “системы равновесия” наряду с торжеством реакции рассматривались, как достаточные основы порядка вещей. Вообще же говоря, Венский конгресс распоряжался тронами и коронами с таким же произволом, каким отличалось и революционное самовластие Наполеона. При распределении же территории, конгресс, в свою очередь, не придавал никакого значения историческому прошлому племён, династий и государств.
Иных решений, впрочем, и ожидать было нельзя, как трудно было бы выдумать лучшую обстановку для столь изощрённых политических шулеров, какими являлись Меттерних и Талейран.
VII. Со времён Констанцского собора Европа не видела столь блестящего собрания, как Венский конгресс. Великолепная обстановка старого режима, отодвинутая на задний план революцией и войнами двух последних десятилетий, снова развернулась во всю ширину, а легкомыслие скоро заглушило во влиятельных сферах само воспоминание о едва пережитых ужасных временах. В весёлой Вене среди высшего общества снова стали господствовать лёгкое остроумие, жажда наслаждений и приторное жеманство, какими некогда отличались посетители французских модных салонов. На самом конгрессе, собравшемся для размежевания и восстановления всего “перепутанного” Наполеоном, главным делом оказались празднества, и какие празднества!... Это был нескончаемый ряд каруселей, балов, парадов, торжественных спектаклей, загородных прогулок, охот, концертов, иллюминаций и народных увеселений. “Надо же что-нибудь сделать и для народа, — иронизировал князь де Линь, — ведь за период освободительных войн и народ кое-что сделал для этих высоких господ”. Нельзя с точностью определить, во сколько сотен миллионов обошлись тогда разбитой, обанкротившейся Австрии все эти забавы, по отзыву Генца. правой руки Меттерниха, составлявшие альфу и омегу конгресса. Более 50.000 гульденов ежедневно расходовалось на один придворный обед; по свидетельству же Талейрана, знаменитые гости стоили венскому двору ежедневно более 220.000 гульденов. Гости также не унывали. В одном памфлете того времени говорилось: “Датский король пьёт за всех, виртембергский король ест за всех, прусский король думает за всех, баварский король говорит за всех, австрийский же император платит за всех”. Талейран, в свою очередь, задавал лукулловские пиры, доводя гастрономов до такого упоения, что они, наконец, стали однажды говорить речи и провозглашать тосты в честь августейшего бри — “короля сыров”!... Наряду с этим у каждого мужчины был свой роман. Красавицы: Габриэла Ауэрсперг, Лобкович, Зичи и Эстергази, такие умницы, как Элиза Бернсдорф и баронесса Варнгаген и такие “министры в юбках”, как племянница “епископа” графиня Талейран-Перигор либо княгиня Багратион и герцогиня де Саган, оставили неизгладимые следы в анналах конгресса...
Указанное положение вещей, естественно, привлекало в Вену алчные скопища сынов “избранного” народа. Они здесь кишмя кишели, занимаясь чем угодно, а прежде всего, разумеется, оперируя в качестве факторов и шпионов. На этих профессиях, они, как известно, незаменимы вообще. Под командой же Талейрана, этого “возлюбленного сына церкви”, они действовали ещё и с блистательными для себя барышами. Сколько золота вновь перешло от презренных гоев к благородному Израилю, сколько тайн похищено, сколько было заложено ближайших путей влияния и какие сооружены вновь крепости во славу “святого талмуда”!...
Легитимизм, реакция и ханжество, выдвинутые Меттернихом как универсальные презервативы от революции, могли, в свою очередь, доставить только истинное наслаждение кроткому кагалу, а по принципу исторического возмездия, как и по закону контрастов, должны были забавным образом столкнуться в грозный период 1848-1851 годов с так называемыми “придворными демократами”. “Если прежде держали, — говорит Иоган Шерр, — (см. его “Комедию всемирной истории”), редкостного карлика, араба или обезьяну, то в эти дни начали заводить придворных демократов. А если такого шута на новый лад можно было как-нибудь раздобыть от одного из двенадцати колен Израиля, то это уже считалось высшим шиком и роскошью”...
VIII. Не замедлили, конечно, разоблачиться в параллель с этим и другие мероприятия конгресса. “В Вене, — говорит Гервинус, - создавались государства так же, как вырабатываются фабричные произведения — торопливо, но непрочно. Привязанность подданых к своим старым династиям и нравственный уровень племён вовсе не клались на весы. Вводились в расчёт лишь число душ и их способность платить налоги”. Принимая же затем во внимание, что всё это учинялось “двумя друзьями” под эгидой австрийского императора Франца, вокруг которого сосредоточивались силы конгресса, и который с виду казался чистосердечным, простым в обращении, добродушным, а на самом деле был крайне расчётлив, хитёр и жестокосерден, получается довольно верная картина событий.
Негодность и бездарность, изворотливость и лукавство большинства постановлений конгресса являлись, стало быть, логическими выводами из окружающих его условий. И чем больше сгущался мрак, чем сильнее тормозился прогресс, тем выше и шире развивалось могущество Великобритании, успевшей вовремя заменить недалёкого Кэстльри такими государственными умами, как лорд Клянкарти и Каткарт, а в заключение и сам герцог Веллингтон. Позднейшие же мероприятия Меттерниха, бывшего оракулом континентальной Европы в течение ещё почти 35 лет после конгресса, не могли равным образом не дать результатов противоположных ожидаемым и в этом трагическом водевиле должны были ускорить развязку...
Впрочем, с наступлением революции 1848 года и сам Меттерних в награду за столь неизречённые добродетели и прозорливость едва спасся от повешения... на первом фонаре.
Понятно, какие выгоды добывало “всемирное” еврейство из этой фальши, близорукости, сомнения и мишуры. Безграмотная искусственность определений конгресса представляла для иудейской пронырливости умопомрачительный простор.
Возбуждая общее неудовольство и требуя всё больших расходов на тайную полицию и усиление армий для охраны вполне эфемерного, как оказалось, спокойствия, “священный Союз” и сам едва держался. Мы же приняли на себя роль обер-полицмейстера и в противоречие как с истинными задачами России, так и со здравой, предшествовавшей политикой, защищали ради враждебных нам британских целей, Турциею против взбунтовавшегося египетского вице-короля, а затем пошли спасать жаждущую гегемонии в славянстве Австрию против венгров, уже неоднократно и коварно расплатившихся с нами, но и сейчас почитающих себя ещё в долгу... Устроив нам далее “конституцию” декабристов и перепугав возможностью образования венгерско-польской республики, масоны привели нас и к “дивертисменту” Крымской войны, которая независимо от многих иных для России бед, послужила “золотым прииском” для обогащения целого ряда новых “князей во Израиле”.
С другой стороны, Трафальгар и Ватерлоо в эпоху Наполеона явились лишь отблеском лучезарности того сияния, каким окружил тиранией Англии Венский Конгресс. Именно он облагодетельствовал “просвещённых мореплавателей” таким упорным застоем Европы, какого они едва ли когда-либо дождутся вновь. В этих чрезвычайно счастливых для неё сочетаниях, Великобритания почерпнула те источники и обосновала те устои своего лютого могущества, какие так долго открывали ей возможность эксплуатировать несчастья других народов, а в частности, позволили разыграть на Берлинском конгрессе роль, которая никогда не может быть забыта нашим отечеством.
Мы видим, следовательно, как безграничность преимуществ, предоставляемых Альбиону союзом с иудаизмом и масонством, так и неизмеримость средств для их собственного процветания.
IX. Но Венский конгресс изложенным не удовольствовался. Он сыграл в руку нашему врагу и по другому направлению. “Там, где есть солёная вода, там и Англия!” — говорится в одной из британских песен. Вот почему эта страна с изысканной любезностью предложила нам в реформаторы флота при Екатерине II одного из лучших своих корабельных капитанов — Грейга, масона, разумеется. Не наше дело повествовать обо всём, отсюда происшедшим. Тем не менее, нельзя оставить без упоминания факт, что главнокомандующий в Крыму Меньшиков, оказался, по-видимому, также масоном и запретил, не обращая внимания на их мольбы, адмиралам Корнилову и Нахимову выйти в море, чтобы, погибая, утопить рядом с собой и лучшую часть флота союзников... Вместо этого, никогда и нигде ещё в анналы истории не занесённого подвига нам пришлось уничтожить собственный флот в бухте, а кровью доблестных адмиралов и их геройских команд залить бастионы Севастополя!
Задавшись делами одной Европы и надолго сосредоточив её внимание исключительно на проблемах, ограниченных её же территорией, Венский конгресс тем самым дал Англии полную свободу на обоих полушариях. А так как уже и в это время британские колонии были разбросаны повсюду, то это крайне облегчило ей возможность раскинуть во все стороны и укрепить сети, в которых теперь бьётся захваченный английским бульдогом мир.
Но во имя справедливости мы не должны забывать, разумеется, и о том, что, если Британия заботится о расширении своих границ, то преимущественно “ради целей благочестия”.
Уважаемые члены весьма достопочтенного “London Missionary Society” расходятся, как известно, по всем концам земли, нередко поселяясь среди какого-нибудь дикого или полуцивилизованного народца. Больше всего они занимаются торговлей, потом, и весьма немало, политикой, и наконец, когда остаётся время, проповедью.
Сплошь и рядом это политиканство, как ещё недавно на Мадагаскаре, оказывается чересчур ревностным, хотя и неизменно клонится в ущерб местной власти либо во вред туземным интересам. Бывает и так, что при неосторожном снятии кожи с “покупателя”-туземца он, вдруг начинает лягаться. Тогда достопочтенные отцы кричат о покушении на их жизнь и какой-нибудь Сесиль Роддс, как снег на голову, падает на супротивников протестантской брэнди или английского коленкора. Если возникшие отсюда “дипломатические недоразумения” не заканчиваются иначе, т.е. простой уплатой по требованию английского адмирала приличной суммы убытков, то весьма корректный английский резидент поселяется в столице местного королька вплоть до того дня, когда при малейшем предлоге вся страна будет объявлена... колонией Великобритании.
Наряду с этим пуританский Лондон строго сохраняет за собой монополию торговли идолами и поставляет таковые, равно как и всё, что относится к их культу, с глубоким знанием дела и по самым умеренным ценам во все концы света...
Таковы результаты наполеоновской эпохи. Как ни печально в этом сознаться, но правды девать некуда. Подводя итоги, мы видим, что претерпев страдания 1812 года и пролив ещё новые потоки своей крови для “освобождения” ненавидящей нас Европы, мы в резолютивном выводе спасли и возвеличили Англию, самого злобного из своих открытых врагов, усилили, обогатили и превознесли еврейство, т.с. врага, без сомнения, ещё гораздо опаснейшего, так как он действует и явно, и тайно.
X. Великая революция и Наполеон, с одной стороны, а Венский конгресс, с другой, диаметрально противоположны в источниках, настроениях, методах и задачах. Тем не менее, и взаимно исключаясь, эти сферы равно послужили замыслам иудаизма. Можно признать даже, что рассчитанный на уничтожение последствий Революции, весёлый конгресс принёс кагалу большие выгоды, чем Террор и Аустерлиц. Откармливаясь скорбью народов и разложением государств, иудаизм должен питать к конгрессу величайшую благодарность за результаты “Священного Союза”. Монархический принцип, национализм и исторические устои вообще не могут отказать “избранному” народу в признательности за то искусство, с которым он пятнает саму идею свободы, когда вешается ей на шею...
Здесь мы уже вступаем в пролог исторической трагикомедии нашего времени. Тема заслуживает внимания.
20 июля 1785 года в маленьком, но “вольном” городке Регенсбурге, гуляя с Вейстауптом, священник Ланц, ударом молнии, был поражён насмерть. Скрываясь от преследований баварского курфюрста Карла-Теодора, как объяснено далее, профессор канонического права в Ингольстатском университете и основатель ордена Иллюминатов, Адам Вейсгаупт поспешил убежать. Он, очевидно, не знал, что Ланц собирался в Берлин и Силезию по орденским делам и что важнейшие документы зашиты в его одежде. Молниеносный же свет бросили эти документы на орден Иллюминатов. Обысками у Ланца, Вейсгаупта, барона Готфрида Бассуса, Цвакха и “гениального” Адольфа Книгге сведения документов были дополнены и по приказанию курфюрста Карла-Теодора распубликованы в 1787 году. Подлинники хранятся в Мюнхенском государственном архиве и доступны обозрению.
Орден действует лукавством, насилием и изменой. Страстно ненавидя опаснейших своих соперников — Иезуитов, Иллюминаты в правилах, методах и целях с ними, однако, тождественны. Будучи связаны с постановлениями конвета Вольных Каменщиков, происходившего в Кёльне 24 июня 1535 года, т. е. с так называемой, вероятно, апокрифической, “Кёльнской Хартией”, Иллюминаты посредством неё, а затем через Рим и Грецию относят своё происхождение во мрак веков.
Главой ордена состоит, как и следовало ожидать, “Невидимый Начальник”, “Высший Мастер”, о существовании которого знают только избранные же “мастера”, всего от трёх до пятнадцати человек. Не следует, впрочем, забывать, что Тевтонский орден меченосцев, располагающий и доныне многими представительствами даже в нашем Остзейском крае, ведёт себя от Тамплиеров, которые в свою очередь, почитали себя древнейшим из обществ этого рода, уже во второй половине XIII века по Р.Х., заключали в своей среде до 30.000 “рыцарей” и владели ежегодным доходом свыше 50.000.000 франков. Тамплиеры стремились к универсальному господству, Иезуиты помышляли о том же. “Вольные Каменщики” заявляют в “Кёльнской Хартии” — “общество наше управляется единственным и всемирным главой”, а Иллюминаты путём сокрушения религии и государств не могли, равным образом, мечтать о чём-либо ином. Известно, далее, что в масонстве не приказывают, а внушают. Игнатий Ллойола преобразовывал своих адептов путем “Exercitia Spirituals”, Иллюминатам же их апостол Книгге дал в руководство свой трактат “Об обращении с людьми”. Сущность учения Иллюминатов такова:
“Равенство и свобода — неотъемлемая правда, которую человек, в своём первобытном совершенстве, получил от природы. Первое нарушение равенства произошло благодаря праву собственности. Первое посягательство на свободу учинено основанием “правопорядка”. Главными устоями собственности и государственности являются религиозные законы. Дабы возвратить человечеству его природные права на свободу и равенство, следует начать с уничтожения религии и государственности, а закончить отменой частной собственности.
Тирания попов и деспотизм монархов сокрушают бедное человечество. Найти силу, которая могла бы защитить от угнетения и произвола можно лишь в честнейшем, умнейшем, тайном соединении. Поэтому, стремление к тайным обществам находится в самой природе человека.
Иисус из Назарета научил божественной премудрости своих последователей и в особенности Св. Иоанна. Он возложил на них руки и внедрил им свой дух. Апостолы передали откровение первым епископам и проповедовали добродетель, как вечный завет гармонии и врата к достижению высшей мудрости. К нашему несчастью попы и их соучастники построили на этой почве здание безумия, гнусности, предрассудков и эгоизма. Тем не менее, чистая истина не была утрачена. Её сохранили тайные, школы. Бог и природа направляют их как средство приобретения недостижимых иначе результатов. [ 6 ]
Цари суть отцы. Но с совершеннолетием детей и родительских власть кончается. Между тем деспотизм царей стал верховным законом, а народ — средством для удовлетворения царских прихотей.
С появлением царей люди разделились на племена и национальности, а великий природный союз был уничтожен. Расширять пределы своей земли, презирать, обманывать или обижать соседей было признано доблестью и наименовано патриотизмом. Ради его алчности возникли сперва наёмные дружины, а затем и постоянные войска. Им платили деньги или давали поместья для того, чтобы они продолжали быть палачами, нанятыми исключительно для убийства и ограбления невинных людей.
Орден Иллюминатов призван уничтожать всё это и возвратить человечество к его первобытному состоянию. Отсюда — долг есть всё, что полезно ордену. Всё же ему противное — измена и порок. Цель оправдывает средства. Так называемые бесчестные поступки — клевета, отравление, бунт и т.п. дозволены, если они благоприятны для целей ордена иллюминатов”.
Не смотря на изложенное, равно как применяя иудейский ритуал, поклоняясь “священной” памяти гроссмейстера Тамплиеров Якова де Молэ и символически предавая смертной казни Филиппа IV Красивого, масонство вообще, а Иллюминаты, в частности, не только исповедуют культ Соломона и Хирама, но и вероломно приурочивают имя сего последнего к Иисусу Христу. По их уверению, буквы имени Хирама являются анаграммой догмата — “His Jesus est restituens amorem mundi”. [ 7 ]
Под видом освобождения от тирании политической и религиозной, орден Иллюминатов проповедует, следовательно, анархию, не имеющую, вдобавок, никакой надежды на существование. Вейсгаупт же и Книгге, повидимому, не имели понятия как о сущности иудаизма, так и о тайных обществах хотя бы в древнем Китае. Сталкиваясь, дискредитируя и уничтожая друг друга, эти общества тормозят действия не только центрального правительства, но и свои собственные, потому что и сами приговорены к бессилию. Вследствие бесконечных и свирепых раздоров, они беспомощны, игнорируя на факт существования там верховного, в свою очередь, и пожалуй, могущественнейшего из тайных сообществ в целом мире — ордена “Белого Лотоса”.
Но если ничто не ново под Луной, то нельзя отрицать, что организация Иллюминатов носила демоническую печать прозорливости, чем исключается легенда, будто автором статута являлся Адольф Книгге — двадцативосьмилетний юноша. Такие дела не совершаются внезапно и притом одним человеком. Сюда, без сомнения, вошла дьявольская мудрость веков, сокровенно применяемая, как это мы видим, и в “Новой Атлантиде” Бэкона, и в похождениях Калиостро, и в преданиях Мартинизма, и в красноречии секты Измаилитов. Эта последняя — “масонство, среди мусульманского мира”, отразилась на извращении ордена Тамплиеров, хотя по насмешке судьбы процветала во времена (конец XII века) “рыцарски благородного” египетского султана Селадина, который “далеко превосходил своих христианских противников добродетелями”, как говорят его придворные баснописцы. Уже не поэтому ли он и разрушил царство Иерусалимское лишь за 90 лет раньше воздвигнутое на потоках крови Крестоносцев?!...
Наравне с глубиной предательства, деятельность Вейсгаупта и Книгге знаменательна и по своим результатам. “Не прошло и пяти лет, а кружок их приятелей уже разросся в громадный орден и распространился не только по Европе, но и в Америке. Великие “мастера” масонского ритуала, действующие в Германии — люди, большей частью принадлежащие к владетельным немецким родам, смиренно входят на его низшую ступень; царствующие лица, священники, лютеранские и реформаторские богословы, военные, аристократы, сановники наряду с аптекарями, купцами, библиотекарями, мелкими чиновниками либо историками, как Гердер или поэтами, как Гёте, добиваются чести и счастья вступить в число “братьев”. Орден через своих членов распоряжается государственными делами и доходами, забирает в свои руки воспитание молодёжи, прогоняет и назначает по своему усмотрению профессоров во всех баварских университетах и школах, собирается забрать в руки женское воспитание. Христианской церкви, государству, праву собственности грозит почти неминуемая гибель; мировые устои дрожат, и вот, ещё мгновение, рухнет тысячелетний строй культурного мира, а человечество вернётся к каменному веку, к доисторическим временам, потому что таков именно лозунг, такова цель тайного сообщества... Но в минуту, когда опасность достигает последних пределов, когда орден готов отпраздновать решительную победу, в эту самую минуту вдруг — гроза в лесу, раскаты грома и удар молнии, поражающий смертью человека, носящего на себе зашитыми в одежду письменные доказательства чудовищного заговора” [ 1 ]...
Сказанного ещё недостаточно. Среди Иллюминатов находилось пять царствующих герцогов: Фердинанд Брауншвейгский, Эрнест Готский, Карл-Август Саксен-Веймарский, Август Сакссн-Готский и Карл Гессенский. Но что всего знаменательнее, это принадлежность к ордену барона Дальберга, последнего курфюрста Майнцкого, который вслед за тем был Наполеоном поставлен в великие герцоги Франкфуртские.
Впрочем, и этого мало. Старший сын такой автократки, как императрица Мария Терезия, император Иосиф II, гонитель католической веры, её конгрегации и монастырей, долго и всемирно покровительствовал масонству. Наряду с ним Фридрих Великий, король прусский, игнорируя совет отца держаться только “реального”, т.е. “иметь хорошее войско и много денег, так как в них, очевидно, и слава, и безопасность государя”, сам был посвящён в масонство и 4 часа утра 15 августа 1738 г.; 3 июня 1738 года, значит, всего лишь через три дня по вступлении своём на престол, он заявил об этом приближённым; 4 июля того же года приказал секретарю берлинской академии Форнею издавать в Перлине масонскую газету на французском языке “Берлинский Журнал или политические и научные новости”, а 13 сентября под своим покровительством открыл ложу “"Грех Глобусов”, которая вскоре сделалась “Великим Востоком” для всей Германии; в заключение, 10 июля 1775 года, стало быть, после 35-ти лет царствования Фридрих II издал манифест, где уже объявил себя протектором всех немецких лож.
Мудрено ли, что не далее, как летом 1782 года в городке Вильгельмсбаде, близь Франкфурта на Майне, под председательством гроссмейстера немецких масонов Фердинанда Крауншвейгского и при участии делегатов не только от европейских лож, но и от американских и азиатских заседал бесчестно прославляемый “детьми Вдовы” Вильгельмсбадский конвент. На нём были приговорены к смертной казни: Густав Ш, король Швеции и Людовик XVI, король Франции. Тогда же, еврей Калиостро подал мысль и об “ожерельи королевы”...
Следуя же примеру своего короля, военные в Пруссии, да и в других немецких государствах; наперебой стремились в “вольные каменьщики”. Нелегко понять, как относился сам Фридрих II к своей нелепой роли покровителя тайной державы в собственном королевстве. Он умер 17 августа 1780 года, т.е. не дождавшись всего пяти лет момента, когда Людовик XVI был заключён в унаследованный от Тамплиеров “французским народом” Тампль, дабы отсюда выйти... на эшафот.
Преемник Иосифа II, император Леопольд II, раньше герцог Тосканский, хитрый и осторожный человек, был всё-таки отравлен “итальянским бульоном” (aqna tofana) в Вене 1 марта 1792 года, значит, в тот самый день, когда его робкий ультиматум прочитали в парижском законодательном собрании. А в ночь на 15 того же марта в Стокгольме на маскарадном балу своим лакеем, масоном, и агентом прусской тайной полиции Анкаштрёмом был зарезан мужественный король шведский Густав III, когда собирался принять командование войсками монархической коалиции, предназначенными для сокрушения злодеев среди заливаемой кровью Франции...
Вразумительные сами по себе, эти события убеждают сверх того в применении Иллюминатами двух основных принципов масонской политики. С одной стороны, они рекомендовали скрадывать свои действительные силы и, наоборот, рекламировать себя там, где ещё не приобрели успеха, а с другой, по совету Вейсгаупта, устраняли с дороги всякого, кто дерзал противиться ордену, для чего в особенности изощрялись над усовершенствованием той же “aquae tofanae”...
Масонство шло рука об руку с протестантством. В южной католической Германии Иллюминаты представляли как бы бешеный натиск и были скорее явлением преходящим, не оставившим глубоких следов в народившей их стране. Хотя, например, в Саксонии “Новый орден Иллюминатов” существует поныне и даже узаконен. Не то наблюдается в Северной Германии. Там масонство развивалось постепенно, планомерно и неуклонно. Сначала скрыто, как это доказал Кёльнский конвент 1535 г., затем полуоткрыто, с основанием первой ложи в Гамбурге в 1737 году и, наконец, явно — даже не только под покровительством, а под председательством прусского короля.
С этих пор масонство в Пруссии стало узаконенным.
XI. Какими же оказались результаты упомянутых явлений?
Они являлись многообразными, а в революционную и наполеоновскую эпоху — решительными. Тем не менее, основной их смысл заключается в развитии тирании еврейства. Рядом факторов обусловливался такой именно результат. Не обращая внимания на все усилия, никакое тайное сообщество, а следовательно, и орден иллюминатов, не способно преодолеть замыслы всемирного кагала. Ни для кого недоступные, а ему неразрывно довлеющие преимущества таковы: а) целесообразность иудейских дарований; б) накопление и развитие опыта, приёмов и орудий борьбы через наследственность; в) неподражаемость тайны в операциях и художество её применения как способы застрахования еврейства от гибели; г) непрерывность деятельности и обеспеченность выжидания событий; д) ничтожество предателей, истребляемых без пощады; е) международный характер предприятий наряду с замаскированном их под любую национальную внешность и ж) необъятность денежных, равно как всяких иных ресурсов. Таким образом, не опасаясь конкуренции, еврейство могло даже способствовать расцвету, например, ордена Иллюминатов, зная, что в конце концов это послужит только Израилю. Чтобы не ходить далеко за доказательствами, нельзя прежде всего не отметить в истории “общества философов” крайней подозрительности того факта, что столь убеждённые атеисты, как Вольтер и д'Аламбер хлопотали, однако, о восстановлении Храма Иерусалимского. С этой, казалось бы, невероятной просьбой д'Аламбер адресовался в 1768 году к Фридриху II, но получил отказ. Тогда в письме от 6 июня 1771 года Вольтер обратился к Екатерине Великой, хотя безуспешно.
Общество имело свой пароль — “Ecraser L' Infame”, “Раздавите Опозоренного”. Пароль менял смысл, в зависимости от лица, к которому обращались, из чего позволительно заключить, что у самих энциклопедистов, как в масонстве у Иллюминатов, имелось несколько степеней посвящения. Так, иногда слова “Раздавите Опозоренного” обозначали правительство, иногда католическую церковь или христианство вообще, а иногда кощунственным образом касались самого Господа нашего Иисуса Христа, [ 9 ] причём характер этого последнего образа действий носил уже явную печать талмудизма...
XII. 20 апреля 1792 года французы объявили войну Австрии и Пруссии. Враждебные действия продолжались, однако, лишь 14 дней и кончились, в следствии неоднократного бегства солдат Республики при появлении неприятеля. Второй поход, уже по инициативе монархической коалиции, едва не привёл к разгрому Франции. Спас её главнокомандующий союзников, герцог Карл Брауншвейгский, сын того Фердинанда Брауншвейгского, который председательствовал на конвенте в Вильгельмсбаде. Иначе говоря, вырвать Людовика XVI из рук палачей было поручено именно преемнику того, кто короля предал. Умышленно проигранное герцогом Карлом сражение при Вальми стало погребальным звоном христианской и монархической Европы. У Республики появились боевые генералы и, наконец, сам Наполеон. Зная, что “ночные братья” на их стороне, французы пошли на Германию. И вот, накануне Аустерлица, собралась в строго уединённой палатке ложа соединённых французских и немецких “братьев”. Поклялись исполнить уговор и друг друга не щадить. Убивать не станут, разве уведут к себе, и взлелеянные пленники соберутся у неприятельских, но ласковых очагов, где выждут, пока Наполеон продиктует мир побеждённым профанам. [ 10 ]
Среди русских воинов было мало масонов, а потому они оказались исключёнными из этой предательской идиллии, в виду чего тысячами пали на полях Аустерлица искупительными жертвами низости “свободомыслящих” союзников. Следует ли удивляться при этих условиях, что во весь период войн с Германией, начиная с 1792 года происходила какая-то сказочная сдача немецких крепостей. Майнц — этот ключ к Южной Германии, Эрфурт, Магдебург, Шпандау, Кюстрин, Штеттин, Гамель, Бреславль, Глогау, Швейдниц и др. спешили иной раз сдаться раньше, чем неприятель успевал предъявить требование о капитуляции. Десятки генералов, сотни пушек, тысячи офицеров, десятки тысяч солдат по мановению масонского жезла отдавались Наполеону. Иенна, Ауэрштедт, Фридланд в свою очередь украшали своими именами триумф императора, требуя, однако, всё новых потоков крови у России, принявшейся, к сожалению, спасать прусского короля от последствий масонской авантюры Фридриха II.
XIII. Тайные общества покрыли всю Германию, подготовляя сперва революцию 1848 года, от которой Вильгельму, тогда ещё только наследнику престола, пришлось бежать в Англию, а затем и войну 1870-71 гг., когда уже Франции пришлось сыграть роль Пруссии 1806 года. Тем не менее, став королём, Вильгельм I, сам убеждённый масон, открыто покровительствовал “братьям”, в чём ему помогал, впрочем, и “никого не боявшийся” Бисмарк...
Для окончательного торжества масонам требовалось разгромить католическую Австрию, что и произошло в 1866 году, а затем нужна была императорская власть, каковая на перевернувшихся весах истории и была поднесена тому же прусскому королю в 1871 году среди чудес Версаля за счёт бутафорского “великолепия” Людовика XIV.
Во Франции масонство продолжало свою разрушительную работу, пока лет двадцать тому назад не сделалось хозяином. Тогда “вольные каменщики” сбросили с себя маску. Теперь они уже выступают открыто, приводя с помощью своих сподвижников иудеев несчастную страну к решительной и, вероятно, бесповоротной гибели. Французы, наконец, очнулись от своего полутора векового летаргического сна. За последнее же время виновность иудейства и масонства во всех несчастьях, постигнувших благородную Галлию, исторически и логически вполне доказана. В этом сейчас никакого сомнения быть не может.
Между тем, как видно из меморандума, представленного императору Александру I князем Меттернихом в 1821 году, равно как из мемуаров австрийского канцлера, он сознавал опасности, которыми грозят тайные общества. Однако, ни такая осведомлённость, ни тягчайшие поражения от Наполеона Австрии, ни бесчисленные награды и почести, которыми от монархов всей Европы был засыпан Меттерних, не вызвали с его стороны действительных мер к обузданию масонства. Правда, со временем Священного Союза вошёл в моду романтизм, любовь к средневековой родной старине, к балладам и сагам, но эта мода не помешала масонам добиваться своих целей и рядом с революцией распространять конституционный образ правления, т.е. расхищение власти в пользу “федеративной республики”. Если ради поддержания “ночных братьев” явилось из полусвета голубых лож учение о необходимости объединить Германию под скипетром Пруссии, то из тьмы красного масонства выступили социалисты и анархисты с иудеями Марксом и Лассалем во главе...
Эти евреи знаменуют собой ещё раз постыдный универсализм кагала. Если в период Наполеоновских войн и Венского конгресса с их ближайшим эпилогом еврейство размножалось беспрепятственно, когда христиане погибали миллионами, то оно и богатело неимоверно на подрядах и поставках, государственных займах и банкротствах, учредительских плутнях и биржевой игре. Как указывал Вениамин д'Израэли, европейская политика была равным образом ожидовлена. В частности же ни один бунт не проходил без подстрекательства сынов Иуды. Восстания в Польше не только не служат исключением, а наоборот, иллюстрируют как своекорыстие евреев на пути служения их свободе, так и тот наглый цинизм, с которым они перебегают с одной стороны на другую, по мере колебания весов судьбы. Проклятый “Восточный вопрос”, как неиссякаемый для России источник невзгод и войн в свою очередь являлся для сынов Иуды непрерывно доходной статьёй бюджета. Согласно с этим уже в сороковых годах XIX столетия Туссенель оказался вынужденным, хотя и бесплодно, предостеречь европейские народы своим классическим трудом: “Les juits, rois de Tepoque”.
XIV. Вступление на престол Наполеона III произошло на деньги Ротшильдов при энергичном содействии масонов. Они его не покидали и в 1870 г., когда якобы с целью “сохранить армию для императора”, изменническая сдача Базеном Меца явилась результатом переговоров немецкого генерального штаба через английские ложи. “Enrichissez vous”! таков был лозунг, данный по указанию евреев Наполеоном III Франции. Связанный же ещё в молодости с карбонариями и другими подпольными организациями, Наполеон и на престоле продолжал ещё оперировать через них же, нередко обманывая собственных министров и сбивая с толку Европу, для которой одно время являлся загадочнейшим из политических оракулов. В этом отношении конкурировать с ним мог бы разве “Старый Купидон” и гроссмейстер английского масонства, жестокий враг России и автор революции в Италии, лорд Нальмерстон. Не племяннику узника Снятой Елены, а именно “Старому Купидону”, потешавшемуся и над Францией, обязаны мы Крымской войной, где в благодарность за 1812 г. Англия погубила наш Черноморский флот...
Готовя нынешние дни социальной революции, масонство и евреи ещё в XVIII столетии заменили в Англии католическую династию призванной из Голландии протестантской, а в XIX веке решили развенчать по тому же направлению и “Священную Римскую Империю”. Когда же прусский парламент отказал в кредите, на помощь Бисмарку пришло еврейство. Сорок миллионов талеров дал взаймы Пруссии бывший приказчик Ротшильдов Блейхредер и, как оказалось, не ошибся. Разгромленная в 1866 году при Кёниггрэце, Австрия была выброшена из Германского Союза, война кончилась, а сыны Иуды в лице Блейхредера как своего центра тяготения нажили махровые барыши. Затем в 1870-1871 гг., независимо от подрядов и поставок военных займов и грабежей на самых полях битв, кагал приобрёл новые и несравненно крупнейшие выгоды. Ротшильд и Блейхредер определили контрибуцию в 5.000.000.000 франков и ликвидировали её уплату. Гешефт был недурён, помимо той свистопляски учредительства, какую проделали израильтяне в Германии [ 11 ]. Но они и этим не удовольствовались. Громадность финансовых операций при займах Франции на 5.000.000.000 франков разожгла алчность кагала и он решил “испортить Тьеру фасон”. Если с целью вынудить у нас “гусарские” векселя иудейство осмелилось в 1906 г. столь унизительно для “кадетов” посмеяться над их главарями, князем Долгоруковым и Маклаковым, что командировало их в Париж, чтобы тамошние евреи-банкиры не давали нам денег, то это могло произойти лишь в виду необыкновенной удачи, какую на падении биржевых курсов в 1871 году доставила “угнетённому” племени коммуна. Подстрекательство и соучастие в ней масонов, равно как предательские переговоры её главарей с Бисмарком доказаны. Истекая уже не кровью, а сукровицей, Франция рыдала над междоусобицей своих детей. Мировая столица явилась ареной массового помешательства. Среди потоков крови и урагана пожаров, разбоя и бесстыдства, пьяные петролейщицы предали огню здания министерств иностранных дел и финансов, что могло быть выгодно только евреям, и наоборот, иудейских магазинов роскоши на rue de Paix не тронули. Не пострадал, равным образом, ни один из полуторы сотни ротшильдовских домов в Париже, а между тем, времени у коммунаров было достаточно, если под командой жида Мейера они успели свалить... Вандомскую колонну.
Но хорошенького понемножку... Так как победа коммунаров в расчёты кагала входить не могла, то прибыл с версальскими войсками еврей же генерал Галифэ, истребил преимущественно артиллерийским огнём тысячи обезумевших французов и тысячные же массы их через военно-полевые суды послал в Новую Каледонию, а разрушенную тайными обществами и еврейской прессой коммуну уничтожил.
Можно себе представить, каковы вышли отсюда плоды биржевых оранжерей!..
XV. Логическим развитием иудейского могущества и невиданным его увенчанием стал печальный для нас Берлинский конгресс. Позабыв, что не дальше, как в 1875 году Россия спасла её от ужасов новой войны с Германией, Франция прислала своим представителем англизированного полуеврея Веллингтона и действовала так, будто официально стала государством еврейским, да и ничего, кроме выгод кагалу, из конгресса не вынесла. Давно же связанный с евреями по дивным операциям кредита “честный маклер” при посредстве Блейхреда весьма недурно играл на бирже [ 12 ]. Да и не Бисмарку, конечно, следовало заботиться о нас. Во всяком случае, опаснейшими врагами России оказались на конгрессе английские послы и д'Израэли со своим подручным — Салисбюри. Не напрасно девяностолетний Мозес Монтефиоре, окружённый десятками тысяч евреев, устроил им обоим триумфальное шествие из Лувра в Лондон после того, как на ожидовлённом конгрессе Великобритания в их лице не только продемонстрировала беспримерное для сынов Иуды злорадство, но и, разорвав Сан-Стефанский договор, отняла у России почти всё добытое кровью её победоносных армий.
Англичанам было из-за чего превознести своего премьера-иудея.
Бравируя своим торжеством и готовя себе успехи в будущем через унижение нашего достоинства, они, ещё раньше конгресса устроили gala-спектакль в ознаменование того пренебрежения, с которым д'Израэли глумился над беззаветными порывами русского сердца к спасению заливаемой кровью Болгарии...
Открытие сессии великобританского парламента в 1877 году было назначено на 8 февраля. Высшее английское общество заинтересовалось, невидимому, этой церемонией гораздо сильнее обыкновенного, потому что более десяти тысяч просьб было обращено к лорду-канцлеру с целью получить места на трибунах палаты лордов. Все знали, и в этом заключалась разгадка жгучего любопытства толпы, что в этот день первый министр, возведённый в достоинство пэра Великобритании при закрытии предыдущей сессии, должен вступить в свой сан и занял место в качестве лорда Биконсфильда. Знатнейшие представители английской аристократии оспаривали друг у друга честь сопровождать нового лорда в палату при столь торжественных условиях. И он избрал себе восприемниками двух самых древних пэров королевства, графов Шефсбюри и Дерби, стоявших во главе двух знаменитых фамилий Тэльбот и Стэнли.
Как только лорды в парадных костюмах заняли свои места, так с большой церемонией был внесён орден “Подвязки” — король орденов Великобритании, а затем началось уже и само блистательное шествие. Впереди — пристав с чёрным жезлом; за ним — великий маршал лорд Говард и великий камергер лорд Перси; наконец, далее, между лордами Шефсбюри и Стэнли — новопожалованный лорд Биконсфильд в графской мантии и с графской короной на голове. Преклонив колени перед лордом-канцлером, он представил ему свою грамоту на достоинство пэра. По прочтении её он встал и, предшествуемый великим маршалом и великим камергером, в сопровождении своих восприемников, он, прежде чем занять своё место, обошёл зал заседаний палаты кругом, причём целая масса лордов окружала и поздравляла его...
Какие размышления могли наполнять душу нового лорда во время этого картинного шествия по залу, где собираются представители самой гордой аристократии в мире? Какие воспоминания должны были пробудиться в его разуме при созерцании этих гербов, из которых многие восходят к временам норманского завоевания?...
Без сомнения, всё его скользкое прошлое, всё целиком и мгновенно воскресло перед его мысленными взорами.
Вот он видит себя как ничтожного сына гонимого и презираемого племени; затем как журналиста, зарабатывающего часть своего скромного дохода пером. Несколько позже — вот он силой настойчивости и таланта завоёвывает себе видное место среди народного представительства. Далее, опровергаемый и осмеиваемый, без устали преследуемый гневом, завистью и порицаниями — вот он медленно подвигается вперёд, несмотря ни на что, но и никогда не отступая... Ещё позже он принимает на себя руководство консервативной партией, а затем вскоре становится признанным главой представителей самых именитых и древнейших английских родов.
И вот, в апофеозе он пришёл сюда, в палату лордов, чтобы сесть, как равный рядом со старшими членами знаменитейших аристократических семейств гордого Альбиона, ведущих свою генеалогию от дружинников Вильгельма-Завоевателя.
Обнимая духовным взором эти сорок лет трудов, борьбы и успехов, разве не имел он права с законной гордостью сказать себе, что он совершенно оправдал смелый девиз, взятый им ещё на заре политической карьеры: “Forti nihil difficile!”.
И что же! Родившись, воспитавшись и достигнув такого величия в Англии, стал ли Биконсфильд англичанином? Нет, он во всю свою жизнь оставался и умер евреем!...
XVI. Таковы результаты иудейских мероприятий в новые времена. Посему, не останавливаясь на позднейших событиях, которые у всех на памяти и только упомянув о Панаме, деле Дрейфуса или распродаже церквей во Франции да ещё об устроенном евреями, частью и на японские деньги, вооружённом восстании в Москве, мы вправе, наконец, спросить: мыслимо ли что либо подобное без участия иудейского правительства?...
Если засим, как доказано выше, такое правительство существовало во все эпохи еврейства, то возможно ли предполагать, что с увеличением оборота капиталов и развитием средств сообщения, равно как наряду с расширением всех пределов кагального хозяйства и возрастанием количества иудейских рабов, почти достигнутая сынами Иуды цель мирового господства разрушена им же самим через бессмысленное уничтожение собственного правительства? Если, наконец, такие, неведомые прошлым векам, силы, как биржа и пресса, превратились в монополию иудеев, то чем могли бы “старейшины многострадальной синагоги” оправдать перед лицом Талмуда свой отказ от пользования ими через своё бездействие власти?
Вопросы эти, очевидно, не имеют других ответов, кроме отрицательных.
Значит, центральное правительство не может не существовать у евреев и в наши дни. Стало быть, оно существует.
Где оно находится? Из кого состоит?
Вопросы — менее важные, но труднее предыдущих. Данных для несомненного решения ещё нет. Но они, без сомнения, явятся.
Даже в настоящее время можно приблизительно указать на “Хабура Коль Изроэль Хаберим” — Alliance Jsraelite Universelle.
Став гроссмейстером масонов в “Grand Orient”, а за период франко-прусской войны 1870-71 годов с Леоном Гамбеттой и Жюлем Фавром образовав во французском правительстве иудейский триумвират, Адольф Кремьё лет за десять раньше (точнее, в 1858 году) основал “Всемирный Еврейский Союз” с главным управлением в Париже.
Эмблема. Вверху — скрижали Моисея, несколько ниже — протянутые и пожимающие друг другу руки, а в основании — земной шар.
Девиз. “Все евреи за одного и один за всех!”.
Воззвание же, с которым Кремьё как учредитель обратился к евреям вселенной, таково:
“Союз, который мы хотим создать, не есть французский либо английский, швейцарский или немецкий... Нет, он — иудейский, он — всемирный!... Все другие раскололись по национальностям. Мы одни имеем не сограждан, а единоверцев. Не раньше станет еврей другом христианина либо мусульманина, как в тот момент, когда свет иудейской веры, единственной религии разума, засияет повсюду. Рассеянные среди народов, которые враждебны нашим правам и интересам, мы хотим быть и останемся евреями. Национальность для нас есть религия наших отцов и мы не признаём никакой иной! Проживая на чужбине, мы не можем заботиться о вожделениях посторонних нам стран, когда наши собственные нравственные и материальные задачи пребывают в опасности.
Еврейское учение должно наполнить собой мир.
Израильтяне! Сколько бы ни разбрасывала вас судьба по всем концам земли, смотрите на себя, как на членов одного, избранного народа. Если вы ясно разумеете, что вера ваших отцов — ваш единственный патриотизм; если сознаете, что вопреки своим показанным национальностям, вы повсюду образуете один и тот же народ; если исповедуете, что только иудаизм представляет религиозную и политическую истину; если во всём этом убеждены вы, израильтяне вселенной, то придите, услышьте наш зов и докажите своё согласие!... Наше дело велико и свято, а успех обеспечен.
Христианство, наш исконный враг, лежит ниц, поражённое в голову!
Сеть, раскидываемая Израилем поверх земного шара, будет расширяться с каждым днём и величественные обетования наших священных книг обратятся, наконец, к исполнению.
Близится время, когда Иерусалим станет домом молитвы для всех народов, а знамя еврейского единобожия взовьётся на отдалённых берегах...
Станем же пользоваться обстоятельствами.
Могущество наше огромно, поучимся применять его к делу!
Чего нам страшиться?...
Уж недалёк день, когда все богатства земные перейдут в собственность детей Израиля!...”
XVII. Перед таким воззванием позволительно спросить, кто же такой сам Адольф Кремьё?
Это, прежде всего, глава того еврейского триумвирата, который в 1870 году оказался правительством Франции после взятия Наполеона III в плен. В состав триумвирата, как известно, вошли: а) тог же Кремьё как премьер-министр; в самую страшную годину французской истории, после Виссембурга, Гравелота, Сен-Прива, Бомона, Страс-сбурга, Меца и Седана, воспользовавшись невыразимым смятением и ужасами войны, он поспешил дать равноправие евреям в Алжире, чем н вызвал жестокое восстание доблестно сражавшихся за Францию арабов, оставленных бесправными; б) бывший помощник Кремьё, по его званию адвокат, Леон (Лейба) Гамбетта в качестве министра внутренних дел, а затем и диктатора страны; своим иудейским нахальством он навязал ряд неимоверных бедствий и, по крайней мере, вдвое более тяжкие условия мира с Германией, чем, если бы и сам вовсе не существовал; ошибался, стало быть, Кремьё, с еврейской точки зрения, разумеется, когда о Лейбе Гамбетте, в то время ещё “помощнике присяжного поверенного”, сказал: “из этого лоботряса ничего путного выйти не может!” и в) министр иностранных дел Жюль Фавр вместе с Ротшильдом и Блейхредером, он сочинил, а затем во Франкфурте на Майне от имени Франции подписал условия мирного договора, каким, сверх перехода к Германии засиженных евреями Эльзаса и Лотарингии, был на немецких же евреев пролит золотой дождь в 5.000.000.000 франков контрибуции, ограбленных у Франции [ 13 ].
Далее — это гроссмейстер французских масонов, предложивший в 1870 г. от их имени 1.000.000 франков за голову прусского короля Вильгельма I. Дабы уразуметь всю низость деяния, необходимо принять к сведению, что оно являлось предательством в квадрате, так как было рассчитано лишь на новый обман французского народа. Дело в том, что по свидетельству Гирса, впоследствии нашего министра иностранных дел, генеральный штаб немецких армий именно от французских масонов через особое бюро в Берне (Швейцария) получал в 1870-71 гг. гибельные для Франции сведения о средствах её обороны, состоянии её финансов, настроении Парижа и т.д. Таким образом, указанная миллионная премия являлась двойной, иудейски-злостной плутней. Для полноты же картины, отметим следующее.
Фактами и цифрами доказывает Эдуард Демаши [ 14 ], что, несмотря на исключительные преимущества, а следовательно, и на огромные богатства, дарованные французскому банку правительством вообще, за период же войны с немцами в особенности, равно как, невзирая на чрезвычайные запасы средств в металлах и билетах, помянутый банк, командуемый потомками Меера-Амшеля Ротшильда, отказывал французскому народу в каком-либо кредите даже, когда видел его па краю погибели. Во всё время, пока, оказав поддержку французам, он мог бы повредить армиям Пруссии, банк для правителей Франции оставался закрытым. В течение самых тяжёлых месяцев войны банк преследовал лишь одну цель: парализовать сопротивление Франции и принудить её правительство по недостатку средств к заключению мира. Тогда как англичанин Морган дал денег под простую расписку (по займу в 400 миллионов франков от 4 января 1871 года), “французский банк”, кроме 6% на 100, требовал ещё выдачи закладной (ипотеки) на все государственные леса своего “отечества”. Вследствие отказа банка учитывать даже билеты французского государственного казначейства на небольшие суммы, их приходилось отсылать на продажу за границу с потерей 15 и 20 %. L'annee terrible разорил всех: сельских хозяев, купцов, промышленников, народ и государство; для акционеров же “Banque de France” этот самый год оказался беспримерным по барышам — за всё время существования банка 80% на складочный капитал, а всего 150.000.000 франков прибыли показались, впрочем, и самому правлению банка настолько скандальными, что оно признало нужным скрыть этот возмутительный факт. Десятки миллионов были “расписаны” по разным летучим статьям баланса, дескать, мы ими поделимся впоследствии. Но засим было выдано в дивидент 27% на капитал. Такова была благодарность первостатейных французских евреев с Альфонсом Ротшильдом во главе, в самую кровавую годину страны, которая этих отверженных рабов соблаговолила поднять до уровня своих благородных граждан...
“С нетерпением поджидают сыны Иуды, — говорит Роллинг, — кровавых войн, разгрома целых местностей и разрушения государств”. Тем не менее, им этого мало. Они подчас иллюминируют своё удовольствие и особым, чрезвычайным дивертисментом. Так, например, когда после Берлинского конгресса Австрия двинула свои войска для завладения двумя подаренными ей международным еврейством славянскими провинциями Турции — Боснией и Герцеговиной, то подрядчики её интенданства, сыны “угнетённого племени”, откармливали дня него в Боснии свиней трупами христиан... “Семит знает обязанности только в отношении себя самого, — удостоверяет Ренан, —Стремиться по пути мщения, требовать того, что, как ему думается, составляет его право, таков в его глазах неизменный его долг.
Ждать от него верности слову или беспристрастия при отправлении правосудия, значит домогаться невозможного. Кроме необузданного себялюбия, ничто не владеет страстной душой евреев. Личный интерес никогда не изгоняется из их морали. Чтобы достигнуть цели самый святой между ними не считает за грех тягчайшие преступления”. Er die Katze nicht im Sacke kauft!...
Страшный для России 1905 год в свою очередь оказался, как и следовало ожидать, благодатным для нашего банкового еврейства, захватившего не только изрядную дозу ссуд под земли, но и едва ли не всех “жирных коров” кредита под дома в Петербурге, Москве и др. городах “спасаемой” кагалом нашей родины. Нижеследующие данные о чистых прибылях в Земельных Банках именно в 1905 году могут сказать сами за себя: С.П.Б.-Тульский — 13,8%, Киевский — 15,8%, Ярославско-Костромской — 15,9%, Московский — 21,2%, Нижегородско-Самарский — 21,3%, Донской — 23,2%, Полтавский — 26,2% и Виленский — 27,9%, т.е. даже лучше, чем “нажил” в 1870 г. “Banque de France”. Нельзя в особенности не позавидовать Лейзеру Полякову, как патрону Мовши Герценштейна, ибо 21,2% барыша за иллюминированные бомбами Бунда дни “свободы” вовсе недурно. Впрочем, еще лучше Лейзера торговал на Дону Янкель Поляков со своими 23,2%. Однако, всего отраднее за родину Зунделевича (учился в Виленском раввинском училище и в качестве анархиста устроил первую в России террористическую типографию), равно как за столицу того же Бунда, Вильну, где местный Земельный Банк своими 27,9% барыша создал воистину “благоухающий” рекорд.
Наряду с изложенным нельзя не упомянуть о венском Ротшильде одни земельные богатства которого превышают собственные владения австрийского императора и не сопоставить факт, что в первой государственной думе авторами безмездного “отчуждения” земли объявились именно три еврея: Кутлер, Герценштейн и Кауфман. Каков смысл факта? Для примера возьмём хотя бы Венгрию. 50 лет назад у евреев не было здесь ни пяди земли. Тем не менее, уже в 1890 году из 4.291 арендатора оказалоеь 2.697 евреев, а в 1900 году из 4.861 3.170. Единица венгерской земельной меры равна приблизительно 1/25 десятины. И вот, у 2.697 арендаторов состояло 137.255.000 таких единиц, а у 3.170 167.537.000. Такова аренда. Посмотрим, какова собственность. В 1897 году землевладельцев евреев было 1.898 с 87.362.700 единиц, т.е. в среднем по 45.000 на каждого; в 1900 году уже 2.688 с 130.965.000 в среднем по 47.000 на каждого. Вообще говоря, земельная собственность евреев превосходит такую же собственность казны. А если прибавить земли, арендуемые евреями, то итог, равный 298.502.000 оставит за собой позади сумму владений казны, дворянства и благотворительных учреждений Венгрии. В Галиции, а особенно в Буковине, положение христиан ещё отчаяннее. Ту же участь готовит кагал и России, стремясь перевести землевладение из крепких рук в слабые, чтобы облегчить себе расхищение. А ведь, кажется, ясно, что владыкой страны бывает тот, чья земля.
Для полноты очерка действий Адольфа Кремьё нельзя, даже отбросив многое другое, не упомянуть хотя бы о двух ещё фактах: а) не только вместе с Монтефиоре он за деньги выручил нескольких своих единоплеменников, вполне изобличённых и приговорённых к смертной казни за ритуальное убийство в 1840 г. в Дамаске отца Фомы и его слуги Ибрагима, но и устроил в 1870 г. похищение из министерства иностранных дел в Париже подлинных актов следственного производства, доказывавших виновность злодеев-евреев и б) неоднократно во время войны 1870-1871 гг. давал как премьер-министр приказы о смягчении наказаний, к которым были приговариваемы по суду изменники-евреи, предавшие французские войска на истребление германцам, причём вдобавок евреи эти, избегнув виселицы, либо скрывались, либо освобождаемы были пруссаками (назовём для примера Зоммера, Серфбеера, Дрейфуса, по прозвищу Катра и др.).
Хорошо, стало быть, понимал своё воззвание Кремьё. Понятно, что, пренебрегая всеми прочими своими званиями и даже титулом главы временного правительства Франции, он завещал для себя такую эпитафию: “Здесь лежит Адольф Кремьё — основатель Всемирного Еврейского Союза... ”
Предвидеть дальнейшее он, конечно, не мог, но не хуже нашего знал, что, если, выжидая, иудейство временами останавливалось, то никогда не отступало. Посему он мог быть уверен, что, если “детям Вдовы” из Франции и сынам Иуды из Польши не удалось в России учредить республику при Наполеоне I, то они постараются достигнуть этого в будущем. Надо лишь подтасовать карты. Нечего, значит, удивляться заявлению Саула-Самуила Маркуса, тогдашенго лорд-мэра в Лондоне. Ещё в ноябре 1903 г. он сказал одному из бывших чинов нашего министерства иностранных дел, что с Россией евреи не станут заводить торговых сношений вновь, ибо война с Японией неотвратима: что мы к ней совершенно не готовы, а следовательно, будем биты, пока не вмешается Рузвельт, отпрыск голландских евреев, с целью выручить нас, так как “избранному народу” Россия ещё нужна. С другой стороны почти одновременно, т.е. за три месяца до начала войны, M-me Adan в “Revue Bleu” утверждала категорически, что петиция, поданная американскими евреями статс-секретарю Гэю с, целью подстрекнуть президента С. А. Соединённых Штатов к вмешательству в наши дела из-за кишинёвского погрома (на самом деле являвшегося первым опытом кагала подделать “русскую” революцию), “расцвела на маньчжурской почве”. Тому доказательством служит, наконец, и сам ход революции 1905 г. [ 15 ] Роли финляндского анархиста Копни Циллиакуса, голландского бунтовщика Коннелиссена и японского обер-шпиона Акаши, израсходовавших 260.000 рублей в один только приём на поставку оружия и патронов нашим “освободителям”, раскрываются здесь во всём бесстыдстве и позоре.
XVIII. Каким при этих условиях должен был оказаться иудейский апофеоз?... В составе “представителей России” объявился целый букет сынов Иуды. Винавер, Якубзон, Герценштейн, Розенбаум, Мейлах, два Френкеля, Шефтель, Котловкер, Шраг, Червоненкис et con-sort'es украшали собою Думу “народного гнева”. Но чтобы уяснить происходившее и раскрыть глубину еврейского издевательства, не мешает приглядеться.
На постройку Северной дороги из Петербурга в Вятку сбежалась тьма факторов “угнетённого племени”, скоропостижно развратили и ограбили край, а в заключение на память россиянам нарекли Ицку Френкеля депутатом... от Костромы. Давно заражённая жидовством и поникшая перед ним мать городов русских послала к нему от себя и губернии, кроме шаббесгоя-немца Штейнгеля, двух ассистентов в лапсердаках, а именно Сруля Френкеля и Хаима Червоненкиса, несколько позже прославившегося убийством рабочих при развале возводимого им в Киеве дома. Суворовым завоёванная но, увы, причисленная к “черте оседлости” Одесса “избрала” в думу Щепкина, не только шаббесгоя, а и провозвестника злодейства, учинённого “Митею Богровым”. Либеральный Петербург сподобился в свою очередь чести иметь своим депутатом Винавера, типичнейшего по наглости иудея. Удостоившись необыкновенной милости кагала, остановившего своё внимание для устройства вооружённого бунта, матушка Москва должна была такое счастье оценить и вознаградить. Весьма естественно, что она постаралась... Лет за 15 раньше к Лейзеру Полякову поступил в Земельный Банк и к “писателем” ничтожный и невзрачный жидок Мошка Янкелев Герценштейн. Пробыв здесь около полутора десятка лет, он ушёл, кажется, не добровольно, но с капиталом тысяч в триста рублей и стал... русским агрономам читать лекции политической экономии в Сельскохозяйственном институте. Раздутый и превознесённый единомышленниками в профессора, а затем переименованный в “почтенного, достоуважаемого Моисея Яковлевича”, Герценштейн с начала 1901 года проведён был в Городскую Думу..., деяния которой за это время ещё ждут русского историка. Здесь в златые дни “свободы” бывший поляковский приказчик Мошка Герценштейн провозгласил себя уже в благодетели “сознательных пролетариев” из канцелярских писцов и разных иных “безработных” по городскому общественному управлению. При благосклонном участии Городской Думы он через увеличение жалования, назначение квартирных и периодические прибавки, наградил бастующих “тружеников”полутора миллионами рублей в год за счёт московского населения, конечно... Затем той же осенью 1905 года, по выходе в отставку товарища городского головы и за внезапной болезнью самого головы Мошка Герценштейн хотя и не надолго, но, фактически, оказался московским городским головой... Excusez du peu!... Таким образом, переход в Государственную Думу явился для него лишь, так сказать, новым искусством подвижничества за исстрадавшийся без евреев русский народ. Для увенчания “профессора” в этом направлении крайне завидную роль по команде талмуд-гусаров разыграл тогда князь Павел Долгоруков. Впрочем, чтобы воспеть славные деяния этого Рюриковича во славу кагала нужен стих Гомера или язык Виргилия... Князь даже ездил с Маклаковым в Париж поучать наивных акул биржи, сколь ужасно непочтение русского правительства к “благоуханиям капитала” и умиленно просил не давать нам взаймы денег... Наряду со столь блестящим амплуа он по приказу тех же талмид-хохимов стушевался в Москве моментально, а намеченное для него депутатское кресло безоговорочно уступил Мошке Герценштейну. Сей же последний не замедлил украсить анналы Израиля неувядаемо, так как достиг бессмертия, подарив Россию “иллюминациями”...
Таковы были благодеяния “избранного” народа, жаль единственно, по нашему “мракобесию” не удавшиеся в 1912 году. Хорошо ещё, что ради любви к нам долготерпеливое еврейство не позабыло о дикой, погромной России...
Но, как вполне очевидно, не могли же сыны Иуды оставить втуне и поучении Адольфа Кремьё. Будучи, следовательно, призваны “освободить” нас, хотя бы вопреки российскому невежеству и упорству, они должны были, понятно, позаботиться о том, чтобы новый припадок патриотизма ещё раз не привёл нас к такому, например, безумию, как изгнание вражеских полчищ сто лет тому назад. Имея в виду, что либеральное ожидовление — испытанный для сего путь, “угнетенное” племя взялось за эту операцию с усердием выше всякой похвалы. Запятнать унизить, искоренить русский дух и внедрить в нашу жизнь поклонение талмуду, т.е. раболепие перед величием террора иудеев, может ли быть что-либо прекраснее?... Не в этом ли идеал культуры, прогресса и свободы?!...
Однако лишь благодаря многовековому опыту и неподражаемому искусству сынов Израиля лечение нашего скудоумия могло пойти столь быстро и успело дать воистину чудные плоды.
Такие подвиги иудейского самоотвержения, без всякого сомнения, достойны восторженных песнопений.
И вот А. Бурнакин в “Новом Времени” (26 мая 1912 года. №13003) преподнёс кагалу нечто до умиления трогательное.
Заканчивая настоящий отдел исследований, мы ради справедливости подводим этой благодарственной “одой” итог.
В плену иудейском
А. Россия стала для евреев “страной обетованной”, а мы, русские, попали в положение хананеев. “Народ избранный” голыми руками забирает нас в полон без труда и без боя расхищает нашу землю, наши богатства, наш кредит. Озираешься на современную Русь, будто читаешь “книгу Иисуса Навина”: тот же непонятный упадок духа у осаждаемых, та же торжествующая наглость победителей и тот же единодушный гвалт, от которого падают стены иерихонские.
Где “черта оседлости”? Где “пятипроцентная норма”? Где ограничения? Под еврейским напором всё это рассеялось, как дым; от еврейского гвалта сами собой пали “стены иерихонские”; перед еврейским засильем оказались пустой бумажной затеей наши законы и запреты. И “оседлость”, и “норма”, и вообще “стеснения”, чинимые евреям, существуют только на бумаге, а в действительности вся Россия в плену иудейском; для евреев она, как благословенная Палестина, уготованная Израилю.
Еврейство прожорливой саранчой набросилось на русские богатства, и “тьма египетская” покрыла Россию от края до края. Тёмный бог Израиля, бог хищничества, вымогательства, наживы, бог обмана, предательства, цинизма всякой лжи и неправды, этот тёмный бог насилия, злобы и мести идет впереди своего “возлюбленного” народа, передаёт нас жидовскому заклятию и наводит непробудный сон, непостижный страх. “И остановилось солнце, и луна стояла, доколе народ мстил врагам своим” (книга Иисуса Навина, X, 13). “Россия замерла”. Она покорно распростерлась перед “богом ести”, она коснеет без жизни и движения, все стихии русского бытия остолбенели перед лицом еврейского нашествия, под пятой обнаглевшего Израиля. И это отнюдь не преувеличение, не напыщенный оборот а горькая правда русской действительности, всероссийская и повседневная правда. Сейчас в России нет другого “вопроса”, кроме “еврейского” и нет иной “культуры”, кроме порабощения нас евреями, порабощения экономического, политического, духовного, бытового. Уже идут на нас судьи и пророки иудейские: уже готовит нам Израиль своих вождей и царей; судят нас Азефы, Дейчи, Гершуни; пророчествуют нам Марксы, Лассали, Бернштейны, Лафарги; повелевают нами Ротшильды, Гирсы, Мендельсоны.
Давно ли кричали митинговые жидки: “Мы вам дали Бога, — дадим и Царя!...” И точно, Израиль воцаряется на Руси и всё в ней прибирает к своим долгим, корыстным рукам: и деньги, и религию, и язык, все, чем была красна, сильна и богата наша родина. Этим всепроникающим паразитам — что “им черта оседлости”, “норма”, запрет?... “Зачем нам ходить по .закону?... Мы будем ходить вокруг закона!...”
Пронырливые, льстивые, угодливые, лицемерные, они покоряют нас без боя, нас — ленивых, зевающих, податливых, простоватых, легковерных. Окольными путями, закоулками всякой неправды евреи пробираются к народным сокровищам и овладевают ими. А славянская стихия покорно отступает перед чарами сионского беса. О, эти “сионские” чары! Тут и подкуп, и разврат, и лесть, и порок, и ложь, и гордыня — всё, чем силён враг рода человеческого, чем покоряет он малодушных, безвольных, добрых, искренних. На сильного — раболепием, на слабого — нахальством, на малодушного — рублём, на мечтателя — посулом, на чувствительного — похотью, так шествует по Руси воинственный Израиль, так покоряет он “нечестивых гоев”.
И вот плоды жидовского “очарования”. Кредит, торговля, производства, ремёсла, науки, литература, искусства, всё народное хозяйство, весь духовный капитал — и тело и мысль народа — в кабале, в откупе, под заклятием евреев. В их руках биржа, банки, магазины, фабрики, заводы; в их руках газеты, театры, книгоиздательства; в их руках хлеб и деньги, правосудие и просвещение, всё к ним липнет, всё ими оскверняется!
Еврей, если он ростовщик, то развратитель или предатель, или подстрекатель, или кровопийца; его путь — обман, грабёж; его оружие — разврат и преступление. В торговле он — шантажист, на бирже — стервятник, в работе — надуватель, в политике — бунтовщик и предатель, на суде — лжесвидетель; в печати и в литературе — развратитель, отрицатель, человеконенавистник; в искусствах — опошлитель, осквернитель, низменник; в обиходе нахал, в сношениях — сводник; в обществе — фарисей с улыбкой на лице и камнем за пазухой. Будто собрал Господь всю грязь, все нечистоты, всю мерзость вселенной и из всего этого сотворил “возлюбленного” Израиля. И эта вселенская грязь растекается по лицу русской земли, пятнает и загаживает народную душу.
Еврейство для России — как “дурная болезнь”, разрушающая кости и суставы, расслабляющая волю и движения, отравляющая мозг ядом тоски и безумия. И революция, и бытовой развал, и духовное опустошение — всё это иудейская работа, еврейское внушение.
Происходит великое “ритуальное” убиение русского народа, жестокое вытачивание его крови, его сил, его чувств, всемерное истощение народного организма. Вселенский паразит-кровосос глубоко внедрился в Россию. Он подтачивает наш государственный и общественный строй, он истощает нашу политическую и экономическую мощь, он высасывает наши духовные силы. Несчастный мальчик Ющинский — это символ всей России, это знамение её иудейского пленения, её хананейского удела.
Б. Мой предмет — вторжение евреев в русскую литературу, пленение иудеями русского слова, русской мысли.
Нашествие это началось в историческом смысле сравнительно недавно —со времени либеральных реформ Александра II. Евреи жадно присосались к этим реформам и вскоре наполнили университеты, газеты и журналы. Печать, бывшая до той поры преимущественно русской, стала быстро переходить в руки евреев— бердичевские выходцы, вооружившись дипломами, не замедлили выступить в качестве вождей и учителей образованного общества и сразу вывели его из туманов немецко-славянских отвлечений на путь воинственного либерализма и культуртрегерства. На смену дворянской чопорности и лояльности пришли: неугомонное будирование, нытьё, непременная оппозиция, дух недовольства и отрицания. Наиболее неустойчивые и увлекающиеся были уведены евреями еще дальше — в подполье, в террор, в потёмки революционных мечтаний.
Но тяжёлая рука Александра III давала себя чувствовать, и еврейские шептуны до поры до времени ворожили исподтишка, науськивали из недосягаемой Женевы И хотя их иудейские козни еще не имели приложения, но уже еврейские химики заготовляли впрок революцию, женевские бунтари и смутьяны, дразнили фантазию русских студентов кровавыми химерами, миражем социального переворота; уже оплетали Россию женевские пауки густой, липкой сетью конспирации, уже шумели типографские станки подполья, и пафос еврейских прокламаций уже будоражил молодёжь страны. Русские идеи были скоро вытеснены из нашего культурного обихода идеями еврейского производства; благородное свободолюбие Герцена заменилось шипением кагального неистовства. Появились “ежемесячные подкалыватели” иудейского происхождения, началась на долгие годы литература о плохом городовом...
Русское общественное мнение подвергалось всестороннему обрезанию по еврейскому трафарету, народилось архипошлейшее интеллигентное воззрение, психология оболваненной толпы, непременное свободомыслие, обязательное безверие безвыходный шаблон либеральщины. Еврейский натиск на печать и литературу возрастал, зараза иудаизма проникла в газеты и журналы, в публицистику, в критику, в историю литературы, в поэзию и беллетристику, в драматургию, в энциклопедии.
К 90-м годам печатное слово уже представляло чуть ли не сплошное иудейское засилье. Уже диктаторствовали Вейнберги и Венгеровы; уже наглели ежедневные развратители — Нотовичи и Липскеровы, Пропперы и Фейгины уже размножались Слонимские, Герценштейны, Иоллосы; уже осаждали русскую литературу Минские и Волынские; уже засорялся русский язык, уродовались русские мысли; насаждались безверие и отрицание, расцветало мещанство; пригнеталась русская душа к земле, оскудевала русская мечта, наполнялись русские сердца местью и злобой; корчилось общество в судорогах самооплёвывания, с грязью смешивался патриотизм, позором клеймилось национальное достоинство.
“Новости”, “Новости Дня”, “Курьеры”, “Северные Вестники” — делали своё мрачное, чёрное дело, а за ними шло покорное стадо шаббесгоев, жидовствующих недоумков, зажимавших рот каждому, кто решался протестовать против еврейского кодекса. Началось повальное ожидовление; установился и действует до сего дня “хороший тон” юдофильства; вошло в моду и в привычку усердное разбивание русских лбов перед авторитетом сынов Израиля. И “Русское Богатство” Михайловского, и “Русская Мысль” Гольцева, и “Вестник Европы” Стасюлевича — все были одержимы “страхом иудейским”. Отрицание еврейства стало почитаться смертным грехом, а всякий глупец, подходивший с благоговением к Израилю, неукоснительно приписывался к разряду людей “передовых”.
Но буря и натиск евреев, естественно, вызвали отпор... “Антисемитизм” у нас не первый день — он в нашей литературе со времён Достоевского и Лескова. Семидесятники первыми испытали всю прелесть вторжения евреев в русскую литературу, и пророк-Достоевский в ужасе воскликнул: “Жиды погубят Россию!”. Его статья “Еврейский вопрос” достаточно ярко рисует злонамеренность еврейства. Угрозу надвигающегося засилья расчуяли многие, и антисемитизм был немедленным ответом на первые же захватные шаги евреев. Правда, еврейство продолжало своё наступательное шествие; правда, переходили на их сторону широкие круги интеллигенции; правда, захватили евреи в свои лапы общественное мнение, но и антисемитизм усиливался, ширился и креп, а к концу прошлого столетия выработался в непримиримое исповедание, получил своих теоретиков и апостолов За тридцать-сорок лет иудейского нашествия евреи достаточно нажили себе врагов, и врагов талантливых, метких, стойких, непримиримых.
Я не буду их перечислять, их и так хорошо помнят и знают евреи... Но и евреи не дремали. Мало того, что они прибирали к своим рукам газеты и журналы, что исподволь готовили в них революцию, что всемерно поощряли в литературе динамичную тенденцию, что неустанно апеллировали к передовому обществу, что громко ныли о своей жалкой участи, что радостно поощряли русское самоотрицание, что открыто учили попирать историю и традицию, презирать отцов и дедов; мало того, что эти международные вульгаризаторы тащили нам с Запада всякую умственную гниль, затасканные отбросы чужой культуры (нигилизм, ницшеанство) лишь бы отучить от самобытности, лишь бы столкнуть нас с исторического пути. Мало всего этого! Евреи устами своих русских рабов, всяких теоретизирующих недомысленников, наложили херем на всех, кто позволил себе усомниться в искренности иудейского культуртрегерства. “Таким” гг. Михайловские и Гольцевы, с благословения еврейского, отвели проплёванный угол “мракобесия” и “отсталости”; “таких” объявили за порогом отечественной словесности; “таких” заклеймили позором и отчуждением.
Еврейский натиск расколол всю русскую литературу на два враждебных стана. Еврейское “равноправие” стало, вдруг, пробным камнем “честности убеждений”, рубиконом политической нравственности, мерилом личных достоинств, билетом на райское блаженство, паспортом литературности и художественности. И так до сего дня...
Сколько у нас в литературе несправедливо отвергнутых и забытых — и всё из-за жида! Такая вражда партий, направлений, а изнанка одна — жид!... Ради него раскололась литература и междоусобствует насмерть. Он всё внёс: и непримиримость, и озлобление, и ядовитую клевету, и неразборчивую месть.
Прежде этого не было. Герцен и Хомяков дружески беседовали в одном салоне, а у них ли не были различны взгляды? В. Белинский и К. Аксаков горячо любили друг друга, а разве были они единомышленниками? Но теперь попробуйте свести “различные взгляды”, да они глаза выцарапают друг другу, а то и просто обменяются пощёчинами. Стоит только вспомнить “Вехи” и тот гвалт, который подняли из-за них еврейские борзописцы. Писатели и журналисты из-за этого сборника перегрызлись, как собаки, а почему? Да, видите ли потому, что в сборнике Струве и Булгаков усомнились в нравственной порядочности революционеров, т.е. лиц иудейского происхождения. Обидно стало единоплеменникам Азефы, и вот — гвалт и ссора...
В. Окончательное пленение евреями русской литературы относится к началу нового столетия. Победа марксистов над народниками была и победой евреев над русскими писателями... Уже “социал-демократические” журналы -“Начало”, “Правда”, “Жизнь” сплошь пестрили иудейскими псевдонимами. Да и “победу” декаденства приходится приписать тому же Израилю. Родоначальником декаденства является “Северный Вестник”, основанный Волынским-Флексером вкупе с Минским-Виленкиным и Любовью Гуревич. Неудивительно, что столичные дантисты и фармацевты с таким жаром встречали “модернистов” — это “из наших” — втайне восхищались еврейчики и аплодировали.
Так же, впрочем, аплодировали они и революции и тоже по родственному чувству. Ещё бы! Дейч, Гершуни, Гоц, Рутенберг, Азеф, Хрусталёв-Носар, Троцкий-Бронштейн, Парвус, Рубинович и т.д. Чем же не “русская” революция?
Или вот ещё “русская” скульптура, кто её творцы: Антокольский, Гинзбург, Аронсон, Бернштам, Синаев-Бернштейн. Все такие фамилии, что Русскому хоть с моста да в воду.
Ко времени русско-японской войны и последовавшей затем смуты, литература положительно разделилась между 12-ю коленами израильскими. Конечно, публицистика была в нераздельной власти евреев, но не лучше обстояло дело и с критикой, и с философией, и с художественной литературой.
Пускай, то была особенная пора, когда они угрожали нам даже иудейским “царём”. Но вот теперь революция, кажется, прошла, а евреев стало вдвое больше! Они во всех щелях, во всех норах литературы, имя им теперь — легион В критике: Корнфельд, Кранихфельд, Венгеров, Айхенвальд, Абрамович-Кадмин, Л. Шестов-Шварцман, П. Коган, Н. Лернер, Фричс, Волынский-Флексер, Л. Гуревич, Долинин-Искоз, Мендельсон, Бродский, К. Сюнненберг, Лурье, А. Эфрос; в театральной критике: Н. Эфрос, Homo Novus-Кугель, Lolo-Мунштейн, Э. Бескин, А. Койранский, Яков Львов-Розенштейн; в публицистике: А. Яблонский, Изгоев, Каминка, Гессены, Дионео-Шкловский, Вейдемюллер, Вл. Жаботинский, Слонимский, С. Прокопович, Н. Иорданский, Оль-Д'Ор, Вл. Азов-Ашкинази, Вл. Брендер, В. Волин-Шмерлинг, Дж. Нрауниш-Любошиц, Мускатблит, Ратнер, Зак, Меб-Бескин, Гальберштадт, М. Шик, Мандельштам, И. Матусевич, Волжанин-Израэльсон, Берлин, Клейнборт; в беллетристике: О. Дымов-Перельман, С. Юшкевич, Д. Айзман, А. Кипен, С. Ауслендер, С. Анский, Н. Осипович, А. Грон, Аверченко-Лифшиц, Архипов-Бернштейн; в стихотворстве: Минский (Виленкин), Саша Чёрный-Гликберг, Амари Вл. Ленский-Абрамович, Тан-Богораз, Дм. Цензор, Янтарев-Бернштейн, Муни-Киссен, С. Рафалович, К. Льдов (псевд.), С. Городецкий, Як. Годин, М. Гофман, Биск, Дике, С. Рубанович, Теффи-Лохвицкая, М. Паппер, Фейга Коган, Вилькина, Эренбург, Волькенштейн...
По этот еврейский список далеко не исчерпывает всю пишущую иудейскую саранчу. Сколько их по редакциям всяких “охраняющих входы”, Сколько их по провинции, в Киеве, в Одессе, сколько еще репортеров (это их призвание), всяких гг. Кегулихесов и Редеров?...
И эти господа направляют судьбами литературы, от них просвещение от них знание, от них русское слово!
Столичные книгоиздательства сплошь еврейские. “Московское книгоиздательство” Пализена, “Польза” Антика, “Универсальное к-во” Столяр, "Современные проблемы” Кадиша, “Мир”, “Культура”, “Освобождение”, “Шиповник” Копельмана, “Просвещение” Цейтлина, “Общественная польза”. "Брокгауз и Эфрон" (Энциклопедический словарь), “Гранат” (Энциклопедический словарь) Левенсона.
Из столичных газет и журналов специфически еврейскими являются “Речь” Гессенов. “(Современный Мир” Иорданского, “Сатирикон” Корнфельда, “Солнце России”, “Синий журнал” Корнфельда, “Биржевые Ведомости" и “Огонёк” Проппера, “Запросы жизни” Бланка, “Копейка” Городецкого, “Mосковская Газета” Бескина... И все это — только в столицах.
Как видите, дальше идти некуда. Вместо печати и литературы, битком набитая синагога, жаргон торжествует; “гой”, как нищий. стоит в притворе.. На “алтаре” безнаказанно происходит заклание и разодрание всего русского обкрадывается русский язык, опошляется русский ум, оплевывается русская история, поносится русский народ. Ужас в том, опасность в том, что евреи, перенимая наш язык, наши ли тepaтурные формы, внешне усиленно прикидываясь русскими, всячески стараясь внешне обрусеть, остаются все теми же евреями, вкладывают в русские формы свое, еврейское содержание, свой дух, вытесняют наши духовные ценности, нашу психологию, нашу нравственность, наши русские идеалы. Опасность прежде всего в том, что евреи обкрадывают нас лингвистически (как они уже обокрали немцев), внутренне с нами не сливаясь, не ассимилируясь психологически. Пиши евреи на своем говоре, нам бы от этого не было убытка, но их еврейская мысль получает русское выражение и таким образом пролазит в наш русский обиход.
Где широкой публике разбираться в тонкостях стилистики? И вот звучные псевдонимы облыжным путём проскальзывают в читательскую массу. Среди евреев, пишущих по-русски, конечно, есть люди знания и любви к литературе и её истории. Таковы Волынский, изучавший Достоевского, Венгеров, историк литературы, Лернер, посвятивший себя Пушкину, Айхенвадьд, пылающий нежной любовью к нашим классикам, Гершензон, возлюбивший славянофильство и многие другие. Но… не лучше ли им не знать или открыто презирать нашу духовную сокровищницу? Ведь только по-еврейски они и любят, и оценивают.
Достоевский у Волынского получился с длинным носом, а К. Аксаков у Венгерова похож на цадика; у наших же классиков, как они выставлены у Айхенвальда, чуть-чуть гортанный говор и какая-то семитическая чувствительность.
И я не знаю ещё что страшнее для России, для нашей литературы ненависть или любовь евреев? Думаю, что любовь. Разве не пылал спрут-Израиль пламенной любовью к Ханаану и разве не всосал в себя все его сокровища? Сорок веков меняют евреи языки и одежды, страны и обычаи, а остаются евреями. Они, быть может, и от нас уйдут, но их дух останется. Дух отрицания и низменности... Должно быть, такова именно задача вселенского спрута: возлюбить, приспособиться, истрепать, высосать, опустошить все, оставить мерзость запустения и уйти.
Для евреев наша литература, конечно, обетованная Палестина. Какая радость обрядить, своё духовное убожество, свою трусливую похоть, свою хладную корысть в такой пурпур и висон, придать своей низменности полёт и дерзание, похоти красоту, корысти размах и нравственное оправдание и втянуть в свою нарядную грязь ещё одну неиспорченную душу!
Бойтесь иудейской любви, страшитесь её нежных толкований — волки приходят в овечьей шкуре. Но надо поглядеть на зубы, вникнуть в волчьи инстинкты, присмотреться к блеску волчьих глаз.
Необходимо обратиться к психологии иудейского творчества, к сути катальных замыслов, добраться до жидовской изнанки!...
XIX. Такова панорама “свободы” и “равенства” иудейских, раскрывающаяся на наших глазах, особенно в русской земле. В той либо иной степени господство евреев сказывается теперь повсюду, но нигде, без сомнения, оно не является столь признанным и очевидным, как именно у нас.
Таковы издевательства угнетённого племени над всем, что людям дорого и свято. Такова злостность глумлений сынов Иуды над самыми мечтаниями страждущего человечества об улучшении своей беспросветной горькой участи...
Впрочем, если нигде раньше не соблюдалось скопления восьми, по крайней мере миллионов иудеев то и никогда еврейство не достигало столь неимоверного триумфа, как в современной России.
Основной признак тирании — невозможность протеста. Он устанавливается беспощадностью гнёта. Попробуйте восстать хотя бы против первого попавшегося шантажного листка жидовской прессы! Но сыны Иуды этим не довольствуются. Они стремятся не только к материальной, иначе говоря, лишь временной, а и к моральной, т.е. бесповоротной тирании. Исключая всякое сопротивление, евреи, тем не менее, хорошо понимают, что, раз остаётся духовная сила, то, чем дольше станет претерпевать она давление, тем опаснее будет взрыв... Отсюда для них ясно, что помимо угнетения физического, неизбежны и мероприятия, направленные к уничтожению самой вероятности сопротивления, значит, к разложению той силы, которая могла бы оказать противодействие. Поступая сообразно с этим, евреи стремятся отнять у народа разум, исковеркать его душу, отравить сердце, унизить и запятнать всё его прошлое, внушить, наконец, стыд пребывания самим собой. В таких видах иудейство располагает целой фармакологией ядовитых веществ особого рода и тем более смертоносных, что применений их испытано на протяжении веков. В современную эпоху иудеи располагают сверх того и универсальной отравой в образе повседневной печати. По отношению к ней они не только монополисты, но и стоят вне конкуренции.
Даже располагая, например, процентами с 26.000.000 талером гвельфской кассы [ 16 ] и субсидиями казны, Бисмарк в расчёте перехитрить всемирное еврейство образовал “фонд пресмыкающихся” (Reptilienfond) и создал вероломную организацию для подтасовки общественного мнения через газеты и брошюры согласно указаниям из Берлина. Не надеясь на одних немцев, он рискнул повторить опыт Средних веков, когда на богословских диспутах прелаты из крещёных евреев натравливались, хотя и безуспешно, на евреев некрещёных. Сообразно с этим в имперском управлении по делам печати были сосредоточены дрессированные ad hoc “свинопасы” или “свиные жиды”, “Sau-Judeib, для оптовой фальсификации народного духа в Германии, по иудейскому генерал-басу. Всё это было бы, пожалуй, недурно, но Бисмарк упустил из виду, что эти переряженные “свинопасы” остаются, тем не менее, членами “избранного народа” совершенно так же, как и остальные жиды-газетчики, играющие судьбами государств. Они могут и будут действовать со всем искусством шулеров и даже не только за страх, а “за совесть”, но, увы, исключительно во имя мирового господства кагала. Понятно, что злостная оперетка, затеянная “железным канцлером”, превратилась, на радость Израилю, лишь в иудейское шутовство. Но если “избранный народ” сумел, таким образом, превратить в своё орудие и самого Бисмарка, то уже нет никакой надежды на успех у его мелко плавающих подражателей...
Завладев печатью, “угнетённое племя” не замедлило присвоить и всё остальное. Но захватив прежде всего материальные блага, этот nеrvus rerum gerendarurn, и отнимая у гоев средства пропитания, еврейство не исчерпывает таковыми своих мероприятий. Недаром говорят немцы, что потерять мужество, значит всё потерять. Расчёт евреев направлен как раз по этой дороге. Превознести до недосягаемости собственное могущество и, наоборот, разоружить, обезличить, лишить гоев веры в себя — такова задача кагала, но не последняя. Требуется ещё ожидовить нас. Но, проделывая и это, сыны Израиля не разрешают да и, очевидно, не могут позволить гоям стать евреями.
Ожидовление культивируется единственно для воспитания в нас изумления и раболепия перед сынами Иуды.
Сейчас в России они этого достигли, как никогда и нигде раньше. Сознавая, применяя, испытывая свою мрачную власть, иудаизм на сцене истории атаковал в заключение две величайшие империи мира — Рим в древности и Россию в настоящее время. Рим удалось кагалу погубить, а Русская Земля, правда едва-едва, но всё же держится...
Есть, однако, разница и в судьбах народов. Один вид еврея вызывал хохот на всём пространстве Римской державы. В России жиды являются теперь образцами талантов, благородства и неодолимости, а мы, парии, славословим их, преклоняемся, чуть не боготворим!...
Это ли не последнее слово искусства тирании?
Где ещё искать доказательств очарования кагальных мероприятий, государственного ума, блеска, величия иудейского правительства?
Но нет совершенства в этой юдоли плача. “Гениально” сыгрался жидовский оркестр, а и в нём бывают роковые диссонансы, слышатся
фальшивые ноты...
Всемогущество “Alliance Israelite Universelle” не мешает жидам содрогаться за свою участь. Волны народного самосознания идут неудержимо отовсюду на изъязвлённые утёсы еврейской гордыни. Пока отдалённые, но страшные раскаты народного гнева уже дают о себе знать среди наступления грозы... Ураган приближается быстро и горе тем, кто оскорбил русское сердце!...
Exoriare aliquis nostris ex ossibus ultor!
[ 1 ] Воспроизведено Пахтлером в “Stile Krieg gegen Thron und Altar”, 2-е изд., стр. 58.
[ 2 ] См. в настоящем труде примечание на стр. 17-й.
[ 3 ] “Litia pedibus destrue!” — боевой клич масонских сект.
[ 4 ] См. Bedarride. — De l'Ordre maconniqui de Misraim depuis sa creation jasqu'a nos jours. Paris. 1845. — Lachmann. — Geschichte und Gebrauche der Hochgrade. Braunschweig. 1866.
[ 5 ] “Memorial sur la Revolution francaise”, par Touss. Fel. Joly, ancien professeur. Paris. Beauce-Rusand, 1824.
[ 6 ] Как видно из дальнейшего развития их учения, Иллюминаты, прикрываясь именем Иисуса Христа, не только в Него не веруют, но и являются коварнейшими из Его врагов.
[ 7 ] “Это есть Христос, восстановляющий любовь мира”.
[ 8 ] См. “Ночные братья” — опыт исторического исследования о масонстве в Германии, графини С.Д. Толль.
[ 9 ] “Ночные братья” — графини С. Д. Толль. См. также Eckertlla “Magasin der Beweisfuh-rung fur Verurtheilung des Freimauerer-Ordus. — Schafhausen. 1857.”
[ 10 ] Hector Fleischmann: “Napoleon et Franc-Maconnerie”. Paris. 1908.
[ 11 ] См. Otto Glagau. — “Der Borsen-und Grundungs-Schwindel in Berlin”. Leipzig 1876.
[ 12 ] Diesl-Daber. — “Bismark und Bleichroder”. Munchen. 1897.
[ 13 ] См “Der Borsen-und Grundung-Schwindel in Deutschland”, von Otto Glagau. Leipzig, 1877. — Germanicus. “Die Rothschild-Gruppe und der monumentale Conversions-Scnwmdel von 1881r.”. Francfurt. 1882.
[ 14 ] Edouard Demachy. — “Les Rothschilds” и “Banque de France”
[ 15 ] См. между прочим, документированное издание А.С. Суворина: “Изнанка революции вооружённое восстание на японские средства”. СПБ. 1906.
[ 16 ] Капиталы Ганноверской династии, захваченные Пруссией в 1866 году с угрозой их конфискации, если владетельный дом, их хозяин, навсегда не откажется от прав на престол.
Последние изменения: 01.10.07