RUS-SKY (Русское Небо)


А.С. Шмаков
Международное тайное правительство

<<< Оглавление


Вечный жид, Агасфер, и три его главные воплощения:
жид газетный, жид биржевой и жид политический

В. Жид политический

Люди сами хотят, чтобы их обманывали, — так пусть же обманываются!.. 
Павел IV, папа римский.

I. Относительно политической истории еврейства не худо, кажется, послушать прежде всего такого знатока, как Вениамин д'Израэли. Ещё в 1844 году на страницах романа “Coningsby”, его герой, банкир Сидония, говорил так:

“В настоящий момент, не взирая на вековые, тысячелетние унижения и преследования, иудейский дух пользуется огромным влиянием на дела Европы. Я говорю не о законах евреев, которым вы повинуетесь ещё сегодня, равно как и не о их великой литературе, которой насквозь проникнуто всё ваше миросозерцание, а о животворности еврейской интеллигенции. И вы увидите, что не было ни одного великого духовного движения в Европе, в котором евреи не принимали бы выдающегося участия.

Первые иезуиты были евреи.

Преисполненная тайн, лукавая дипломатия Востока неизменно держащая весь запад Европы начеку, организована и направляется евреями. Могущественная революция, которая в данную минуту подготовляется в Германии и задача которой не что иное, как вторая и ещё более возвышенная Реформация, о чём в Англии не имеют, по-видимому, никакого представления, всецело развивается под аудиенциями всё тех же евреев, совершенно монополизировавших профессорские кафедры в Германии.

“Основатель “пектораль-теологии” профессор и ректор университета в Берлине Неандер — еврей. Другой, не менее знаменитый профессор того же университета, Бенари — еврей. Вейль — профессор арабского языка в Гейдельберге, также еврей. Да и, вообще говоря, профессоров иудейской расы в Германии легион; в одном Берлине, думается мне, их не меньше десяти.

Несколько лет тому назад Россия обращалась за деньгами к нам. Но между С.-Петербургом и моей семьёй никогда не замечалось дружбы. У русских существовали смешения с Голландией, которая и удовлетворяла их нужды, так что наши мероприятия с целью улучшить положение евреев в Польше (самой многочисленной, но и самой нищенской и наиболее упавшей отрасли нашего корня) отнюдь не могли доставлять удовольствия. Тем не менее, обстоятельства вызвали сближение, и вот я решил отправиться в Петербург. Прибыв сюда, я имел беседу с министром финансов графом Канкриным, и я увидел в нём сына литовского еврея. Заём оказался в связи с испанскими делами, и я двинулся в Испанию. Приехав сюда безостановочно, я вслед же за своим прибытием испросил себе аудиенцию у тамошнего министра сеньора Мендицабеля, и я снова очутился лицом к лицу с одним из наших, сыном “nuevo christiano” [ 1 ] еврея из Аррагонии. Засим, в виду сведений, блеснувших в Мадриде, я непосредственно уехал в Париж посоветоваться с председателем совета французских министров. В нём я ещё раз нашел еврея с юга Франции, героя, маршала империи, и это вполне справедливо, потому что кому же и быть героями, как не тем, кто поклоняется Господу броней?!.

Да разве Сулът еврей?

Без сомнения, и притом совершенно такой же, как и другие маршалы Франции, да ещё и не из наименее знаменитых. Возьмём хотя бы Массену. Ведь его настоящее имя Манассия... Однако, возвратимся к дальнейшему повествованию. В результате наших совещаний оказалось необходимым обратиться к дружескому посредничеству одной их северных держав. Выбор пал на Пруссию. Президент совета обратился к прусскому посланнику, и этот через несколько дней принял участие и нашей конференции. Но едва граф Арним вошел в зал, как я узнал в нём прусского еврея.

Итак, вы видите, мой милый Конингсби, что мир управляется несколько иными людьми, чем предполагают те, кто не бывает за кулисами”.

Дерзкий цинизм гордыни и ничем не маскируемое презрение к иноплеменникам наряду с бесцеремонностью обобщения нескольких данных в расчёте подтасовать из них мировой закон, истощают терпение читателя при самовосхвалениях д'Израэли. Но путём романа, т.е. через наиболее доступную невежественным массам литературную форму, он провозглашал лишь то, что для всякого еврея служит непреложной истиной и о чём любой из сынов Иуды готов кричать до потери сознания...

Мы, разумеется, не станем входить с ним в полемику на этой почве, тем более, что и сами не отрицаем многого весьма зловещего, но мы признаём уместным обратить здесь внимание главным образом на отзыв д'Израэли, как на яркий образчик той ненависти, какую иудаизм питает к России, а также в удостоверение нашего основного тезиса, что еврей никогда не перестаёт быть евреем и только евреем.

II. По отношению же к бесподобности кагального величия не следует забывать, что премьерство д'Израэли в Британии, как и диктатура Гамбетты во Франции, обусловливались не столько исключительностью их дарований, сколько организацией и вероломством потаённой силы, которая будто бы во имя благоденствия той или иной страны пытается теперь захватить власть над миром. Для разоблачения сего надлежит во всяком случае рассматривать их биографии не порознь, а совместно. Специальное исследование Дрюмона “Gambetta et sa cour” не скажет того, что разъяснит простое сопоставление отказа Франции по настоянию Лейбы Гамбетты присоединиться к английской экспедиции в Египте яко бы для усмирения бунта Араби-паши с одновременностью захвата Англией через Ротшильдов у разорившегося вице-короля акций того именно Суэцкого канала, против сооружения которого, как угрозы её владычеству в Индии, Великобритания поднимала всю преисподнюю. Утратив, таким образом, только что приобретённое гением Лессеспа свое обаяние в Египте, французский народ совершил по наущению евреев если не самоубийство, то опасное самоизувечение, так как беда не приходит одна, а с детками... Владея обширнейшими территориями в Африке, Франция была, однако, вынуждена отступить вслед затем в Фашоде, отказаться от плодоносной Уганды и молча взирать на завоевание “просвещёнными мореплавателями” Трансваля. Без её протеста и перед изумлёнными взорами обоих полушарий Англия не замедлила обосновать новую Трансафриканскую империю, а Франции, уже как своему вассалу, “подарила”, вдобавок значительно позже, чужое Марокко, которое пришлось вдобавок, да ещё ценой почти всего Конго, выкупать у Германии для того, чтобы на первых же шагах своего протектората приниматься за усмирение в том же Марокко еврейского погрома...

Арабы поняли, кто их истинные “друзья”!...

Что ничтожные причины порождают иногда важные последствия, тому примером служит запрет Карлом I всякой эмиграции из Англии. И что же? Сюда, наоборот, иммигрировали и здесь основали масонство евреи после того, как в XIII столетии они же были частью истреблены, частью изгнаны совершенно.

“Уповайте на Бога и держите ваш порох сухим!” — отдавал приказ по войскам Кромвель, когда шёл сокрушать монархию. А когда после казни короля Долгий парламент стал осыпать лорда-протектора “английской республики” королевскими же почестями, хотя протектор не стеснялся говорить, что “парламент у него в кармане” и не раз его разгонял, народ, как всегда обманываемый видениями свободы, встречал своего “благодетеля” с энтузиазмом, надменный Оливер Кромвель, будучи на вершине могущества и славы, не затруднился бросить “республиканцам” в глаза такую аттестацию: “этой челяди собралось бы ещё гораздо больше, если бы меня стали тащить на виселицу...”

Скептик подобного рода не мог, стало быть, не сознавать, что делать, когда для сокрушения монархических устоев и ликвидации католицизма призвал на помощь сынов Иуды. Конечные же результаты этого сказываются лишь теперь в сокрушении авторитета палаты лордов и в торжестве демагоги, вызывая жизнеопасные для страны раздоров, равно как железнодорожные либо угольные забастовки.

Потоки золота, через открытие Америки хлынувшие в Европу, эпоха Возрождения и Реформации и, наконец, упадок Нидерландов перед колониальными успехами Великобритании через её военный флот, созданный, увы, португальцем Себастианом Каботом, — таковы были данные, окрылившие еврейство и подготовившие его тайный союз с “просвещёнными мореплавателями” в интересах “избранного народа”, разумеется...

Едва только во время Кромвеля Бэкон Веруламский успел написать “Новую Атлантиду” при благосклонном участии еврея Элиаса Ашмолля, как уже в 1717 году масонство получило в Англии полную кагальную организацию, распространённую затем на обе Америки и на английские колонии вообще, а также через англичан и евреев по всей Европе. Глубокого внимания достойна история подвигов масонства ради мировой политики британцев. Не имея возможности останавливаться на этом вновь, хотя здесь лежит центр тяжести и современных явлений, равно как не задаваясь ни толками и ритуалами, ни генезисом и замыслами масонства, ни фабрикацией им революции, ни даже суммарными данными о положении его в России, ибо это увлекло бы нас слишком далеко, мы вынуждены ограничиться некоторыми резолютивными сведениями для выяснения политической роли евреев ныне.

III. Как безжалостная мачеха, французская революция ниспровергла все христианские корпорации и бросила их на произвол самого страшного из тайных сообществ — кагала, о котором, вдобавок, понятия не имела. Обреченные на жертву судьбе, рабочие предались своему опаснейшему врагу — той противохристианской шайке, которая соорудила для них, или, лучше сказать, для себя через них, ассоциацию “Интернационала”. В настоящее время, фанатизированные подпольными силами, которые питаются их же горькой долей, рабочие идут на приступ социального строя. Они проливают свою кровь ради целей иудео-масонской клики, самого существования которой, однако, не подозревают в свою очередь, с достаточной определенностью.

Впрочем, эта организация даже не таится, как в простоте говорят иные, потому что ей де скрывать нечего. Такое мнение пригодно разве для наблюдателей крайне поверхностных. Наивно, в самом деле, предполагать, что может быть жизнеспособным политический заговор, который стало бы отрицать собственное бытие. Малейшая случайность, и он был бы открыт, а разоблачение явилось бы уже доказательством злонамеренности самой тайны. Тем паче не годился бы план этого сорта для масонства, как учреждения, задающегося неизмеримыми операциями среди обширного круга лиц и на международной сцене. Гораздо рациональней такая система, когда, существуя явно, сокровенное в действительности общество маскировало бы только свою цель. Посему этим принципом и вдохновляются подлинные заговорщики, проникновенные организаторы, если хотят создать нечто воистину тайное. Они руководствуются соображением, что вести своих адептов следует дорогами извилистыми и чреватыми случайностей, подобно тому, как и путешественнику при подъёме на гору случается обращаться спиной к вершине, которой, тем не менее, ему предстоит достигнуть. Опыт и размышление равно показывают, что лишь этим способом можно обезопасить себя от невзгод болтливости. Отказывая своим сторонникам в знании цели, куда общество действительно стремится, главари исключают таким путём возможность обнаруживать её. А если, сверх того, будет умело подсказана другая цель и сами адепты поверят, что всё направлено к её реализации, то заговор станет ещё безопаснее, так как чем больше “посвящённые” захотят говорить, тем успешнее станет расти заблуждение и тем недоступнее окажется сокрытое.

Построенный по данной схеме заговор становится ограждённым как против легкомыслия и нескромности, так и от самой неловкости своих приверженцев. Параллельно с этим, тайна будет застрахована и от умысла повредить ей со стороны таких членов сообщества, которые задумали бы его покинуть. Наконец, заговорщики могут быть спокойны и за проникновение шпионов, которых полиция той либо иной страны могла бы провести в их среду с намерением поразведать, что у них собственно делается.

Превосходство указанной организации явствует само по себе. Отсюда нетрудно понять, что обществами действительно потаёнными, иначе говоря, единственными, у которых ещё может быть надежда скрыть свои замыслы, а следовательно и наиболее опасными, являются только те, которые устроены по начертаннному сейчас образцу.

Сообразно с изложенным необходимо и в массонстве различать двойственность или, так сказать, два наслоения: одно — маска для толпы, а другое — подлинное существо ордена. Открыто и всенародно, масонство является учреждением просветительным и благодеятельным. Втайне и сокровенно оно представляет коварную и деспотическую ассоциацию для сокрушения тронов и алтарей с целью замены их собственной тиранией.

В первом направлении ещё раз усматриваются, если можно так выразится, два этажа. Нижний — это пушечное мясо ордена, воспитываемое на мистических аллегориях и волшебстве ритуала, запечатленных иудейством только извне. Верхний этаж — начальство и аристократия сообщества, никакой власти, впрочем, не имеющая, но увлекаемая блеском церемониала и напыщенностью титулов, равно как хранением пустопорожних тайн и бутафорской иллюзией величия.

Здесь видимое возносится над невидимым.

Во втором направлении, как бы эфемерном и легендарном, а потому недосягаемом и неведомом, но совершенно реальном и главенствующем лежит центр тяжести масонства. Отбросив буффонаду и мишуру, действительные и безграничные его повелители диктуют свою волю народам и правительствам. Организация и личный состав этого святилища ордена хранятся, в глубочайшей тайне настолько, что и самое его существование отвергается в большинстве случаев даже искренно самими масонами.

По обычаю сокровенных корпораций, рассчитанных на ореол и безнаказанность, а потому анонимных, никто из людей, стоящих на виду, будь то шведский или английский король, как гроссмейстер ордена, либо как Натан, имеющий это звание в “Великом Востоке”, ныне же состоящий и городским головой в Риме для потехи над папой, не может быть почитаем членом верховного совета масонов. Надлежит твёрдо памятовать, что не только принцесса Ламбаль, но сама Мария-Антуанетта и даже Филипп Орлеанский хотя и занимали по внешности высокие ранги в масонстве, но это не помешало им подвергнуться смертной казни по его же приговору.

Посему на указанных путях заслуживает внимания и наставление, данное неким масонским коноводом, евреем Тигренком (Piccolo Tigr), в его письме 18 января 1822 года членам одной из первоклассных масонских групп, так называемой “Высокой Просеки” (Haute Vente). “Тигренок” говорит в нем:

“Высокая Просека” желает, чтобы под тем или иным предлогом в масонские ложи проводилось как можно больше титулованных и богатых людей. Не имея законной надежды стать королями “милостью Божией”, принцы владетельных домов обыкновенно не прочь достигнуть престола милостью революции. Среди них в Италии и за её пределами немало таких, которые мечтают хотя бы о столь скромных отличиях, как наши символические передник и лопатка. Другие лишены права наследования либо изгнаны. Обольщайте же их триумфом популярности, завладевайте ими для франкмасонства. “Высокая Просека” затем увидит, как лучше использовать их на дело прогресса. Принц, которому нечего ждать престола изрядный выигрыш для нас. А их не мало в таком положении. Делайте же из них масонов! Ложи приведут их в карбонаризм, а засим настанет день, когда, быть может, “Высокая Просека” снизойдёт и до их усыновления. Покамест они послужат клеем для глупых мотыльков, приманкой для интриганов, мещанства и бедноты. Эти дрессированные принцы будут работать на нас в уверенности, что стараются для самих себя. Сказанное кажется небесполезно, так как всегда найдутся олухи, готовые компрометировать себя на службе тайному обществу, опорой которого является принц...”.

IV. Руководствуясь изложенным, мы поймём и неизбежность соучастия евреев с масонами. Владея испытанной международной, глубоко скрытой организацией, еврейство представляет для масонского ордена драгоценное приобретение, но и само немало выигрывает, заключив союз с тайным сообществом, никем не подозреваемые члены которого могут проникать и туда, где прямой доступ кагалу закрыт. С другой стороны, иудаизм через масонство вступил в секретную конвенцию с Великобританией, согласно которой действует, приурочивая её интересы к своим, хотя и сам обязывался служить ей на мировой сцене, но под условием гарантии собственных замыслов всем гнётом британского могущества.

Результаты известны.

Владычество Британии на морях исключает существование конкурирующих морских сил. Отсюда — истребление через революцию XVII века флота в Голландии, а в конце XVIII столетия и особенно под Трафальгаром, — флота Франции, равно как потопление русских эскадр в Севастополе, Порт-Артуре и, наконец, под Цусимой, представлялись неизбежными математически.

“L'histoire des anglais est celle des requins, — toujours a l'affut des naufrages, et qui ne sont jamais mieux pourvus qu'apres les tempetes”, справедливо заметил один из наполеоновских генералов — Ламберт.

С другой стороны, казнь Людовика XVI и неоднократные разгромы австрийской империи Наполеоном, начиная с битвы под Риволи, где план, выработанный австрийским генеральным штабом стал через масонов известен Бонапарту ещё накануне сражения, должны были равным образом совершиться с неотвратимостью велений судьбы.

“Кошка, хлебнувшая уксусу”, как называл его Вольтер, невзрачный и ничтожный адвокат из Арраса, Робеспьер был жалкой пешкой, проведённой масонами в короли революции, и если погиб на гильотине, то не за свои злодеяния, а потому, что дерзнул зазнаться перед собственными повелителями. То же самое произошло впоследствии и с Гамбеттой, который был смертельно ранен в мочевой пузырь собственной любовницей, оказавшейся “рыцарем-кадошем”, т.е. масонским шпионом и палачом одновременно. Остров же Св. Елены научил Наполеона, что верховная власть в этом мире принадлежит Великобритании либо Всемирному Кагалу.

Наполеон погиб, а его масонский соглядатай Талейран остался. Причём многократно изменническая карьера этого последнего представлялась бы немыслимой, если бы он не был ставленником всесильных “детей Вдовы”.

Не располагая достаточными сухопутными силами, Англия издавна и с дьявольской прозорливостью готовила противовес России в Германии. По-видимому, роль Пруссии сперва готовилась Брауншвейгу, великий герцог которого и был возведён в гроссмейстеры немецких масонов. Но он оказался малоспособным, и звание гроссмейстера перешло к прусскому королю, за которым оно оставалось преемственно до современного нам Вильгельма II, рискнувшего (пока ещё благополучно, хотя и не совсем, как показали некоторые факты) свергнуть масонское иго.

Линкольн и Карно были убиты, когда стали поперёк дороги Великобритании. Первый не допустил распадения С.А.С. Штатов на два, заранее осуждённых враждовать между собой, государства, чего так жаждала Англия. Второй хотел завладеть Фалиодой, т. е. разрезать надвое созданную вскоре англичанами трансафриканскую империю — от Каира до Капштадта. В апофеозе, как известно, был иудеомасонам принесён в жертву и Феликс Фор, когда задумал обратиться к французскому народу с посланием против второго пересмотра дела Дрейфуса.

Итальянский король Гумберт являлся для масонства необходимым лишь как отрицание светской власти папы, но, подобно герцогу Беррийскому, в свою очередь оказался убитым, когда стал слишком популярен, возвышая, стало быть, монархический принцип, чего масоны не терпят.

Таким образом, масонство следует рассматривать, как талмудизм, приспособленный для гоев. Сравнительно с кровным иудейством, оно, конечно, играет второстепенную роль. Но не так легко определять взаимоотношение Великобритании и всемирного кагала. Кто здесь кого эксплуатирует и кто кого в итоге обманет, покажет будущее. Можно думать, однако, что представляясь лишь одной из картин калейдоскопа, которые проходят перед глазами Израиля на протяжении тысячелетий, и сам надменный Альбион окажется жертвой кагала. Тогда, наконец, муза Клио продемонстрирует новое издание гибели Карфагена воочию... Ведь поднялась же из векового сна Япония...

А пока работа идёт совместно. Не возвращаясь к эпохе 1789 г. либо к генезису династии Ротшильдов, заметим, что в гармонии с этими данными, Прудон после революции 1848 г. был вправе воскликнуть: “мы только жидов переменили!..” В страшную же годину 1870-1871 гг., когда Франция истекала не кровью, а сукровицей, мы во главе её правительства видим триумвират из сынов Иуды: Адольфа Кремьё, он же гроссмейстер “Великого Востока” (Grand Orient) и основатель “Всемирного Еврейского Союза”, Жюля Фавра и Леона Гамбетты. Именно сей последний заложил фундамент официальному господству своих единоплеменников во Франции. Засим, в то время, как его ближайшим наперсником и преемником его “диктатуры” явился Иосиф Рейнак, злобный запевала Дрейфусиады, родной дядя этого бесподобного еврея, Иаков Рейнак, входил в состав второго, панамского, триумвирата с доктором панамских же наук Корнелием Герцем и чемпионом резвости в бегах Артоном.

Соображая всё это, нельзя не признать, что рядом с диктатором Франции из виртембергских евреев Гамбеттой, может стоять разве такой же, как и он, выходец чрез своих предков из Испании Веньямин д'Израэли, неизменный враг Гладстона и ядовитый порицатель его реформ. О'Жоннель справедливо заклеймил д'Израэли званием “прямого наследника того злодея, который и на кресте не захотел принести покаяния”. Происходя, как сказано, от сефардимов, т. е. потаённых евреев, крестившихся в Испании после изгнания Фердинандом и Изабеллой всех остальных членов “избранного народа”, д'Израэли вновь крестился лично, в Англии. Тем не менее, он провёл некрещеного соплеменника Лионеля Ротшильда, а за ним и других, в английский парламент, как говорил “во имя христианского милосердия”, и, в заключение, уже будучи лордом Биконсфильдом, возвратился перед смертью в иудейство. Память его была почтена особо торжественными молениями в синагогах обоих полушарий. Припоминая же роль д'Израэли на Берлинском конгрессе, мы уразумеем и ту степень ненависти, какую питают жиды к России. Она способна идти в уровень только с неистовыми проклятиями сынов Иуды по адресу “царства Эдемского”, как в талмуде именуется древний Рим. Такова, впрочем, неизменная повадка евреев приходить в бешенство от обаяния силы, перед которой они рабски трепещут...

Нет надобности осложнять наш текст кагальной номенклатурой далее. Но по поводу Израиля нельзя не упомянуть хотя бы о блистательности выбора в “русские законодатели” обеими нашими столицами столь возлюбивших Россию евреев, как Герценштейн и Винавер. Затем трудно позабыть и о таких иудейских же потомках и в свою очередь наших “друзьях”, как германский канцлер Бетман Гольверг либо как австрийский премьер Эренталь. Для дивертисмента назовём в качестве членов новоявленного кагального триумвиата, Ферреро Натана и первого министра Италии Луццати и отметим, что ещё недавно по инициативе последнего итальянский парламент обменялся масонским приветом с палатой общин той самой Великобритании, о которой даже еврей Гейне не мог не сказать, что “океан давно проглотил бы этот отвратительный остров, если бы не боялся, что его стошнит!...”

Посему настольной книгой государственного человека должна быть “История третьей республики” Марсера, министра внутренних дел при Мак-Магоне. Оставаясь в живых доныне, Марсер даёт здесь в результате 30-летних наблюдений панораму как провозвестников и путевых соратников, так и нынешних рабов кагального режима во Франции. Редкое сочетание условий открыло этому доблестному патриоту возможность видеть, шаг за шагом, гибель родины и разоблачить весь цикл её ожидовления. Но что всего знаменательнее, Марсер, наблюдая за Гамбеттой, провидел в его лице нынешние результаты замыслов кагала поработить Францию и доказывает это.

Холодна в синем море волна
И глубоки пучины морские,
Но ещё холодней глубина,
Где таятся страданья людские!...

V. Таковы логические выводы истории в награду французскому народу за дарование евреям равноправия. А между тем, уже знаменитый юрист и главный автор Наполеонова кодекса Порталис рассуждал по еврейскому вопросу так: “Учредительное Собрание полагало, что для обращения евреев в добрых граждан достаточно открыть им безразлично и безусловно доступ к правам, которыми пользуются французы. К несчастью, опыт доказал, что если тогда не было недостатка в философии, то не хватало прозорливости, и что в известных пределам, нельзя с пользой издавать новые законы раньше, чем озаботиться подготовкой новых людей. Ошибка проистекает из того, что в разрешении проблемы о гражданском состоянии евреев не хотели видеть ничего, кроме вопроса о веротерпимости. Но сыны Иуды представляют не просто секту, а народ, у которого некогда были свои территории и правительство. Он был рассеян, но не мог быть растворён. Блуждай по лицу земного шара, он ищет убежища, а отнюдь не отечества. Он проживает среди других народов, не смешиваясь с ними, и повсюду считает себя иноземцем. Такой порядок вещей обуславливается природой и характером еврейских учреждений. В настоящее время, евреи приблизительно то же самое, чем они являлись всегда. Наши законы признаются ими, лишь поскольку не противоречат их собственны”. Они не французы, не поляки, не немцы и не англичане, — они только евреи. Из факта, что сыны Иуды — меньше секта, чем народ, явствует, до какой же степени было неразумным провозглашать их гражданами Франции без исследования хотя бы того, могут ли и действительно ли желают они сделаться таковыми?”

Рената никто, конечно, не заподозрит в юдофобстве. Между тем, вот как поучает он в своей книге “Антихрист”.

“До наших дней, еврей неизменно вкрадывается повсюду, как бы домогаясь равноправия. В действительности, отнюдь не равноправия ищет он, ибо сохраняет везде свои особые уставы. Он требует тех же гарантий, которыми пользуются все и сверх того законов исключительно для себя. Он хочет пользоваться преимуществами нации, не будучи таковой и не принимая участия в исполнении национального долга. Однако, на это ни в коем случае и никогда не может пойти никакой народ. Нации суть военные учреждения, мечом основанные и мечом живущие. Они представляют собой крестьян и солдат. Евреи нигде и ничем не содействовали их установлению. Здесь именно и кроется крупное недоразумение, лежащее в основе всех иудейских притязаний. Иностранец, которого терпят, может быть полезен стране, но при условии, чтобы он не завладевал ей, как делают евреи. Несправедливо требовать себе одинаковых прав с членами семьи, дом которой не вами выстроен, подобно птицам, устраивающимся в чужом гнезде, подобно тем улиткам, которые забираются в раковину другой породы”.

Артур Шопенгауер в своём исследовании “О праве и политике” думает так:

“Скитающийся по белому свету еврей — не что иное, как олицетворение всего иудейского племени. Учинив смертный грех против Мессии, Спасителя мира, он не только не будет облегчён от бремени своего злодеяния, но останется вечным бродягой без отечества среди чуждых ему народов. Таково преступление, такова участь этого маленького народца который, изумительное дело, будучи прогнан из своей родины более двух тысяч лет тому назад, всё-таки продолжает влачить своё бытие и скитаться, между тем как столько других великих и знаменитых народов, наряду с которыми столь ничтожное племя даже не заслуживает быть упомянутым — ассириане, мидяне, персы, парфяне, отошли в вечный покой, исчезли без возврата. Так, ещё и сегодня встречаем мы этого Ивана Безземельного среди всех народов мира. Причём он нигде не у себя дома, но нигде не иностранец, отстаивающий свою национальность, с беспримерным упорством, и всё пытающийся укорениться где-нибудь, чтобы наконец подделать себе отечество, без которого любой народ всё равно, что аэростат в воздухе. Увы, по сие время живёт Израиль паразитом на счёт других народов и не на своей, а на их земле. Но это не мешает ему вдохновляться самым искренним патриотизмом во имя своей собственной национальности, как это ясно показывает строжайшая гармония, с которой все они держатся за одного и один за всех. Поэтому нет белее искусственной и деланной, нет боле лживой идеи, чем представление о евреях просто, как о религиозной секте. Когда с целью поддержать это заблуждение, заимствуют у церковного языка термин “религиозное исповедание”, тогда, очевидно, прибегают лишь к рассчитанной стратегами не с целью спутать истинные понятия о вещах. Так что, полагаю, само употребление подобного выражения не должно быть терпимо, ибо надо говорить о еврейской нации, а не о чём нибудь другом.

А когда дело идёт о пороках, присущих национальному характеру евреев, когда возникает речь о поразительном отсутствии у них того, что мы называем verecundia [ 2 ] и что позорит их несравненно больше, нежели всё прочее, но что служит им в этом мире на пользу лучше, чем самая высокая добродетель, то означенные еврейские пороки можно приписывать угнетению и рабству, но этим их отнюдь нельзя устранить”.

Дополняя Шопенгауэра, известный философ и юрист Клюбер [ 3 ] излагает следующее:

“Евреи представляют особую политико-религиозную ассоциацию, сурово подчинённую деспотизму раввинов. Жизнью своих общин, системой действий каждого из них, своим национальным, совершенно исключительным строем, обострённым сознанием кровного родства между всеми ними, mo-есть таким чувством, которое в сущности является духом касты, они образуют от отца к сыну сообщество наследственных заговорщиков. Дух еврейства познаётся, вообще говоря, из их религиозной гордыни. Они воображают себя народом, который, будучи избран Богом, стоит выше всех неевреев и отличается от них как физически, так и нравственно, а затем полагают, что все прочие народы должны быть стёрты с лица земного. Но разум доказывает, а опыт подтверждает, что кастовый дух, в особенности же дух религиозно-политической касты, несовместим с благом государства и общества. Кроме того, вплоть до настоящей минуты иудаизм представляет с политической, религиозной и физической точки зрения такую кастовую закваску, которой нет другого примера во всей христианской Европе. Положение этого рода создаёт непрерывный антагонизм между израильтянами и всякой страной, где они поселяются.

Дать еврейству, каким оно является перед нашими взорами, права вполне тождественные с теми гражданами, которые не состоят, подобно ему, в оппозиции и борьбе с государством, значило бы превратить в источник неизлечимый заразы этот бич, этот исконный антагонизм, который мучает и ослабляет государство, если не приводить его к совершенной погибели. По указанным основаниям, мы проповедуем свободное, искреннее и бесповоротное порицание, устранение и отвержение талмудизма!”

“Не смотря на своё рассеяние, евреи тесно связаны между собой. Неизвестными владыками они последовательно направляются к свои.” общим целям. Отвергнув все попытки ассимилировать их, евреи доныне и повсюду составляют государство в государстве, а в Польше сделались глубокой, до сих пор не заживающей язвой этой прекрасной страны” (Мольтке).

Основываясь на историческом опыте, С.М.Соловьёв в своих лекциях, читанных в Московском университете (семидесятые годы минувшего столетия), говорит:

“Еврейский элемент самый опасный, самый зловредный для жизни и благоустройства любой страны, ибо, как древоточивый червь, элемент этот подтачивает основы государства, образуя в нём status in statu. Принимая в свой состав иудейское племя с надеждой ассимилировать его, государство жестоко ошибается, так как берёт на себя непосильный, сизифов труд и, подобно человеку, проглотившего камень, обольщается заблуждением, будто его организм в состоянии переварить этот камень.

Евреи достались нам от загубленной ими Польши. Немало предстоит России труда, усилии и неприятностей в борьбе с еврейством, действующим тлетворно и пагубно на всякий народ”.

В Японии совсем нет евреев. А почему их нет и как к ним относятся, видно из следующих пояснений одного из членов “генро” (верховного совета при микадо), графа Окумы:

“Это племя не имеет отечества и повсюду, куда ни приходит, старается разрушить чувства патриотизма, растлевая человеческие умы. Евреи стремятся создать всемирную республику. Тогда они сами будут властелинами мира. Мы более всего на свете боимся евреев и не пускаем их к себе. Мы видим, как они завладели Америкой и Европой. Можно сказать, что в их руках скопились богатства вселенной. Война в значительной степени зависит от евреев, благодаря скоплению капиталов в их руках. Они играют мировыми рынками, как мячиками. Мы это увидели во время войны.

Россия была сильна и крепка духом, пока её не расшатали евреи. Евреи разрушают Россию. Именно они растлили устои её патриотизма. Они же разрушили Францию и другие европейские государства!...”

Не евреи ли, добавим мы, повинны и в разжигании той ненависти, которая учитывается заранее, как новый источник колоссальных гешефтов, если между Германией и Англией вспыхнет ими же подстроенная война?!... И не то ли же еврейство напрягает далее все усилия, чтобы одновременно поставить на другом полушарии ещё невиданную, быть может, трагедию кровопролития, когда столкнутся Япония и Америка, а всемирному кагалу удастся совершенно по-жидовски отблагодарить таким образом С.А.С. Штаты за всё зло, по иудейскому же подстрекательству учинённое ими России?...

Обращаясь к нашему многострадальному отечеству, мы исповедуем, что священная кровь, пролитая на него русской армией, и жгучие слезы его народа над тяжким, едва переносимым, увы, пока безнадёжным горем, освобождают нас от напоминания о том, что в эпоху войны на Дальнем Востоке и на пути осатаневшей в измене, кагальной революции, проделывали у нас евреи.

Австрия — гнездо еврейства, глубоко поработившего христианскую страну. Это едва ли не единственное государство, в котором евреи пользуются равноправием не de jure только, но и de facto. Но и там воочию развивается грозное движение против еврейского равноправия. Два года тому назад в 1908 году уже обсуждался в австрийском парламенте законопроект об ограничении приёма евреев в средние и высшие учебные заведения четырехпроцентной нормой, соответственно процентному отношению иудейского населения в стране.

Картина, нарисованная и объёмистой записке к законопроекту, прямо ужасна.

Евреев в Австрии всего 1.300.000, но в их руках уже сосредоточена половина австрийского капитала. Им принадлежат оба австрийских Земельных Банка — “Lander — Bank” и “Bodenkredit — Anstalt”, в которых заложены три четверти частновладельческих земель Австрии. Почти все австрийские синдикаты и частные железные дороги принадлежат еврейским компаниям с венским ротшильдом во главе. Есть области (как Галиция), в которых уже две трети земельной площади принадлежат евреям на правах собственности. Наконец, еврейская интеллигенция буквально заполнила все сферы приложения интеллектуального труда. На 100 врачей в Австрии приходится: евреев 54 и христиан 46; на 100 адвокатов: евреев 63 и христиан 38. В Буковине, на 100 адвокатов приходится —— евреев 78, а в Черновицком университете евреи составляют 50% числа студентов, хотя в составе населения этого края евреев только 21/4 процента.

В виду этого, естественен и знаменателен ответ, данный крупным венгерским учёным Бэла Викором финляндцам, обратившимся за советом, пускать ли евреев в Финляндию?

“Хотя мы, венгерцы, требуем для своей страны и народа все больших прав, фактически мы совершенно побеждённый народ, у которого нет ничего, что он мог бы назвать своим. Евреи завладели Венгрией и являются её полными хозяевами как в государственном, так и экономическом отношениях. Торговля и промышленность находится в руках евреев, равно как и вся печать. То же надо сказать и о банках. Половина докторов и адвокатов евреи и т. д. Совершенно немыслимо препятствовать их деятельности, а лицо, которое отважилось бы на это, безусловно, стало бы человеком погибшим. Но, что опаснее всего, у венгерского народа уже нет прежней любви к родине и он говорит: что нам до блага родины, когда она вся уже в руках евреев!... Венгерское социал-демократическое движение равным образом является гнусной иудейской аферой, во главе которой стоят одни евреи. Я не знаю характера финского народа, но думаю, что против еврейских мошенничеств он, в свою очередь, стал бы бороться честными, законными средствами, и погиб бы. Вас ожидает участь, которая постигла нас, а если вы уже непременно хотите открыть свою страну для какого-нибудь чуждого, то вам гораздо выгоднее пригласить наших разбойников с большой дороги, цыган, например, чем евреев. От их нападений можно найти защиту у закона, тогда как против еврейского засилья её не существует. Евреи совершают свои гешефты именно под защитой закона, последствия же бывают несравненно тягостнее и оскорбительнее, чем нападения простых разбойников”.

Гармонируя со всем предыдущим, известный берлинский проф. Теодор Шиман в своей книге “Deutschland und die grosse Politik”, где целый отдел отведён нашим событиям последних лет, удостоверяет, что “русскую революцию можно с одинаковым правом назвать и еврейской”.

Развивая эту мысль, профессор говорит:

“Современное революционное движение в России оказалось бы совершенно необъяснимым и невразумительным, если не принимать во внимание дерзкую роль, сыгранную в нём русским еврейством. В кружках русской радикальной и революционной интеллигенции еврейские деятели давно заручились весом. Среди двух-трёх тысяч интеллигентов, предававшихся в Швейцарии (в предреволюционную эпоху) революционно-социалистическим проискам, большинство было еврейского происхождения, и они же заведовали руководящим влиянием в революционных партиях. Еврейские интеллигенты и полуинтеллигенты выступают деятельнейшими соучастниками почти во всех террористических покушениях. Они же сумели провести во все русские программы преобразования и во всякие резолюции бесчисленных митингов полное уравнение евреев в правах с коренным населением. Равным образом, неоспорим факт, что русское студенчество находилось и находится под еврейским влиянием, как несомненно и то, что в русской смуте огромную роль сыграл еврейский “Бунд”, состоящий преимущественно из еврейской интеллигенции и полуинтеллигентной иудейской же молодёжи...”

Согласно с этим, евреи не только не возражали против прилагания к революции 1905 г. термина “еврейская”, но как бы даже, особенно в первое время, кичились этим, а то и сами кричали во всеуслышание, что эта революция — “произведение великого духа еврейской нации”, что “мы вам дали Бога, — дадим и царя!...”

Подтверждая изложенное в свою очередь депутат от г. Екатеринослава Способный докладывал в государственной думе:

“Вслед за манифестом 17 октября, евреи ходили по улицам города и в картузы собирали деньги “на гроб Николаю II”, прибавляя: “жертвуйте и копейки, на гвозди пойдут!”. Евреи говорили также:

“прежде мы вам Бога дали, а теперь дадим конституцию”. В результате народного негодования произошёл погром, сопровождавшийся гласами: “Это вам за гроб нашему Государю!...”

Таковы позорные деяния “избранного народа” только в одном 1905 г.

VI. Если теперь, достигнув неимоверных результатов “освободительной” деятельности через свое распространение по всему лицу нашей земли и беспримерный захват её богатств, равно как через воистину страшное обездоление и порабощение новых масс её коренного населения, сыны Иуды не прибегают к браунингам, маузерам и бомбам, по крайней мере столь же “свободно”, как раньше, то это вовсе не значит, что они изменились. Ближайшим тому доказательством служит отношение иудейской прессы к П.А.Столыпину по поводу сохранения им поста во главе правительства после кризиса в марте 1911 года. Мало знает история государственных людей, которым выпали бы на долю задачи столь же опасные, как П.А.Столыпину. Ещё меньше сохраняют летописи имена, достойные идти в уровень с тем, кто, пережив все ужасы предумышленного к его личной погибели злодеяния на аптекарском острове, остался на страже успокоения России и внушил страх её врагам в самую, быть может, тяжёлую для неё годину. Но вот наступил кризис, и предатели нашей родины, евреи, возвеселились “в надежде на перемену курса”. Оказалось, вопреки их расчёту, что катальным мечтам пока не суждено сбыться. Чем же ответили сыны Иуды?

Для полноты впечатления мы приведём сперва отзыв серьёзной, хотя отнюдь не русофильской газеты “Temps”, а затем и новый образец еврейской предерзости.

“Temps” посвящает передовую статью оценке русского премьер-министра в связи с известием о возможности его отставки. По мнению парижской газеты, “П.А.Столыпин, очевидно, считая своим долгом укрепление представительного строя в России, прочное обеспечение существования и деятельности государственной думы. Он знал, что в самой её среде есть враги, знал, что влиятельные в России крайне правые партии не прочь воспользоваться каждым подходящим случаем, чтобы свалить министерство и разрушить новый строй. Поэтому он хотел заинтересовать в думской работе и те реакционные круги, которые относились недоброжелательно к самой идее народного представительства. “Можно ли требовать роспуска думы, принявшей закон о Финляндии?” эта фраза, по мнению “Temps”, ярко характеризует многие тактические приёмы премьера. Надо было прежде всего укрепить бесповоротное сознание необходимости думы как учреждения, зорко стоящего на страже русских интересов. Прав ли был П.А.Столыпин во всех проявлениях своей политики, это решать рано, но во всяком случае справедливость требует отметить, что благодаря ему третья дума работала беспрепятственно, содействуя своим существованием общему успокоению.

История увековечивает заслуги П.А.Столыпина и отнесёт период его деятельности к выдающимся министерствам XX века”...

А вот и “братская” характеристика по рецепту талмуда.

Если весть об отставке П.А.Столыпина была встречена известной еврейской экспансивностью, то в кагальных же органах, не скрывающихся под псевдонимом, звучала и безграничная наглость.

В “Еврейском Мире” писали, например, так:

“Правление Столыпина богато чуть ли не всеми преступлениями, когда-либо обременявшими совесть правителей, и нет у него ни одного из тех успехов, которые часто выпадали на долю последних. Имя Плеве было проклято миром после кишинёвского погрома, в пассиве Столыпина числятся Белосток и Седлец. Среди беззаконий, совершаемых деспотами во все времена и во всех странах, государственный переворот всегда почитался самым тяжким. Столыпин имеет 3 июня. Военно-полевые и военные суды Столыпина задушили в четыре года больше, вероятно, людей, чем казнено было в России за целое предшествующее столетие. И этим достиг Столыпин только одного: утолена была жажда мщения кругов, пославших его...”

Уж не почуяли ли гг. евреи возвращение 1905 года? Не думалось ли им, что близка возможность отпраздновать вновь революционный шабаш?!...

Тогда бесполезно было бы загадывать вперёд. “И погромче нас были витии, да не сделали пользы пером!...” А тем временем Митя Богров “ради блага своего народа” убил П.А.Столыпина...

VII. Для совершенного же вразумления по вопросу, что такое “жид политический” в России и каковы замыслы сынов Иуды против нас, без сомнения, в связи с общими планами еврейства, равно как для разоблачения тех ужасов, которыми грозит нам “избранный народ”, переполняя чашу русского терпения своими беспримерными даже у евреев злодеяниями, надлежит обратиться к речи, произнесённой Н.Е. Марковым 1 марта 1911 года в государственной думе.

Эта достопамятная речь — заслуженный иудеями приговор, роковые же последствия его неотвратимы.

А если еврейство по общему для деспотов правилу само испытывает страх, который старается внушать другим, то этим доказывается лишь, что есть справедливость и в сей юдоли палача. Речь Н.Е.Маркова такова:

“Господа! Я опасаюсь, что выслушав сегодня, в день 1 марта, мои слова, вы не будете так весело смеяться, как вы это проделывали до сих пор, тем не менее, я всё тот произнесу свои слова.

Депутат Родичев позволил себе сопоставить или “взять в одни скобки” достойного судебного деятеля, сенатора Варварина, с лицом самого Родичева. Я не стану, однако, останавливаться на подобном выпаде, а перейду к существу данного вопроса.

Депутаты Гегечкори и Родичев здесь очень долго упрекали Министерство Юстиции в том, что оно сотрудничает с Азефом.

Господа, мне странно слышать это от революционеров и пристанодержателей революции упреки в том, что Правительство, а в частности, Министерство Юстиции, сотрудничает с лицом, по их убеждению, недобросовестным и преступным, т. е. с Азефом. Кто такой Азеф, вам, господа левые, конечно, ближе известно. Я о нём знаю только то, что слышу с этой кафедры, короче говоря, знаю очень мало. Как бы то ни было, я ныне считаю необходимым обратить ваше внимание, внимание пристанодержателей революции и прямых революционеров, что этот самый Азеф, которого вы проклинаете здесь чуть не ежедневно, был сотрудником не только департамента полиции, но являлся также сотрудником и ваших революционных сообществ, о чём вам надлежит твёрдо памятовать. Азеф был признанным вашим главой, он был вашим учителем. Десятки лет Азеф руководил вами и исполнял свою миссию в вашей среде, с вами вместе, под вашим флагом (Крупенский с места: и в Париже рядом с Милюковым сидел!) Если вы сейчас говорите, что Азеф величайший негодяй, то с этим я совершенно согласен, ибо он работал всё время с вами (рукоплескания справа).

Каким образом человек, вышедший из их революционной среды, человек, которого революционеры десятки лет посылали, по их же авторитетному свидетельству, на грабежи и убийства, на убийства лучших людей в России, на убийства даже людей Царской крови, каким образом теперь за сотрудничество с этим их приятелем смеют они же обвинять кого бы то ни было? Имеют ли они, эти революционеры, нравственное право упрекать за сотрудничество с их руководителем, с их приятелем Азефом Министерство Юстиции? Вы, лживые, должны бы молчать, вы должны бы робко опустить глаза и смотреть вниз, вам должно бы быть стыдно даже слушать, когда произносится имя Азефа, ибо Азеф — это вы сами... (шум и рукоплескание справа).

Депутат Гегечкори, а также и депутат Родичев упрекали Министерство Юстиции в том, что до сих пор не открыли убийцы некоего Караваева... (голоса слева: вот вот!)..., что до сих пор не наказаны убийцы Герценштейна и Иоллоса.

Об этом мы слышим уже в течение нескольких лет, уже несколько лет произносят эти три фамилии, из коих две еврейские. Это три жертвы яко бы правых неистовств. И вот, за убийство этих трёх лиц яко бы правыми людьми, что впрочем совершенно не доказано, нас заставляют выслушивать массу речей с нападками на Правительство, на Думу.

Конечно, убийство не то что трёх, а даже одного и не только человека, но хотя бы и одного иудея, есть преступление. Но, господа, надо соблюдать меру. До сих пор с разными натяжками вы могли приписать правым монархистам три убийства за несколько лет, приписать совершенно несправедливо, без всяких доказательств, ибо суд ваших обвинений не подтвердил. Трёх убитых яко бы нами вы начисляете в своём лагере, и это прошу вас запомнить.

Но почему же вы не говорите, господа, о том, кого убили 30 лет тому назад в ужасный день 1 марта?

Почему об этом убийстве вы не вспомните?

Вы всё твердите о каких-то Караваевых, Иоллосах, Герценштейнах, а об убийстве в Бозе почивающего Императора, Самодержца Всероссийского, Александра II забыли?... Вот о ком надлежало бы вам припомнить в этот день 1 марта, а уж никак не о Караваеве. И я вам напомню!... Вы рассказывали побасенки, а я (голос справа: расскажу сказку)... сообщу историю этого дня: кто убил Алесандра II.

Моё право, моё нравственное право ответить на вашу гнусную клевету ('голос слева: а вот насчёт Караваева вы ничего не скажите?).

Насчёт Караваева не я вам буду говорить, а от меня вы выслушаете об убийстве Императора Александра П. Для России это убийство важнее убийства Караваева.

Передо мной лежит исследование привата-доцента Глинского. На срт. 1023 “Исторического Вестника” за 1910г. мы читаем:

“Была выработана программа местной центральной группой партии “Народной Воли”, это название звучит почти так же, как “Народная Свобода”, но эти партии не совсем тождественны... (голос справа: тождественны!). Я не буду затруднять вас чтением всей этой, впрочем, довольно краткой программы, но выдержки попрошу выслушать. Статья гласит: “Кандидат в члены центральной группы должен удовлетворять следующим условиям: представить трёх поручителей из числа членов организации; должен обнаружить преданность делу организации, доходящую до самопожертвования; иметь уже революционное прошлое, быть человеком, ранее доказавшим свою способность вести революционную работу”, т. е. уже иметь руки, обагрённые кровью. Далее значится: “Члены организации партии центральной группы “Народной Воли” не имеют права обладать частной собственностью”. Ну, во всякой организации предъявляются те требования, которые ей нужны, и в критику этих требований я не вхожу. Статья 10 изложена так: “Центральная группа не имеет права поднимать восстание без разрешения исполнительного комитета”. Уже чувствуется некоторая аристократичность взглядов. Бунтовать нельзя без разрешения исполнительного комитета...

Статья 13 говорит следующее, я попрошу вашего особого внимания:

“Центральная группа имеет право приговаривать к смертной казни частных лиц, своих шпионов и должностных яиц, рангом до губернатора, на уничтожение которого нужно испросить разрешение исполнительного комитета”.

Это, господа, составлено не для черносотенной организации, а для той, которая на своём знамени поставила: “долой смертную казнь!...” (смех). Статья 19 и последняя гласит: “Выход членов из общества не допускается”. Слова “не допускается” написаны курсивом (голос справа: ого, вот это свобода!). Вы, конечно, поймёте, что будет с тем членом партии, который... “допустит выход”. Он будет предан смертной казни. Вот, господа, какие правила ими были составлены для “местных” революционных учреждений (смех справа и в центре). Что же касается центрального исполнительное” комитета, то он имел право устранять, освобождать от жизни решительно всех, уже никого не спрашивая о позволении.

Именно этот самый центральный исполнительный комитет “Народной Воли”, этой вашей aima mater, приговорил на своём Липецком съезде Императора Александра I! к смертной казни и это гнусное, вопиющее злодейство совершил 30 лет тому назад в день 1 марта 1881 г. Так говорят не анекдоты, а история.

Так вот как надо понимать возглас долой смертную казнь!, когда этот возглас раздаётся с левых скамей. Он означает, что левые могут убивать кого им угодно, но ни в коем случае Правительство не должно казнить левых убийц.

Иначе понимать вашего поведения нельзя, господа Азефы. Нечего говорить уже об отношении левых к свободе слова, к свободе личности. Они выразили это в своих же уставах. Вы видите, что их свобода это рабство перед революционными организациями. Вы все, левые, находитесь в рабской зависимости от злодейских сообществ ваших, а потому считаться с вами, как с независимыми личностями, обладающими свободной волей, невозможно. Вы не граждане, вы — рабы ваших организаций, а ваши организации суть 'злодейские, шайки преступников... Но дальше. Тридцать лет тому назад партия “Народной Воли”, из которой потом вывелись, как цыплята из яиц, социал-демократы, социал-революционеры, трудовики и так далее, и так далее... (смех). Грань между революционерами и кадетами не заметна, она стирается, да этой грани, кажется, и нет вовсе...

Итак, Император-Освободитель был казнён, казнён за что же? Он был казнён, так как был признан неудобным, мешающим кому-то. Но кому же?

А никому другому, как иудеям!...

На стр. 581 того же исторического документа... (Голос справа: Нисселович, слушайте! Голос слева: это ложь. Голос справа: Нисселович, молчите!). Желающие прочесть могут обратиться в библиотеку Государственной Лимы, взять “Исторический Вестник” 1910 года за август месяц, прочесгпь на свободе и обдумать. Итак, я читаю: “Говорили о цареубийстве”, — это даёт свои показания иудей Гольденберг. “С течением времени больше прежнего стали придавать особое значение этому преступлению, как средству для достижения целей, преследуемых не только партией террористов, но и вообще всей социал-революционной партией. Под влиянием такой мысли находился и он, Гольденберг. После совершения убийства кн. Кропоткина, в марте 1880 г., он, отправившись в Петербург, задался целью возбудить там вопрос о цареубийстве (это говорит иудей Гольденберг) и всесторонне обсудить его”. Иудей, как видите, очень обстоятельный.

Приехав в Петербург он встретился здесь со знакомыми, из которых “приходилось раньше говорить с Зунделевичем и с Александром Михайловым. В разговоре с ними после 13 марта ему снова пришлось говорить о цареубийстве. Под влиянием созревшего влияния он, Гольденберг, Зунделевич (тоже иудей) и Александр Михайлов сначала обсуждали этот вопрос втроём”, но им эта компания из двух иудеев и одного русского предателя показалась недостаточной и они пригласили к себе ещё Людвига Кобылянского и Александра Квятковского. И вот, два поляка, два иудея и один русский предатель составили комитет, который успел организовать преступление Соловьёва, стрелявшего в Императора Александра II около Зимнего Дворца.

Самое интересное в следующем:

Когда эта приятная и истинно тёплая компания (г. Гегечкори, вот это была тёплая компания, которую напрасно вы искали на правых скамьях), когда эта тёплая компания собралась в одном из трактиров на Садовой улице, то первым предложил свои услуги убить священную особу Государя Императора иудей Голъденберг, “но предложение его не было принято, так как находили (кто находил — неизвестно), что ему, как еврею, не следует брать этого дела на себя, ибо тогда для общества, а главное для народа”, — слушайте крестьяне! Те крестьяне, которые ещё не сняли креста, слушайте: “что ему, как еврею, не следует брать этого дела на себя, ибо тогда для общества, а главное для народа, оно не будет иметь должного значения!”. Признали поэтому, что “преступление должен совершить неприменно русский, и только в таком случае оно получит надлежащее значение и окраску”, — будет-де жидовская подмалёвка к русскому злодейству.

Так вот кто задумал преступление убийства Императора Александра II, вот кто, в конце концов, оное злодеяние устроил. Это иудей! (голос слева: может быть и Павла убил иудей?)

Господа, роль иудеев в этом ужасающем деле совершенно ясна. Но я сейчас говорю не по иудейскому вопросу, а по вопросу об Азефах, предателях, мошенниках и цареубийцах, и, возвращаясь к этому основному вопросу, я продолжаю.

Тридцать лет тому назад, Император Александр II был злодейски умерщвлён партией “Народной Воли”, этой aima mater всех нынешних социалистических, революционных и отчасти радикально-прогрессивных партий. Что это именно так, что грань между революционерами и теперешними ка-дэками была весьма неясна, если она вообще когда-либо существовала, это видно из той же истории. В день цареубийства 1 марта некоторые литераторы, которые затем в своих воспоминаниях об этом даже и признавались, поджидали наступление “желанного конца” на Невском проспекте с затаённым дыханием и когда услышали злодейские взрывы, то некоторые из них даже перекрестились: слава-де Богу, наконец-то достигли своего!... Эти литераторы не были членами партии “Народной Воли”, но они были родными отцами, прямыми учителями вашими, гг. ка-дэки! Среди литераторов ка-дэкского типа (в то время это гнусное слово ещё не существовало), среди литераторов ка-дэкского типа, которые являлись сотрудника и партии “Народной Воли”, т. е. сотрудниками цареубийц, были: Михайловский, Станюкович и Глеб Успенский, эти ваши истинные руководители и учителя, и теперь вы от них не откреститесь. Я утверждаю, что в Базе почивающий Император Алескандр II был убит не одними революционерами и социалистами.

Он был убит при попустительстве и пристанодержательстве иудеев и прогрессистов, т. е. нынешних ка-дэков...

Вот эта тема интереснее ваших анекдотов про убийство Караваева “неизвестными” вам людьми. Тут вы, левые, мастерски взываете, если не к небу, то к потолку — этому стеклянному потолку о справедливости. Вы возмущаетесь смертными казнями и в то же время составляете уставы о смертных казнях. Вы возмущаетесь, что убивают какого-то Караваева и в то же время вы сами убили Императора Александра II. Вы нас, правых, называли тёплой компанией, а я вам скажу, что тёплая компания это та, которая грелась у дымящихся мученической кровью останков в Бозе почивающего Императора.

Вы убили Императора и какого Императора! Убили Александа //, который дал крестьянам не только свободу, а и землю, который создал то, чего ни в одном государстве создаваемо не было. Везде было освобождение рабов, но нигде не бывало наделения крестьян землёй. Император Александр II был величайший государь, который дал крестьянам не только свободу, но и землю, имущество, ныне оцениваемое почти в двадцать миллиардов рублей, а ведь всего 50 лет назад у крестьян не было ни единого гроша. Убили Императора, который дал суд правый, скорый, милостивый, тот суд, который вы теперь стремитесь испакостить. Вы убили того Царя, который дал земское самоуправление и городское самоуправление, который ввёл всеобщую воинскую повинность, который заставил служить под солдатской шапкой рядом крестьянина и дворянина, вчерашнего крепостного и его вчерашнего господина. Вы убили того Государя, который освободил славян от турецкого ига. И вы Его убили тогда, когда уже на Его столе лежало подписанное Его собственной Императорской рукой учреждение Общей Комиссии, т. е. образование той же самой Государственной Думы, правда на более верных началах чем та, в которой вы теперь присутствуете. Вот истинное злодейство, которое было совершено тридцать лет тому назад вашими отцами, вашими руководителями, господа левые! За это страшное преступление вы ответственны и эту ответственность вы никогда с себя не снимете. Тут вы выходите на кафедру, тут вы припеваете разные песенки, стишки, где говорите о том, как будете попирать вы русского ^'парода (шум в зале) и короны Царей. Так грозил, кажется, Белоусов, вообще кто-то из вас, революционеры, произносил такие слова. Отсюда, вы постоянно кричите, что в России будет революция, что вы все сметёте в прах!... Но прежде чем так кричать, чем возмущаться на несправедливости, прежде чем упрекать Правительство в том, что оно поступает не так, как вам хочется, помните, кто вы сами есть, помните, что от вашего доверия, которого вы лишаете русское Правительство, Правительство Самодержца Всероссийского, что от этого вашего доверия краснеть надо, что недоверием вашим надо гордиться. Помните, что вы — цареубийцы!...” (Рукоплескания справа). VIII. Под влиянием речи Н. Е. Маркова, М. О. Меньшиков напечатал в “Новом Времени” глубокомысленную статью “Народоубийство”, где говорит следующее:

“Тридцатилетняя годовщина позорнейшего для русской истории цареубийства 1 марта была отпразднована в Государственной Думе возмутительными выходками жидо-кадетов и революционеров, но в той же Думе этим выходкам был дан и блистательный отпор. В очень сильной речи Н. Е. Марков воздал должное как революционерам, так и “пристанодержателям революции” во главе с г. Милюковым. Речь г. Маркова заслуживает самого серьёзного внимания и образованного общества и крестьян, “ещё не снявших креста”. В этой речи трагедия 1 марта освещена с той именно стороны, которую бунтари наши тщательно скрывают.

В самом деле, пусть хотя бы через 30 лет после неслыханного злодеяния русский народ задумается, до какого унижения он дошёл! На вторую тысячу лет государственной жизни, после многовековой славы, успев создать высочайший на свете царский трон и дождавшись Царя кроткого, свободолюбивого, милосердного, правосудного, что же видит народ? Являются откуда-то два ничтожнейших жидка Голъденберг и Зунделевич, подбирают двух ничтожнейших полячков и одного русского психопата и начинают охотиться на Царя России. Охота идёт долгая и, в конце концов, жидовско-польская бомба отрывает ноги у Повелителя нашей империи...

Мне кажется, тут есть о чём подумать русскому народу. Злодеи прицеливались в священную главу народа, в ту голову, которая держали корону нашей народной Империи и держала её с исключительной честью. Теперь тысячи жидов и подкупленных ими жидохвостов кричат о равноправии инородцев и полноправии всех национальностей в черте Империи, которую строили наши предки не для чужого, а для своего потомства. Но вот первые результаты равноправия: два еврея и дна поляка (на одного русского) сами уполномочивают себя быть судьями и палачами великодушнейшего из царей. Заметьте, поляки не имеют черты оседлости. И два поляка, Кобылянский и Квятковский, обсуждавшие цареубийство, пользовались всеми правами русских граждан. Точно также и два еврея, Голъденберг и Зунделевич, если они разъезжали по России, то, стало быть, уже пользовались равноправием. Но не потому ли именно, что эти четыре инородца были неосторожно пропущены в Россию, они и оказались в возможности развить свой адский план?

Обобщая явление, спросим: не тем ли объясняется почти столетнее революционное брожение в России, что вместе с присоединением Польши мы открыли двери для двух опаснейших и крайне враждебных нашествий — польского и еврейского?

Вторжение восточных инородцев в наше высшее общество эпохи Годунова чуть было не укрепило у нас татарскую династию и повело к великой смуте XVII столетия. Вторжение западных инородцев к верхам власти чуть было не установило у нас немецкую династию и повело к смуте XVIII века, с придворными мятежами и цареубийствами. Обильное вторжение внутренних инородцев в XIX веке денационализировало наше образованное общество и повело к смуте, завершившейся злодейством 1 марта. Едва начался XX век и дальнейшее вторжение инородцев, главным образом евреев, породило подлейшую из революции, именно 1905 года, подлейшую потому, что она действовала в союзе с Японией и опираясь на её победы.

Пока Правительство старых веков в духе Петра Великого не допускало в Россию евреев, крепко держались, не смотря на все наши невзгоды, дух народный, вера в величие и непобедимость России, жива и могуча была энергия самозащиты. Но достаточно было сделать небольшой прорыв в черте оседлости, достаточно было впустить в организм Империи всего лишь несколько десятков тысяч евреев, и они, как истинные паразиты, начали множиться с поразительной быстротой и поражать прежде всего нервные, духовные центры нации: общественное мнение, печать, литературу, школу, театр, свободные профессии, причём гнилостное разложение древнекулътурного нашего духа очень быстро повело к мятежу.

Припомним, что сынами Иуды чинилось у нас в 1905 году и каковы были их чудные “освободительные подвиги”! Дело обстояло так, что если бы прямые доказательства еврейской оркестровки даже отсутствовали, между тем как она удостоверена вне всякого сомнения, и тогда мрачная история евреев наряду с их национальным, характером должна была бы убедить, что дирижировали именно они. По содержанию и ходу событий, исключительно и давно рассчитанных на иудейское лишь торжество, равно как по крайне отрицательным результатам, отсюда произошедшим для коренного населения России и в материальном, и в духовном направлениях, нельзя не заключить, хотя бы лишь с точки зрения политической, что сыны Иуды не друзья и не защитники свободы, а, наоборот, её лютые враги и предатели.

По показаниям известного Гольденберга, именно он перед убийством кн. Кропоткина отправился в Петербург и задался целью возбудить там вопрос, о цареубийстве. В Петербурге Голъденберг обсуждал этот вопрос с Зунделевичем, Кобылянским, Квятковским и Михайловым. Эти два еврея, два поляка и один русский предатель составили комитет, который организовал преступление Соловьёва, стрелявшего в Императора Александра II около Зимнего дворца. Когда злодейский комитет собрался в одном из трактиров на Садовой ул., то первым предложил свои услуги убить Императора инициатор мысли о цареубийстве Голъденберг. Но комитет (из двух евреев, двух поляков и одного русского) признал, что это преступление должен совершить неприменно русский, иначе всё дело не будет иметь надлежащего значения для русского общества и народа!...

Хотя в комитете было четыре инородца на одного русского, хотя весь замысел цареубийства принадлежал еврею, но, страдая неодолимой манией всё фальсифицировать и во всём делать подлоги, еврейство должно было остаться скрытым исполнителем гнусного еврейского замысла выбрали русского полуидиота Соловьёва. Насколько этот русский был высокого разбора, показывает уже то, что собираясь убить Императора, Соловьёв последнюю ночь свою провёл в публичном доме...

А что же делали подстрекатели этого преступника, евреи Голъденберг и Зунделевич? Наладив дело, они выехали за два дня до покушения в Харьков. Покушение 2 апреля не удалось, но еврейская идея о цареубийстве, не погибла. Она повела к Липецкому съезду, на котором и состоялся новый злодейский замысел.

Укоренившись в почве разлагающейся полуинородческой интеллигенции русской, еврейская идея распустилась кровавым цветом 1 марта. Не забудьте, что смертоносная бомба под ноги Александра II была сделана в иудейской квартире, а брошена поляком. Читая историю подготовки 1 марта, вы поминутно встречаете имена таких террористов, как Натансон, Дейч, Войнаралъский, Атик, Арончик, Патекман, Девелъ, Хотинский, Бух, Колоткевич, Геся Гельфмаи, Люстш, Фриденсон, Цукерман, Лубкин, Гартман и разные иные.

Прошло тридцать лет после великого злодейства. Вместо двух первоначальных подстрекателей к цареубийству Гольденберга и Зунделевичи мы имеем бесчисленное множество жидков, которые если не лично состряпали, то всемерно стараются осуществить даже проект всеобщего нашествия сынов Иуды на Россию. В Г. Думу уже внесено предложение о снятии черты еврейской оседлости и о полном равноправии паразитного племени с народом русским [ 4 ]. Чего доброго, наглейший план этот увенчается успехом. Уже, если даже для цареубийства евреи находили еще тридцать лет тому назад русских исполнителей, то найдут их теперь и для народоубийства. Не чужими руками, а нашими же собственными накинут они петлю на свободу и жизнь русского народа...

Среди двух-трёх тысяч “русских” интеллигентов, предававшихся в Швейцарии революционно-социалистическим проискам, большинство были евреи, и они же оказались вожаками революции. Еврейские интеллигенты и полуинтеллигенты выступают деятельнейшими соучастниками почти во всех террористических покушениях. Они же сумели провести во все русские программы преобразования и во все резолюции бесчисленных митингов полное уравнение евреев в правах с коренным населением.

Точно так же постыдный факт, что русское студенчество находилось и находится под еврейским влиянием не оспорим, как и то, что “русской” смуте огромную роль сыграл иудейский “Бунд”... Впрочем, за первое время смуты сами евреи не только не скрывали своего участия ней, но с гордостью кричали, что русская революция — “произведение великого духа еврейской нации”, что “мы вам дали Бога, дадим и царя!...”

Достаточно припомнить имена главных вожаков нашей смуты: Гершуни, Рубанович, Гоц, Швейцер, Рутенберг, Азеф, Чернов, Бакай, Роза Брилиант, Рейза Люксембург и пр. и пр... Все сплошь — евреи, как евреями же оказались в печати и обществе пристанодержатели революции жидо-кадетского лагеря.

Убийство великого князя Сергея Александровича организовано Розой Брилиант. Главарём московского вооружённого восстания явился Мовша Струнский. Бунт на “Потёмкине Таврическом” налажен был евреем Фельдманом. Группой максималистов — социал-революционеров этой зловреднейшей анархистской шайки, совершившей бесчисленные террористические преступления, заправляла Фейга Элъкина. Знаменитый “совет рабочих депутатов”, игравший некоторое время роль революционного правительства в Петербурге, руководился такой компанией, как Бронштейн, Гревер, Эдилъкен, Голъдберг, Фейт, Мацелев, Бруссер, да и сам председатель совета Хрусталёв оказался евреем Носарем. Отставной же лейтенант Шмидт, главарь севастопольского бунта, хвастался тем, что он орудие евреев.

Вот кто гнусно скрывался за кулисами “русской” революции и кому Россия обязана потрясениями, унижениями и разорением последних лет! Вот чьими “благородными” побуждениями разорваны бомбами и расстреляны из браунингов 50.000 русских людей, виновных только в том, что они русские! Вот по повелению какого синедриона Россия принуждена была заключить позорный мир и в течение пяти лет, между прочим на японские же деньги, терзалась анархией, заливалась кровью своих сынов!...”

IX. От столь позорных злодеяний и перед ужасами такого вероломства не может не содрогаться благородная душа. На горестной судьбе России всякое человеческое общество, как и любой политический строй, должны видеть воочию, что презрение и ненависть, которые всегда и повсюду были возбуждаемы против себя еврейством, заслужены им.

Явной неправдой пятнают себя евреи, когда нравственную проказу свою пытаются мотивировать исключительностью русского отношения к ним.

Заведомо лживая, предательская попытка иудеев либо их шаббесгоев объяснить революцию 1905 года будто бы невыносимым положением “угнетённого племени” в России ниспровергается данными истории всех времён и народов.

Что внушает американцам брезгливость, даже прямое отвращение к евреям? Что заставляет Америку отгораживаться от них?

Откуда эта строгость запрета вступать на территорию С.-А. Союза обладателям паршей или трахомы, как не из трепетной надежды сделать запрет неуязвимым для иудейской наглости и сократить иммиграцию в страну сынов Иуды?... Какой ещё мотив возможно подыскать хотя бы для недавно изданного в С. Америке закона, которым объявлены уголовно наказуемыми не только подстрекательство, а и какое-либо пособничество переселению в великую заатлантическую республику “нежелательных иностранцев”?!...

На это отвечает рапорт начальника нью-йоркской полиции Бингкэма, помещённый в журнал “North American Rewiew” (1908 г., август).

Констатируя на основании официальных данных, что не менее 50% преступлений в американских городах совершаются сынами Иуды, Бингкэм говорит:

“Учиняемые евреями преступления большей частью направлены против собственности. Они — грабители, поджигатели, воры, карманники. Однако, хотя евреи упражняются во всех этих видах преступлений, тем не менее, карманные кражи являются излюбленной их профессией. Негодяи других национальностей единогласно признают неподражаемость еврейских дарований в этом искусстве. Другую облюбованную евреями специальность составляют содержание тайных притонов разврата и кражи детей. Завлекают красивых девушек обещанием выгодного заработка либо женитьбы и продают их в дома терпимости в Буэнос-Айрес или в Африку. Я знаю одного еврея, который женился 120 раз и всех своих жён продал в притоны разврата. Что же касается убийств, то, избегая напрасного риска, “талантливые” евреи участвуют больше в качестве подстрекателей”.

Дополнением к свидетельству Бингкэма может служить и проповедь пастора Линча в одной из нью-йоркских церквей:

“Наши друзья-евреи постоянно жалуются на то, что с ними обращаются, как с совершенно особой расой, а между тем, они сами стараются применить всё возможное, чтобы отделаться от остального общества и выделить свои интересы. Мы были их друзьями, мы защищали их, провозглашали терпимость и любовь по отношению к ним, мы осуждали и порицали порывы ненависти к этой расе. И всё-таки необходимо признаться, что по временам нас просто заставляют терять терпение. Евреи возбуждают гнев всякой нации, среди которой селятся, своим надменным осуждением самых священных её установлений и своим неизменным повсюду упорством в желании оставаться расой внутри расы. Они распинаются лишь за одно: за евреев, за еврейские права, за покровительство евреям, одним словом — за иудаизм. Но в этой стране не существует никаких еврейских прав, никаких ирландских прав, никаких японских прав, здесь только американские права”...

Но разве таковы результаты еврейской деятельности в одной Америке?... Всякий, знакомый с вопросом наблюдатель, без сомнения признает, что не местное, а всеобщее положение должно быть резюмировано девизом “cherchez le juif”. Повторяем уже сказанное однажды для памяти.

Cherchez le juif! — вырывается невольно, как только общественное внимание возмущено какой-либо, ещё неслыханной, плутней. Cherchez le juif! — решает судебный следователь, когда запутанное и безнравственное преступление, наглое и предательское злодеяние является особенно загадочным. Cherchez le juif! — говорит землевладелец, не постигая колебаний цены на хлеб или сокровенной причины своего разорения. Cherchez le juif! — догадывается финансист, задумываясь над крушением христианского банка или внезапным падением курсов, переворачивающим рынок вверх дном. Cherchez le juif! — приказывает главнокомандующий, замечая, что лучшие из его планов перестаю! быть тайной для врага. Cherchez le juif! — восклицает государственный человек, когда национальные мероприятия отравляются сатанической ложью в яко бы либеральной и будто бы нееврейской печати, а с другой стороны, извращаются какой-то лицемерной, подпольной силой. Cherchez le juif! — твердит себе дипломат, видя, что его шахматные ходы кем-то спутываются и направляются ему же во вред. Cherchez le juif! — вправе, наконец, воскликнуть мыслитель, когда вечные законы разума и сама идея справедливости осмеиваются и замирают в том биржевом хаосе, который на наших глазах охватывает жизненные силы и важнейшие центры социальных организмов...

Надеемся, что всем изложенным в настоящем труде справедливость сказанного знаменуется вполне достаточно. Но в “Земщине” появилась на днях статья Н.А. Бутми, к которой нельзя, в свою очередь, не отнестись с исключительным вниманием. Под заглавием “Иудо-масонский Бнай-Берит” статья имеет такое содержание:

“В “Новом Времени” 12 апреля помещена заметка: “Гибель титаника и еврейство”. “Нью-йоркский еврейский кагал оплакивает гибель на “Титанике” одного из главных руководителей всемирной плутократии еврейского миллионера Штрауса. Вместе с еврейскими же, нью-йоркскими банкирами Шифом и Зелигманом, Штраус составлял верховный триумвират масонского общества “Бнай-Берит”, играющего громадную роль не только в американской, но и во всемирной истории. Борьба против России и отказ С.-А. Соединённых Штатов от торгового договора 1832 г. — дело их рук. Это же общество помогало китайской республиканской партии с д-ром Сун-Ятзеном во главе и потрудилось больше всего над низвержением с престола Богдыханов. Зелигман при помощи Моргана Шустера запустил свои руки в Персию и в Турцию, где последние государственные перевороты совершалисъ тоже при содействии “триумвиров”.

В этих немногих словах заключается нечто ужасное и грозное не только для христианских государств, но и для всего неиудейского мира.

Трое американских жидов-миллионеров ворочают судьбами мира! Они разрушают существовавший в течение тысячелетий строй одного из древнейших государств — Китая, как какой-нибудь карточный домик. По их приказу совершаются государственные перевороты, расторгаются договоры между великими державами, льётся кровь, ведутся междоусобные, братоубийственные войны, разрушаются и гибнут целые государства!...

Что такое этот “Бнай-Берит”, вожди которого, американские жиды Штраус, Шиф и Зелигман, полновластно распоряжаются мировой политикой?

Мы писали о нём уже несколько лет тому назад. “Бнай-Берит” (по-иудейски “Сын Союза”) есть верховное иудейско-масонское тайное общество, основанное в Нью-Йорке в 1843 году, в которое допускаются исключительно иудеи. В 1874 году между всемирным масонством и “Бнай-Берит” был заключён союз или конкордат, подписанный верховным патриархом всемирного масонства Альбертом Пайком и представителем “Бнай-Берит”, жидом Арманом Леви. В подтверждение этого конкордата Альберт Пайк издал торжественный указ следующего содержания:

“Мы, Великий Мастер, Хранитель Священного палладиума, верховный Патриарх всемирного Масонства по одобрении Светлейшим Великим Коллегиумом заслуженных масонов

во исполнение Акта Конкордата, заключённого между Нами и тремя Верховными Федеральными Консисториями “Бнай-Берита” Америки, Англии и Германии, который подписан Нами сегодня,

постановили и постановляем:

Статья единственная. Генеральная Конфедерация тайных Израильских Лож учреждена с сегодняшнего дня на основаниях, изложенных в акте Конкордата.”

Дано под Священным Сводом в Верховном Востоке Чарльстоуна в любезной Долине Божественного мастера в 1-й день Луны в 12-й день 7-го месяца года 000 874 истинного Света” (т.е. 12-го сентября 1874 г.)

Таким образом, “Бнай-Берит”, в действительности учреждённый в 1843 г., был торжественно признан масонством в 1874 г. Всё это является, разумеется, чистейшей комедией, цель которой состоит в том, чтобы ввести в заблуждение масонов из неиудеев и показать им, что “Бнай-Берит” находится якобы в зависимости от масонской организации. Согласно же истине, дело здесь обстоит как раз наоборот: “Бнай-Берит”, как чисто — иудейская организация, в которую никто кроме иудеев не допускается, управляет и руководит всемирным масонством, а через него и мировой политикой.

Жид Штраус, один из вождей “Бнай-Берита”, потонул в Атлантическом океане, но на его место найдутся другие и ужасная злодейская работа “Тёмной Силы” будет продолжаться. Велико мировое могущество иудейства, но оно неполно и непрочно пока ещё существую! сильные государства. Против них теперь направлены удары “Тёмной Силы”. Под этими ударами уже начинают колебаться и сильнейшие...

Русские и французские антисемиты и антимасоны уже много лет выбиваются из сил, чтобы выяснить опасность, грозящую всему неиудейскому миру от всё возрастающего иудейско-масонского засилья. Но давно ли ещё на эти спасительные предостережения смотрели, как на бред сумасшедших, как на игру больного воображения?

Однако, жизнь сама показывает, на чьей стороне правда. То, что ещё недавно считалось бредом сумасшедших, становится ужасающей реальностью.

Читая в “Новом Времени”, что иудейско-масонский союз “Бнай-Берит” разрушает на наших глазах большие и сильные государства и руководит мировой политикой, мы не можем не радоваться и не говорить: слава Богу, начинают прозревать и в России. Но этого мало. Недостаточно признать, что другие гибнут, надо оглянуться и на самих себя и признать, что и у нас далеко неблагополучно, и неблагополучно по тем же самым причинам. Пусть же судьба погибающих на наших глазах государств послужит предостерегающим уроком, пока мы ещё имеем силы бороться.

X. Соображая все упомянутые данные, мы вправе перейти, наконец, и к Евно Азефу — этому исправленному и дополненному, второму изданию Гапона. Только неискренность либо жалкое неведение могли оставить за ним роль, навязанную тем самым Бурцевым, в котором кагал, очевидно, не нуждается, если не выдвигает его с целью вновь посмеяться над нами.

Азеф в русском департаменте полиции, это масонство в любой стране. Взмыливая дело Азефа и разражаясь против него “священным” негодованием, сыны Иуды, без сомнения, успели доставить своему махровому коварству немало весёлых дивно-опереточных минут... Достигнув невероятного, а именно созыва “всероссийского конгресса сионистов” в Минске уже в августе 1903 года, еврейство приобрело, стало быть, возможность подготовиться к 1905 году. Оно могло, значит, (чему имеются доказательства), предвидеть неизбежность японской войны и учесть на её пути многое заранее.

Как понять выдачу разрешения на “конгресс” столь, казалось бы, прозорливым и непоколебимым министром внутренних дел, как В. К. Плеве?... Чем бы он мог даже не оправдать, а хотя бы мотивировать подобное, явно недопустимое разрешение, да ещё в такое опасное время? Намерением произвести смотр вражеским силам?... Но для этого у министра некого было послать, да и, сверх того, мы видим, что евреи проделали на “конгрессе” всё, им необходимое, и вдобавок беспрепятственно... Расчетом ускорить открытый бунт, чтобы сокрушить неуловимую, скрывающуюся гидру анархии, с которой тайными мероприятиями становилось не под силу бороться? Но помимо рискованности такого манёвра, ни откуда не видно, какими средствами предполагалось обеспечить власти победу, особенно в виду надвигавшейся уже японской трагедии... Тем не менее, скажут: В.К. Плеве действовал искренно. А не был ли сам обманут?... И это отнюдь не являлось у нас невозможным. Не переоценил ли В. К. свои силы, как случилось и с Гамбеттой. Если же Плеве собственной кровью запечатлел служение отечеству, то не надо забывать, что и Гамбетта был убит масонами, хотя служил только евреям, но, правда, зазнался перед Ротшильдами...

С другой стороны, всё последовавшее исключает возможность сомневаться как в сказанном, так и в обработке кагалом своей революции систематически. Было бы безумным, однако, да и несоответственным положению евреев в России, предполагать, будто ими же созданы и самые элементы революции. Для сынов Иуды она могла являться лишь средством, совсем не целью. Да и были произведены ими только подтасовка и шулерское “крапление” требований “народа”, равно как учинено снабжение “освободителей” деньгами, прокламациями, браунингами и бомбами, причём сими последними, благодаря столь изобильному урожаю кагальных фармацевтов, что продуктов их “творчества” хватает и на “химическую обструкцию” в высших учебных заведениях, а не на одно учёное изготовление бомб. Наконец, кагалом было избрано время для всероссийских забастовок по иудейскому рецепту, т.е. с митингами и убийствами, что среди “особо благоприятных” условий в Москве и разразилось для талмудического диверсимента логически, вооружённым восстанием.

Революция 1905 года принесла колоссальные выгоды исключительно евреям, ещё раз доказав, как дьявольски вышучивает “избранный народ” гоев и вновь показывает, что не будет никаким гоям житья, когда иудаизм восторжествует окончательно, если уже теперь таковы плоды его побед. Затеяв столь грандиозную биржевую спекуляцию, еврейство желало, разумеется, придать ей и невиданную по “художественности” форму. Не говоря об издержках предприятия, без сомнения, ассигнованных иудейскими банкирами лишь авансом и, конечно, за наш же счёт, требовалось организовать постановку трагикомедии на огромном пространстве. Многих, без сомнения, забот и расходов стоило кагалу само “исполнение”, но ведь и “угнетённое племя” приобрело кое-что. Не ради одного же, в самом деле, “спорта” бомбы, например в Одессе, оказывались и у еврейских богачей... Съезд социалистов-революционеров при благосклонном участии Азефа и Милюкова в Париже и организация печатания для маньчжурской армии прокламаций в Японии; инсценирование “9 января” в Петербурге, равно как убийство затем Гапона евреем же Рутенбергом и стравливание армян с татарами на Кавказе параллельно с поставкой туда оружия через Финляндию из Швейцарии; помимо ординарных везде чрезвычайные “освободительные” митинги в Томске и Твери на один лад и с теми кровавыми результатами; военные и морские бунты во Владивостоке и Кронштадте, в Свеаборге и Севастополе; “одесские и туккумские дни”; всеобщие железнодорожные, телеграфные и почтовые забастовки на необъятной территории России; злодеяния над эмблемами святынь русского народа по всему же лицу его земли; преднамеренные убийства и разрывы бомбами самых доблестных паладинов нашей родины; “герценштейновские” иллюминации и вопиющие к небесам потоки крови коренного населения страны; предательская подтасовка выборов в Государственную Думу, куда “угнетённые” евреи проведены были даже от Костромы, Петербурга, Киева и Москвы и в виде кагальной премии захват у нас “избранным народом” главных отраслей жизненной деятельности, — всё это, вне всяких сомнений, не могло быть случайным...

Отсюда явствует, что план был обдуман, разработан и проведен сокровенной и беспощадной, несокрушимой центральной властью.

Между тем, не только для “премудрого” кагала, а и для всякого человека не могло не быть очевидным, что поднять революцию в целой России и устроить от её имени вооружённое восстание в Москве представлялось не мыслимым при жизни В.К. Плеве как министра внутренних дел и Великого Князя Сергея Александровича как московского генерал-губернатора.

Отсюда, увы, следовало, что дни их сочтены...

Кому же, однако, было поручить задачу столь решающей важности как не заслуженному, испытанному агенту департамента полиции и властному среди самых озверелых революционеров, свирепому злодею Азефу!?...

Но если такова положительная сторона вопроса, то к тому же, несомненно, выводу приводит и проникновение в его отрицательную сторону. Здесь нам предстоит обратиться к методу, обыкновенно применяемому в науке. Когда перед наблюдателем факты, причина которых ещё неизвестна, то он допускает предположение. Если гипотеза верна, то она будет оправдываться тем ярче, т. е. объяснять явления тем рациональнее, чем глубже станет развиваться исследование. Наоборот, если гипотеза ложна, то она не только не раскрывает ничего, а встречая всё большие затруднения и отрицания, разражается в нелепости. Именно к геductio ad absurdum, a не к чему либо иному, увлекла бы нас младенческая гипотеза, будто Азеф предавал даже своих единоплеменников департаменту полиции, а всемирному кагалу не повиновался.

Дабы проверить это, обратимся к анализу вопроса.

Проворовавшись ещё в средней школе и шпионствуя за товарищами в высшей, куда определился по подложному аттестату, Азеф не такой субъект, чтобы работать на опасном политическом розыске во имя идеи. Значит, он шёл сюда из-за денег. Но любой “князь во Израиле” советом и даже авансом — ad majorem Jsraeli gloriam мог доставить ему такой выигрыш на бирже в один день, какого не покрыло бы жалованье из департамента и за целый год. Допустим, тем не менее, что Азеф охотился за анархистами, как спортсмен, жаждя, так сказать, особого сыскного чемпионата. Предположение это уже не годится потому, что, будучи евреем, Азеф не мог не знать о шпионах кагала, как не мог, с другой стороны, рассчитывать и на скромность других, еврейских же, агентов самого департамента полиции. Надо быть ребёнком, чтобы утешать себя обманом, будто в течение полутора десятка лет сыны Иуды не успели осведомиться о департаментской агентуре Азефа. Независимо от сказанного, если уже говорить о спорте и чемпионате, то предательство в отношении государственной полиции и превращение её средств в орудие кагала должны были в глазах еврея казаться несравненно заманчивее, а потому неизмеримо достойнее любого талмид-хахима. Если же заподозрить, что при данных, совершенно исключительных обстоятельствах, Азеф стремился и к деятельности необыкновенной, которая за верную службу принесла бы ему особый почёт, то и эта версия несостоятельна. Помимо условий времени, категорически исключавших её, функции тайного агента, хотя бы и политического, не могли бы, разумеется, идти в уровень с подвигами еврейского патриотизма ради мирового господства “избранного народа”, если бы даже забавляясь над своей яко бы показной ролью социал-революционера, Азеф пренебрёг сопряжёнными с сим опасностями, как верный сын Израиля. Ещё далее, с большей, чем кто-либо из чинов департамента, ясностью Азеф в качестве еврея обязан был сознавать, что другие сыны Иуды, потаённые соглядатаи кагала, не дадут ему хода, сколько бы он ни лукавил. Иначе говоря, всякие ухищрения с его стороны будут “выворочены наизнанку” ещё большим коварством “совета предателей”. Этого мало. Тогда как и личная безопасность и обеспеченность будущего представлялись бы за действия в интересах революции гарантированными со стороны всемирного еврейства, обратные мероприятия влекли Азефу заведомо смертную казнь по неотвратимому приговору иудейского суда.

Стало быть преданность Азефа департаменту полиции исключалась всеми обстоятельствами дела. Она не только противоречила естественному взгляду еврея на ход событий, но являлась бесцветной вообще, а для него самого гибельной.

Резолютивным подтверждением этого служат даже личный состав и сама процедура суда над Азефом. По талмуду гой, как животное, не способен участвовать в еврейском суде, хотя бы и в качестве свидетеля. Отсюда явно нелепым оказывается предположение, будто над евреем можно было поставить гоя судьей. Между тем известно, что именно судьями над Азефом были два гоя Кропоткин и Лопатин. Участие же и еврейки Фигнер отнюдь не изменяло положения Еврейка — не еврей. Она не только не изучает талмуда, но, за исключением одного лишь трактата “Мегилла” (эпизод Мардохея и Есфири) сам доступ к талмуду ей воспрещён. С другой стороны, в отношении процедуры нельзя не заметить, что не так уж просты евреи, как хотел бы уверить нас, очевидно, неграмотный в еврействе либо и вовсе неумный Бурцев. Не только целой ночи на размышления, а то и на бегство не дали бы сыны Иуды Азефу во время суда, но произвели бы “суд”, а затем и казнь без промаха и уж, конечно, без нашего ведома, если бы он действительно являлся предателем Израиля. Убийство Гапона — недалёкий пример... Азеф же имел возможность скрыться и остаётся в живых доныне, да и останется, насколько это зависит, понятно, от центрального кагала социалистов-революционеров.

В виду сего, нет возможности не придти к убеждению в том, что эксплуатируя своё звание заслуженного агента департамента полиции и не останавливаясь перед сообщением ему шутовских сведений, и большинстве подтасовываемых, вероятно, ad hoc, равно как принося фальшивые жертвы и в лице членов “избранного народа”, Евно Азеф, тем не менее, стремился к цели, предначертанной “старейшинами многострадальной синагоги”, неуклонно и, наконец, достиг её — ad majorem Jsraeli gloriam!... Страшные кончины Плеве и Великого Князя Сергея Александровича — дело жида-изувера Азефа.

Взгляните хотя бы только на его портит и вас уже никто не обманет...

XI. Таковы картины современной действительности. Правда, они нередко превосходят всякое вероятие и в этом отношении разнствует даже от того, что было учиняемо избранным народом в минувшие века. Сверх того, надлежит памятовать, что не сегодня явилось изречение "если бы небеса обратились в бумагу, а океаны в чернила, то и тогда едва ли хватило бы материала, чтобы описать злодеяния евреев против человечества"

Во всяком случае, и того, что мы уже знаем, довольно, чтобы не ошибаться в выводах.

Многое из мудрости времён указано на страницах этого исследования. Для суждения есть основания.

Просвещающие нас в этом направлении цитаты можно было бы приводить ещё и далее по желанию в произвольных количествах. Для этого не требуется обращаться, например, к таким новейшим знатокам еврейства, каковы Бональд и Туссенель, Прудон и Ширак, Капефиг и Жанне, Гартман и Штилле, Делагэ и Дэни, Вармунд и Дюринг, Фритч и Андрэ, фон-Ланген и Глагау, Либерман фон Зонненберг и Штеккер, Тридон и Пикар, Вергани и Лихтенштейн, Пранаитис и Роллинг, Врунер и Шлейхер, Дженкинс и Шонерер, Источчи и Люгер, Морес и Дрюмон.

Древние и новые историки и поэты, философы и ораторы, государственные деятели и полководцы, духовные и светские патриоты одинаково и неустанно предостерегали от евреев. Среди них: Аристофан и Плутарх, Набу-Куддур-Уссур и Антиох Епифан, Катон и Тацит, Гомер и Ювенал, Персии и Диодор Сицилийский, Марциал и Тит Ливии, Цицерон и Аппион, Полибий и Аммиан Марцеллин, Сенека и Рутилий Нумантийский, Помпеи и Веспассиан, Тит и Луций Квиета, иероним и Дион Кассий, Сципион и Адриан, Магомет и Ричард Львиное Сердце, Лютер и Вольтер, Эйзенменгер и Леман, Гердер и Трейчке, Дройзен и Вагнер, Д'Агессо и Наполеон, Гужено де-Муссо и Иогап Шсрр, Тьер и Мишлэ, Гиббон и Эдгар Кинэ, Шекспир и Шопенгауэр, Хозе Амадор де-Лос-Риос и Ренан, Кант и Фихте, Шампаньи и Литтре, Франц Лист и Виктор Гюго, Чацкий и Мацеевский, Державин и Достоевский, Костомаров, гр. Мордвинов, Иловайский и Гоголь, Аксаков и Грановский, Бисмарк и Мольтке, О'Жоннел и Карлейль, Роберт Пиль и Гладстон. Все они по фактам свидетельствовали об опасностях, которыми грозят сыны Иуды остальным народам, религиям и государствам... Не станем же забывать этого.

XII. Обобщая данные на пути проблемы о жиде политическом, мы видим следующее.

Где только сыны Иуды ни появляются, всюду тотчас же возникает и еврейский вопрос. Причём вопрос этот с успехами просвещения всё яснее и правильнее входит в сознание народов. “Антисемитизм” — термин не верный, так как евреев презирают и среди семитов. Араб в частности, считает своё ружьё опозоренным, если оно даже случайно выстрелит в еврея. Поэтому надо говорить не об “антисемитизме”, а об “антигебраизме”.

На всех перекрёстках евреи галдят, уверяя, что они становятся богаче, вследствие большого трудолюбия и строжайшей бережливости. Но ведь эта сказка рассчитана на невылазность иудейской проблемы, равно как на презираемое “угнетённым племенем” наше добродушие, а уж, разумеется, не построена на желании “избранного народа” раскрыть “человекообразным животным”, каковыми по святому талмуду являются гои, тайны охоты кагала на них же. Хищническое, ничем не стесняющееся стремление к присвоению наряду, конечно, с безнаказанностью, вот что даёт иудеям возможность с таким успехом высасывать деньги из всех каналов человечества.

Хозяйственная свобода наравне со всякой иной — просто средство в глазах евреев, чтобы создать себе род фактической монополии и с ничем уже не обуздываемой наглостью заниматься грабежом. К либеральным хозяйственным учениям “избранный народ” отнёсся совершенно так же, как и к идеям революции. Во-первых, он добыл отсюда все выгоды, какие только извлеч было мыслимо; во-вторых, он всё исказил и, наконец, в-третьих, оставляя, так сказать, в живых ту часть свободы, какая ему особенно приятна, он, если это выгодно, изменяет и ей.

В сущности, ему хочется из общей свободы сделать свободу для евреев, иначе говоря, захватить в свою пользу монополию бесстыдства.

В своей обширной истории евреев (“Geschichte der Juden”, Leipzig, 1870, т. XI, 368) иудей же, несомненно, Грэц сам утверждает следующее: “Берне и Гейне отделялись от еврейства только по внешности, подобно тем воинам, которые захватывают оружие и знамя врага, чтобы скорее настигнуть и с большей лёгкостью сокрушить его”.

“Иудеи, — говорит Дюринг, — были изобретателями рабской формы религии и ярыми приверженцами теократического построения государства. Если не исключительно одни евреи, то зато всего более именно они содействовали рабскому отпечатку в религии и они же распространили это в области античной испорченности. Если еврейство и доныне готово разыгрывать комедию любви к ближнему или даже к врагам, чтобы чем-нибудь прикрыться, а лучшие национальности удержать во имя христианства от всяких критических поползновений, то комедия этого рода является только характерным примером всего, что когда-либо порождалось на свет иудейским лицемерием.

Le chef doeuvre de Г Enfer est de se faire nier lui-meme!...

Боги суть копии людей и зеркало народов.

В Иегове отражается “избранный” им народ, с которым ему угодно вступить в пререкания и подчинять еврейству весь мир, а за это слышать от евреев же хвалу себе. Бог иудеев отличается такой же нетерпимостью, как и его народ. Он должен пользоваться исключительной монополией и рядом с ним не могут существовать никакие иные Боги. Иудеи — избранный народ, а Иегова — единый Бог. Иудеи —его рабы, и за это они уполномочены обладать вселенной. Отсюда явствует, что теократия на лицо и в полном объёме. Иегова есть воплощение замыслов иудейства. Еврейское представление о Единосущии — не что иное, как деспотизм эгоизма. Однако, господство, с которым неразрывно связано рабское подчинение, вовсе не знает свободного человека. Все — креатура и раб. Народ же, сплошь состоявший из креатур и лишённый чувства свободы не мог, без сомнения, не обнаружить этого и в судьбах своей истории. Где всё создаёт такая религия, там она должна быть религией рабов. Понятие сынов Иуды о единосущии Бога вытекало, как из своего зародыша, из их стремлений к монополии, равно как из домогательств, жаждавших всё преклонить под свою пяту.

Иудей знает только рабов и рабов над рабами. Стоять по лестнице рабства на самой высшей ступени — единственное честолюбие, ему понятное. Подчиняясь власти Иеговы, самому угнетать ниже стоящих, т.е. разыгрывать роль обер-раба, вполне отвечает врождённому настроению еврея. Его религия — самое полновесное свидетельство такого образа мыслей. В еврейском служении Иегове заключается расчёт, что своим рабам он поможет осилить все прочие народы и даст владычество над ними. На культе господства и силы евреи всегда были первыми. Они повсюду ластились к властелинам и выделялись пресмыкательством, конечно, если это клонилось к приумножению их влияния и содействовало приобретению положения обер-рабов. Специфическая идея евреев о Мессии другой цели не имеет. Из их среды должен появиться один, который и вручит им власть над миром. Себя же самих они, неизменно, считали избраннейшим народом на земле, а потому были и остаются бесстыднейшим в оклеветании других людей, даже собственного Иеговы. Религия евреев — самая исключительная и самая нетерпимая из всех. В сущности, она не признаёт ничего, кроме голого иудейского себялюбия и его целей. Вся иудейская законность есть исконное и принципиальное беззаконие по отношению к остальным народам.

Nimst du den Juden gnadig in s Haus,
Bald treibt er mit Weib und Kind dich hinaus...

И они же, сыны Иуды, тем не менее, не только сами дерзают посягать, но и целыми полчищами “шаббесгоев” хиротонисуются на звание “освободителей”! У кагала в знак этого есть даже, как известно, целая партия “народной свободы”.

Qui nescit simulare, nescit regnare.

С другой стороны, своими религиозными союзами иудеи пользуются для житейских дел и даже пристёгивают сюда свои интернациональные бунды, повсюду вмешиваясь в политику, а в настоящее время норовят и монополизировать её. Притязания, выдаваемые за требования иудейской религии, на самом деле означают домогательства иудейской расы в политическом и социальном отношениях. Тогда как право союзов у других народов более или менее находится в летаргии, иудеи, сплочённые своей религией, владеют преимуществом с энергией, им одним свойственной, поддерживать между собой даже всеобъемлющий интернациональный союз для оркестрировки своих интересов против остального человечества. Как в раннюю эпоху их истории, так и ныне религия евреев служит средством для их существования и распространения, а с другой стороны обеспечивает таковые. В виду этого, ни один иудей по крови, выдавай он себя за атеиста либо материалиста, всё равно не относится к иудейской религии безразлично. Ведь именно она гарантирует ему то господство или, лучше сказать, то положение обер-раба, которого во все времена только и домогался народ Израиля. Вероломный эгоизм, дерзкое превознесение себя над всеми другими народами, непримиримо враждебное к ним отношение, наглое попрание их прав, — вот то, что имеет здесь опору и продолжает действовать тысячелетиями.

Повествуя о своих злодеяниях при Мардохее, сыны Иуды ссылались на то, что им грозило поголовное избиение. Но то же самое они говорили всегда, чтобы выводить своё право травли, практикуемой евреями неукоснительно, как только сила оказывается на их стороне Интриги и оскорбления, которые через свою прессу они направляют против всего независимого, что в противность иудейскому нахальству, не отрекается от самого себя, равно как изветы и заговоры к разрушению устоев народного духа и уничтожение его представителей у гоев, это, по словам евреев, их самозащита, а не травля. И наоборот, малейшее порицание их собственного бахвальства, они уже называют преследованием их за веру.

Наряду с этим нет отвратительных гнусностей и презреннейшею цинизма, чем всё, на чём изощряется “бесправное” еврейство для посрамления нравов, понятий и верований остального человечества. С неподражаемым пафосом говорят талмуд-гусары (Talmud-Husaren) о “божественных” винах либо о не менее “божественной” танцовщице, но никогда не прилагают этого термина к христианству.

И наоборот, раз где-либо слышится упрёк расовым свойствам иудаизма, ожидовелая пресса всем хором под аккомпанемент литературы кагала и шаббесгоев как один человек, замалчивая разоблачения иудаизма, бросается на всякого, кто осмелится усомниться в голубиной беспорочности Израиля, и готова расправиться с ним, как с Гаманом...

А между тем, иудаин, если можно так его назвать, есть не только спутник и даже возбудитель всякой революции, но для других народов — смертельный яд. Вследствие отравы им разве не колеблются на вековых устоях даже такие колоссы, как Германия и Англия? Разве не ищет от него спасения народ С. Америки? Что же касается России, то разве здесь каждый, в свою очередь, начиная с рабочего и кончая сановником, не испытывает лукавого воздействия, а то и гнёта иудейского?

Ужасное ленское дело не является ли наглядным тому доказательством и сегодня? А между тем, давно ли “избранный народ” поучал нас свободе? Как же не признать истинности афоризма: “l'experience des revolutions nous degoute de tout en nous habituant a tous!...”

XIII. Когда среди леших мхов и бездонных болот, непроглядных лесов и жестоких морозов, без света и знания, отбиваясь от лютых врагов и не видя ниоткуда помощи, доблестные русские люди с одним топором сооружали такую избушку, как Россия, где тогда были евреи?!...

Тем не менее, всего лишь через сто лет, как мы их допустили в Великороссию, те же евреи уже осмелились посягнуть не только на основные заветы жизни русского народа, но и на самую его независимость.

Но что в особенности поучительно, это статистические данные Министерства Юстиции о процентном соотношении “угнетённого племени” на почве бунта и террора с остальными национальностями в России, равно как о параллели в этой сфере между иудеями внутри “черты оседлости” и за её пределами.

Не свыше, чем лишь двойной преступностью в революционном отношении отличаются евреи только одного Варшавского округа. Более, нежели четырежды преступны они в Виленском, Одесском и Киевском округах. Зато по эту сторону оседлости их преступность сразу увеличивается. В Петербургском округе они почти в 111/2 раз преступнее нормы, в Харьковском — в 13 раз, в Саратовском — в 15 раз, в Московском — в 19 раз, в Иркутском — в 26 раз, в Казанском — в 47 раз!

Над этим стоит призадуматься!

И особенно следует поразмыслить тем русским идиотам, которые верят жидовской басне, будто еврейская революция есть результат стеснения “избранного народа” в черте иудейской оседлости. Если бы это была правда, если бы отмена черты оседлости погашала у евреев революционный дух, то статистика сложилась бы совершенно обратно. Казалось бы, чего бунтовать евреям, которые уже пропущены в центральную Россию и пользуются там почти полным равноправием? В отношении их лично черта оседлости ведь снята. Но именно они-то и являются самыми ярыми революционерами, они-то и выделяют 10-15-20-30— и 47-кратное против нормального для них количество бунтарей.

Как это ни неожиданно для русских ротозеев, наименее враждебными к России оказываются евреи за чертой оседлости, а наиболее воспалёнными ненавистниками — как раз те, которых мы имели роковую ошибку пропустить к себе.

Это психологически понятно. Пока еврей оперирует в Царстве Польском и в Западной России, он чувствует себя более или менее на родине, на месте 500-летнего пастбища своего племени. Тут даже этому вечному номаду свойственен некоторый консерватизм; притом полное экономическое порабощение славянских масс не располагает ниспровергать достигнутый порядок отношений, для евреев столь выгодный. Не то в коренной России, куда евреи проникли пока ещё в небольшом проценте общего населения. Здесь с ними происходит то же самое, что с кочевником, увидавшим новое пастбище. Скот обыкновенно с жадностью бросается на новый корм и готов сожрать его сразу. Для евреев по ту сторону черты Россия представляет Ханаан, куда они ещё не вступили, для евреев же по эту сторону Россия-Ханаан, уже достигнутый, который они, как в эпоху Иисуса Навина, готовы залить кровью коренных жителей, лишь бы овладеть им.

L'appetit vient en mangeant! Чем ближе добыча, тем острее страсть к захвату, вот почему все эти казанские, иркутские, саратовские, московские жиды в эпоху революции казались осатаневшими в попытках разрушить Россию. Единственно, что спасло нас тогда — это крайняя обширность России и сравнительная всё-таки ничтожность заразного начала.

Суммируя сказанное, необходимо признать, что, если на сцене истории бывали народы, которые свою религию делали предметом политики, то евреи неуклонно рассматривали политику, как орудие своей религии. Развивая же свою тиранию, а центр своей тяжести установив теперь в России, “угнетённое племя” достигло того, что вопрос об уравнении в Финляндии русских с коренным населением долго игнорировался Государственной Думой и, наоборот, ею же отдавалось преимущество законопроекту о равноправии евреев с русским народом на всём пространстве страны, приобретённой его, а отнюдь не их кровью.

On ne se dispute pas sur ce qui est evidant, — mais pour Pincom-prehensible on se bat et pour l'absurde on se tue!...

Действительно, нельзя не придти в отчаяние за разум человеческий при виде тех гекатомб окровавленного человеческого мяса, которые ради уничтожения “черты оседлости” были воздвигаемы по наущению сынов Иуды, нагло обманутыми, до безумия в бешенстве доведёнными, “сознательными” пролетариями на огромных пространствах русской земли... И горе тому, кто осмеливался идти со средствами врачевания!

Никогда, быть может, с большей яркостью не раскрывалась глубина правды в трагическом, но увы, согласном с жизнью пессимизме мыслей Лагарпа, воспитателя Александра I Благословенного, как именно в период “русской” революции, когда тёмный русский крестьянин шёл добывать себе счастья под змеиными наговорами еврея-иллюминатора!...

“C'est un danger d'aimer les hommes,
Un malheur de les gouverner;
Les sentir — un effort
Que bientot on oublie,
Les eclairer — une folie

Qu'ils n'ont jamais su pardonner!...”
[ 5 ].

Довести эти явления до их кульминации, разложить жизненные элементы общества, умножить его центробежные силы, обезоружить власть до невозможности управления ни обыденными, ни чрезвычайными средствами, таковы политико-социальные задачи еврейства.

13 мая 1907 г. на заседании Государственной Думы Мойше Винавер сказал: “В данный момент речь идёт о равенстве гражданских прав. От чего же в этом вопросе наши министры проявляют трусость? Мы имеем право пригвоздить их за это к позорному столбу!... Доколе в стране есть неравенство (евреев, разумеется), — не будет в стране мира!”.

7 июня, в той же Думе, иудейский же депутат, наглый шаббесгой Щепкин, равным образом осмелился и на такие слова:

“Министр Столыпин вступает открыто на путь борьбы со свободой, со всем освободительным движением, и мы устами полумиллионного населения Одессы шлём пожелание Столыпину в этой борьбе всяческих неудач, поражения и гибели, шлём ему народное проклятие!!”.

Наступает 12 августа... “Что это, — сон?!” — несколько очнувшись, спрашивает девочка, дочь П. А. Столыпина, которую с раздробленными ногами выносят из только что разрушенной взрывом дачи её отца, министра. “Нет, барышня, это не сон!” — отвечает ей один из солдат, оклеветанных жидом Якубзоном в той же Государственной Думе. Вместе с дочерью был изувечен и 3-х летний сын П. А. Столыпина. Сверх того, здесь же изранено или истерзано более тридцати человек, из которых шесть вскоре умерли; судьба остальных представлялась неизвестной и, во всяком случае, печальной;... наконец, 24 человека убиты на месте, а клочья их тел были разбросаны на значительном расстоянии, частью даже повисли на деревьях. Сила адского взрыва была столь ужасна, что отразилась и на другом берегу реки. Солидное здание дачи на аптекарском острове в Петербурге разрушено так, как это могла сделать только вновь усовершенствованная радиоактивная бомба... Сам министр остался невредим и, стало быть, цель злодеяния не достигнута. Но как ещё весь этот ужас отзовётся на душе отца семьи и невольного виновника стольких жертв, об этом судить тогда представлялось трудным...

Бомба, которой несколько раньше был растерзан Плеве, оказалась привезённой из Белостока, а портфель, взорвавший несколько десятков человек на роковом приёме у Столыпина, был, по-видимому, доставлен из Москвы. Первопрестольная столица России являлась как бы главным притоном еврейской революции. Один из бешеных зверей, принесших бомбу 12 августа и, в свою очередь, убитый, оказался, по медицинскому освидетельствованию, также иудеем...

Располагая большими деньгами, эти звери занимали лучшие помещения, катались в роскошных ландо и бывали в опере даже накануне злодейства. Рассказывают, будто за несколько времени до взрыва “портфеля” мимо дачи Столыпина проехал красный автомобиль, который видели и перед убийством Плеве...

Судьбе было угодно чтобы, в числе других скончались мученической смертью и старик швейцар, прослуживший 40 с лишком лет при 16-ти министрах, и такой патриот, как князь Н.В. Шаховской, а “председатель центрального комитета партии народной свободы” остался жив...

Скорбь и страх охватили бесконечные массы людей и у нас, и за границей. Единодушный клик сострадания, ужаса и протеста послышался отовсюду, за исключением “освободительной” прессы, всеконечно.

П.А. Столыпин остался жив и не дрогнул, исполняя ещё многое на службе отечеству. Но он не берёгся. Напротив, обуздывая Финляндию и сокрушая ярость иудейского террора в России, он не допустил заглохнуть делу о ритуальном убийстве Андрюши Ющинского и поднял вопрос не о национализации кредита, как заведомо лживо бесновалась иудейская печать, а лишь о выделении большей доли средств Государственного Банка на учёт русских торгово-промышленных векселей. Этого мало. Он вдохнул веру в рассвет лучших для нас дней и грозно стал на страже русского знамени. Наконец, будучи ещё молодым сравнительно человеком, он, видимо, только расправлял ещё орлиные крылья.

Такой для себя опасности враги России допустить не могли. С точки зрения всемирного кагала, П. А. Столыпин не должен был оставаться в живых.

Сыны Иуды умеют подстерегать, да и с корыстью либо с честолюбием знаются...

Прошло четыре года со дня взрыва на Аптекарском острове. Время, этот всеисцеляющий врач, позволило, казалось, утихнуть и тем страданиям, которые вынес П.А. Столыпин, переживая событие 12 августа 1907 года... Вдруг пожелания гибели, прошипевшие через одесского шаббесгоя Щепкина 7 июня 1907 года, отозвались предательским выстрелом Мордки Богрова... 1 сентября 1911 года.

А в Государственной Думе целое сообщество хочет уничтожением “черты оседлости” открыть все заслоны и затопить Россию всепожирающими паразитами, т. е. во много раз увеличить их губительную силу. Sunt pueri, pueri, — puerilia tractant!...

Что же это, в конце концов, означает? Это показывает страстное желание жидов и шаббесгоев добиться своей цели проделать в России уже не скоропостижный и не удачный бунт, как в 1905 году, а огромный и кровавый погром в стиле великой французской революции, с сотнями тысяч замученных жертв и с полным ниспровержением нашего исторического строя.

“Le seul auquel la Revolution a profite est le juif; tout vient du juif, tour revient au juif!...”, свидетельствует такой мыслитель, как Дрюмон.

Устроенная жидомасонами “философская” революция дала евреям во Франции неслыханное торжество. Там не только сложилась династия Ротшильдов, но менее, нежели в течение одного века, сто тысяч евреев сделались хозяевами великой католической державы.

То же хотят проделать и с великим православным царством.

Начинают с цареубийства, кончают народоубийством!...

XIV. Путём изложенного, ознакомившись до некоторой степени с фактическим материалом, мы для полноты картины должны обратиться к характеристике самих методов иудейской политики.

Кто, не зная евреев, столкнулся бы впервые с политиком из кагальной среды, тот, exusez du peu, был бы сначала очарован. Его удивляли бы яркость и блеск, увлекающая живость, даже вдохновенность приёмов. Свободные от оков сомнения, быстрые, как стрелы, сверкающие как метеоры, идеи показались бы ему брызгами высшего дарования. Впадая в невольное сравнение сложности мыслей и научности сочетаний арийского ума с этой чудной лёгкостью и ослепительной смелостью, он, быть может, отдал бы преимущество уму еврейскому и даже стал бы рассматривать этот последний, как избранника, призванного взять на себя будущее человечества и держать бразды правления в своих руках.

Однако, уже при некоторой проницательности не могла бы не поразить наблюдателя масса странностей. Дикость жестов, болезненный огонь в глазах, резкость порывов и ядовитость интонаций не допустили бы его увлечься первым впечатлением...

Вскоре, слушая далее, он, к своему удивлению, заметил бы, что еврейский мозг живёт концепциями уже готовыми, причём они являются внезапно и непроизвольно, как бы приносимые сокрытым телеграфом. С этой минуты он едва ли мог бы удержаться от подозрения, что во всяком иудейском политике есть несомненный зачаток безумия. Но и засим прошло бы немало времени, пока он вникнул бы в дело вполне и признал бы, что у такого еврея сумасшествие повинуется точным законам, неуклонно преследует одну и ту же цель, а в основании своём имеет жестокую, неутолимую алчность.

Более же глубокое внимание указало бы ещё и на следующую, важнейшую особенность. Соединённые тайными нитями, еврейские политики при данных условиях чувствуют и повторяют буквально то же самое; им не надо ни видится, ни сговариваться; один и тот же незримый ток влияет на них всех разом; повинуясь какому-то мистическому влиянию, они исполняют его без наивной дисгармонии.

Наконец, дальнейшее исследование различий между нормальным пониманием вещей, как его познаёт арийский гений, и еврейскими несообразностями выяснило бы, что идеи кагала в политике не только исключают возможность взвесить их, но едва лишь наблюдатель оградит себя от их пустозвонной стремительности, как они представляются ему в своём естественном состоянии неизлечимого возбуждения, неуравновешенными и несогласованными взаимно. Они переливают из пустого в порожнее, а подвижность языка разоблачает лишь умственную нищету. В заключение, прорываются наружу и другие недочёты. Интеллектуальный организм евреев не выносит глубокой вдумчивости в прошлое и в будущее; ему не дано постигать факты с их отдалёнными причинами и постепенным течением и следовать за их предстоящим развитием; у еврея нет той способности глядеть вперёд и назад, которая так метко выражалась в двойном лице бога Януса, символизировавшего у мудрых римлян политический гений; его горизонт сводится к узкой действительности; схватившись за неё, он в ослеплённой болтовне строит на этом все свои воздушные замки...

Таков же и его язык. Здравый смысл принимает здесь участие далеко не всегда, зато безумие сквозит неизменно, в большей или меньшей степени. Чрезмерность восхвалений либо азарт злословия, беззастенчивость противоречий и словеса лукавства, злорадство предсказаний, лживость доводов и осязательность нелепостей за весьма редкими изъятиями, кладут здесь свою печать, а иной раз и совершенно переполняют еврейскую речь о политике. Естественно, что пустословие этого рода нередко влияет на слушателя, как яд миазмов, которого нельзя вдыхать без головной боли и без общего упадка сил. Nihil est Judaeo miserius aut... superbius!

Что же касается обмана, то каким образом иудейский политик стал бы от него воздерживаться? Наоборот, у каждого из них есть в этом случае свой багаж: один был закадычным приятелем Гамбетты, другой вдохновлял политику Бисмарка, третий свысока повествует о таких людях, которых он и в глаза не видал. Как ведь приятно ввести в заблуждение или навязать сказку с хитро подтасованными деталями!.. В этом — двойное удовольствие: и себе самому придаёшь цену, да и над другими позабавишься всласть.

Одержимый глубочайшим предательством, еврейский политик безустанно пожирается алчностью, но не менее того мучается гордыней. Проникнутый собственным превосходством, он свысока глядит на арийский мир, говоря себе, что, если это не нынешняя, то, уже без сомнения, будущая его добыча. Разве не всё должно отступать перед ним? Да и как, владея систематизированными ad hoc способностями, располагая дарованиями, выработанными и нанизанными природой именно с целью победы, он мог бы лишиться такого владычества? Не за ним ли сокровища энергии и лабиринты коварства? Не ему ли предстоит расквитаться за вековые унижения и оправдать пророчество о всемирном господстве, пророчество, пережившее разгром Иерусалима и разрушение храма?

С такими идеями и вожделениями политика евреев не может преследовать иной цели, кроме верховенства иудейского общества над обществом арийцев, а к этой цели она должна стремиться с воинственным рвением и деловитостью ростовщика. От времени до времени, медленно и в тишине умножив и подготовив свои силы, еврейская армия трогается в поход и кидается на мировую сцену. Сокрушая перед собой препятствия, она переносится от успеха к успеху, от триумфа к триумфу...

Не следует поэтому удивляться, что политика сынов Иуды действует на арийское общество разлагающим образом, что она стремится ослепить умы, обессилить историческое самосознание, ниспровергнув веру в прошлое, по всем направлениям распространить легкомыслие и безрассудство.

“Склонность вдохновляться чуждыми национальными интересами и стремлениями, даже когда они могут быть осуществлены не иначе, как за счёт унижения собственного отечества, есть одна из важнейших разновидностей современного политического психоза”. (Бисмарк).

С того момента, когда арийское общество вступает в одну из таких фаз, среди которых народ, охваченный помешательством, обольщаемый видениями и подавляемый отвлечёнными туманностями, убеждает себя, что всё свершившееся на его жизненном пути было только мракобесием и ложью, склоняет главу перед оскорблениями чужеземца и даже сам повторяет их, засыпает в кругу опасностей, ему угрожающих, и вожделений, его гнетущих, тогда для еврейства наступает полный простор, а уж сыны Иуды не промахнутся. В своих разрушительных атаках они сумеют обнять как самые глубокие и отдалённые устои арийского общества, так и всё, что у него есть великого в настоящее время. Религия, воинские доблести, память о знаменитых деяниях и о славной борьбе, спасшей национальную независимость, Греция и Франция, поэмы Гомера как и христианские храмы — всё будет предано поруганию. Софизм, ирония и карикатура, в стихах прозе и музыке разъедят всё своими прокажёнными струпьями.

XV. Весьма нелегко произвести анализ причин, которые делают столь гибельным прикосновение иудаизма к арийцам. Тягость опасности возникает уже из той нелепой иллюзии, которой мы страдаем по отношению к намерениям еврейства и которая обусловливается химерической идеей, будто мы в состоянии поглотить его и передать ему драгоценнейшие из наших чувств и понятий.

Однако, подобная иллюзия распространена несравненно более, чем это казалось бы возможным. Как мало людей видят еврейское общество таким, каково оно есть, с его незыблемыми принципами, с изумительной его цепкостью и связностью и с тем вечным антагонизмом, который в тайниках своего сердца питает оно к арийскому миру. Разбросанное и рассеянное во многих странах, это общество приобретает только больше единения и упорства, дабы надёжнее отделять себя от всего окружающего, причём с тем большей энергией продолжает оно жить в самом себе и единственно для себя.

Если же порой еврейство как бы желает смешаться с арийцами и допускает увлечь себя в их кругозор, то это, без сомнения, одно притворство, маска, приуроченная лишь к его же собственным интересам. Чудесно разыгрывая эту роль, еврейство иной раз влияет на арийское общество пагубным образом даже помимо своего желания: добро ведь приносят тому, кого любят и кому отдаются; ничего, кроме зла, не делают для того, кого ненавидят и презирают.

Простой и вразумительный пример может показать с очевидностью весь вред такого влияния. Стремясь захватить огромный барыш сразу, одним ударом, еврейский мозг направляет сюда все свои силы; но при этом у еврея страсть наживы имеет к своим услугам лукавство; она не ошибается и ничего не предоставляет случаю; проницательная, недоверчивая, всегда себе на уме, всегда готовая воспользоваться обстоятельствами, она идёт к своей цели верными и лёгкими шагами.

Где заведуют евреи, там вся жизнь превращается в биржу, там духовная трава не растёт.

Перед арийским иудейское общество имеет то преимущество, что представляет организацию, неизмеримо простейшую. Обладая такой совершенной устойчивостью, которая может идти в уровень разве с сохранением того или другого вида в царстве животных, еврейство не требует, как это необходимо для общества арийцев, постоянного вмешательства веяний иного, высшего порядка. Арийским обществом управляют идеи, тогда как у еврейского общества нет ничего, кроме инстинктов, но зато весьма устойчивых и чрезвычайно сильно организованных. Эти инстинкты дают еврейству полный цикл законов его деятельности, совершенно однообразной и неизменяемой на пути веков; они управляют как отдельной особью, так и целым сообществом. Посему образование человека в еврейской среде есть прямой продукт наследственной передачи, а отнюдь не результат специального и тяжёлого труда. Одна природа в обществе евреев делает то, чего в арийском мире нельзя достигнуть иначе, как чудесами искусства.

Безумно, стало быть, заблуждение арийцев, когда за лучший образец для себя они берут еврейство. Этому последнему решительно нечего делать с возвышенными целями и с идеальными добродетелями, оно не понимает их и презирает. Идеи же и доблести составляют первооснову арийского общества. Еврейское общество легко переносит известную дозу испорченности, тогда как та же доза может оказаться достаточной для разложения арийского общества. Не представляя никакого неудобства для евреев, некоторые виды свободы даже не служат для них предметом пользования (например, всё то, что допускает отраву алкоголем массы населения) и, однако, являются роковыми для арийцев. Наконец, в еврейской среде человек развивается из самого себя в нечто такое цельное и хорошо централизованное, чем без малейшего уклонения правит эгоизм, жгучий в вожделениях и холодный в расчетах. С самого детства еврей умеет сосредоточивать свои действия на своём личном интересе, который, будучи для него святыней, представляет в его глазах и абсолютное, и божественное.

Таким образом, еврей — существо упрощённое и вместе с тем наделённое особой, quasi-элементарной структурой, не имеет нужды в научном образовании. Совсем иначе обстоит дело прогресса у арийцев. Для них образование есть именно та проблема, которая подлежит разрешению прежде всего; здесь требуется, чтобы каждый человек в себе самом носил могучие устои арийской цивилизации, чтобы его разум и дух навсегда восприяли печать размышлений необъятного величия и несовратимой чистоты. Задача отнюдь не в том, чтобы повернуть его назад, внедряя в него поклонение деньгам и приёмы обмана. Должно и необходимо во всём его существе раскрывать стремление к благородному и самоотверженному, небесному идеалу.

XVI. В политике жалкое подражание еврейству, быть может, ещё более чревато гибельными последствиями. Еврейское общество, строго говоря, не имеет политики. Располагая инстинктами, которых ему не надо обдумывать или приводить в теорию, уверенное, что ему никогда не предстоит уклоняться от них, оно совершенно неспособно усвоить политические концепции арийцев. Общество кочевников, запечатленное паразитизмом и эксплуатацией ближнего, как могло бы оно понять арийскую нацию и жить её историей? Вот почему иудейская политика обусловливается заимствованиями, искусственным возбуждением, припадками, меняющимися изо дня в день; она суетна и криклива, легкомысленна и лицемерна; она “потеет” нервозом, пустозвонством, сплетнями и оскорблениями.

Подвергаясь влиянию такой политики, арийское общество заражается тлетворными началами. Уже вскоре его разум омрачается, оно не узнаёт самого себя, теряет представление о законах собственного бытия; его движения становятся беспорядочными, самые коренные идеи власти и управления извращаются; слепые увлечения и внезапные порывы занимают место спокойной предусмотрительности; политическая арена становится шумным и судорожным балаганом, где неведомые маски сталкиваются при щёлканий звонких слов и хлёстких фраз... Государственные люди исчезают, и это в порядке вещей. Возможно ли какое-либо соотношение между гением арийского государственного человека и необузданного еврейского журналиста? Где заправляет этот последний, там первый не может существовать.

Не имея обыкновения останавливаться на половине дороги, природа устранила из еврейского понимания всё, что могло бы замедлить его своеобразное развитие. Двигаясь быстрыми толчками и внезапными импульсами, всегда имея предметом лишь непосредственные факты и познавая их так, как бы у них не было ни вчерашнего, ни завтрашнего, даже питая отвращение ко всякому серьёзному и глубокому разумению вещей, еврейский ум оказывается в прямом противоречии с дарованиями политическими.

В политике уже нет речи о том, чтобы одурачить покупателя или распространить панику. Увёртки и скачки торгашеского лукавства, которое ничего не видит, кроме сегодняшнего успеха и пренебрегает законами нравственности, непременно довели бы правительство до погибели. И, наоборот, в делах торговых, а особенно в тех, где преуспевает еврей, эти же качества суть его вернейшие, испытанные, незаменимые средства.

Стало быть, интеллектуальные силы политики и специальные способности, посредством которых “наживаются” огромные богатства сынами Израиля, стоят на противоположных концах диаметра; между ними такая же разница, как между величественным зданием, предназначенным служить века, и назойливо сверкающим мишурой цирком акробатов.

Да и, вообще говоря, довольно простого здравого смысла, чтобы из самых речей еврея убедиться, что политика совсем не его дело. Пропитанное торгашеством, иудейское красноречие отличается всеми сродными ему запахами. В минуты самого пылкого увлечения еврей всё-таки способен дать лишь газетную статью; его восторги пышут жаром распродажи, выгодно раздутой во всю, а от его энтузиазма несёт наёмными аплодисментами театральных клакеров; взрывы его гнева, равно как и его нередко грубые или же забавно напыщенные обиды клокочут бешенством рыночного соперничества; его бесстыдное чванство и умоисступление в спорах отдают ярмарочной площадью или же задворками биржи.

Забавная вещь! Вопреки своим узкоторгашеским инстинктам, еврей охотно допускает в себе необыкновенные таланты для политической карьеры. Кто ищет его милостей, тот хорошо сделает, внимая его высоко парящим рассуждениям о мировых событиях дня, и, наоборот, чтобы ему не понравиться, достаточно уклониться от политической беседы с ним...

Не только дух толкучки кладёт свою печать на всю еврейскую политику, но гешефты всякого рода неизменно присутствуют и размножаются за её кулисами или, лучше сказать, этот биржевой дух никогда не бывает более длительным, чем в тот момент, когда, расширяя поле своих операций, политика позволяет ему проникнуть в самое сердце государственной жизни. Тогда владыка тайн правительственных и уже ни мало не опасаясь боязливой юстиции, он может спекулировать с полной свободой. Обетованная земля в его руках, остаётся собирать жатву.

XVII. Вопреки, однако, всему изложенному, бывают в истории странные, болезненные периоды, когда по закону контрастов арийцы даже в Европе, а в настоящий момент именно в России, подвергаясь затемнению разума, как бы начинают верить в возможность перерождения еврейства... Следующая стадия этой мании отражается в приписывании иудаизму даже таких достоинств, которые противоречат самой природе. Наконец, в своей кульминации это патологическое явление идёт уже в сопровождении симптомов изумления перед дарованиями сынов Иуды и завершается чуть не обожествлением их гениальности...

Нетрудно представить, какие arrogantia Judaeorum извлекает отсюда барыши и как она понимает свободу. Возьмём, к примеру, хотя бы один, но зато свежий и даже опереточный факт.

Происходящие теперь выборы в Парижский городской совет обнаружили, что в самом центре Парижа, в квартале Сен-Жерве, образовалось настоящее жидовское гетто. Около сорока тысяч сынов Иуды, приобретших французское гражданство, живут там совершенно обособленной жизнью, не зная ни законов, ни языка приютившей их страны, и, тем не менее, пользуясь теми же избирательными правами, как и сами коренные французы. Вышло это обстоятельство на свет случайно. Один из кандидатов в муниципальные советники, жид и социалист Майер, расклеил по кварталу свои афиши, отпечатанные на жидовском языке, так как иначе никто из избирателей этого квартала не мог бы их прочесть. Все французские газеты страшно возмущаются таким небывалым ещё цинизмом, чтобы так открыто примазывались чужеземцы к управлению страной.

Но если жидовский язык признаётся чуть ли не равноправным с государственным, то нечего удивляться тем преследованиям, каким подвергаются христиане. Действительно, не раз приводимы были примеры слепой и бешеной ненависти жидо-масонского правительства ко всему, что носит хотя бы тень монашеского или духовного облика. А на днях парижский суд дал ещё новый характерный образчик.

По закону была распущена община монахинь-сестёр милосердия. Четверо из них поселились вместе, и когда две сестры заболели, другие две ухаживали за ними. Этого было достаточно, чтобы их привлекли к ответу “за восстановление распущенной общины” и всех четырёх приговорили к наказанию.

Но, относясь так к монахиням по должности, сами же главные гонители иначе смотрят на их деятельность, когда дело касается их лично, как частных людей. Например, ещё недавно, сообщает “Eclair”, бывшему председателю совета министров Клемансо предстояло произвести сложную и опасную операцию в прямой кишке. Он потребовал, чтобы его отвезли в больницу на улице Бизэ. Когда ему заметили окружающие, что там весь персонал сиделок и фельдшериц — монахини, не шокирует ли его это, Клемансо отвечал: “Наплевать! (Je m'en fiche!). По крайней мере хорошо досмотрят!...”.

Увы, арийское общество, надо признать, умудряется доводить свои психоз до конца. Увлекаясь евреем, оно до некоторой степени становится влюблённым в него. Еврей начинает производить впечатление человека более развитого, более полного и совершенного, нежели другие люди. Его ум очаровывает, а голос опьяняет. Ещё немного и общество будет прислушиваться только к этому голосу. Но под гармонией лести и нежностью ласк оно услышит скрежет ненависти, подметит отталкивающий цинизм. Тогда оно станет анализировать и смех, и улыбки...

Однако, разочарование возникает медленно. Иллюзия ещё надолго остаётся владычицей, так как бывает стыдно признаться в ней, и чем откровеннее еврей пребывает евреем, тем больше арийское общество почитает его и тем раболепнее ему дивится.

Подчас, оно даже испытывает потребность пасть ниц перед ним [ 6 ]. Встречая его в состоянии, так сказать, концентрации, когда он сверкает самоуверенностью и наглостью, кидает своим поклонникам и врагам обиды с такой же ловкостью, как учитель фехтования наносит удары шпагой, обаятельно импровизирует ложь, чарует и увлекает, издевается и мистифицирует, одним словом, воспроизводит знаменитый тип халдея былых времён, оно невольно принимает его за создание сверхъестественное, чуть ли не за полубога [ 7 ].

Раз попав в этот омут, как могло бы арийское общество остановится? Еврей, которому оно отдало своё сердце, владеет и неограниченным его доверием. И еврей хорошо знает, что он может этим и пользоваться, и злоупотреблять. Таким образом, весьма естественно, что нет сферы, куда бы не проник он со всей яростью “завоевателя”. Правительство, дипломатия, армия, администрация, суд, — всё кажется созданным для него, повсюду лучшие места принадлежат ему же [ 8 ]. Некогда на него смотрели, как на существо международное, а его собственный упорный и ревнивый жидовский патриотизм исключал, по-видимому, всякого рода иной. Теперь он признаётся патриотом в квадрате, и никто уже не думает спрашивать у него, где он родился? Ни его бьющая в глаза наружность, ни сам акцент его речей отнюдь не стесняют его карьеры. Арийское общество считает, что им правят тем лучше, чем во главе его стоит больше израильтян, владеющих тайнами его же политики, говорящих иностранцам от его имени и переделывающих все его понятия на свой образец...

Человеческое общество имеет своим критериумом то, чему поклоняется. Всякое величие, над ним властвующее, намечает ему путь, служит для него образцом и предметом подражания. Если это величие основано на высоких доблестях и на идеальных чувствах, всё общество одухотворяется. Если же, напротив, это величие построено на лукавстве и подлоге, то при созерцании такого порядка вещей, и само общество в своих устоях не может не испытывать глубоких потрясений. Подвиги воина, труды учёного, благородное самоотречение государственного человека отбрасывают лучи света и на ту сферу, которая ими дорожит. Чем больше она понимает их, чем искреннее окружает почётом, тем блистательнее сама возвеличивается. В такой же мере она облагораживает себя и тогда, когда воздаёт должное скромным добродетелям, прямодушию, благотворительности, беззаветному милосердию, иначе говоря, когда с одного конца нравственной цепи до другого всё представляется цельной гармонией, так как общество, воистину себя уважающее, не менее чтит неподкупность судьи и бескорыстное усердие врача, чем изумляется мужеству своих героев.

Есть прямое соотношение между исчезновением государственных людей и расширением верховенства иудейских банкиров.

А между тем, не упало ли современное общество до такой низости, что допустило биржу сделаться верховным и непогрешимым судьёй мер правительственных?!...

XVIII. Всё изложенное ещё с большей яркостью иллюминируется дальнейшим.

Приближаясь к человеку, которого он хочет соблазнить, еврей поступает так же деликатно, как опытный Дон-Жуан подходит к женщине. Уже первые его слова обволакивают жертву упоительной для дыхания атмосферой преданности и почтительного удивления. Вскоре, устанавливается симпатия, рождается доверие. Но кто открывает своё сердце, тот выдаёт тайны свои. Да и, кроме того, еврей знает своего собеседника наперёд даже и в том именно, что тот всего более желал утаить; еврей вполне осведомлён и о расточительной любовнице, и о гнетущих долгах; вот почему все его выстрелы попадают в цель. Неожиданная или вызванная случайность, какая-нибудь вскользь брошенная жалоба на житейские затруднения, и обольститель кидается на них с быстротой хищной птицы.

“Как, — восклицает он, — вы, человек с такими дарованиями и заслугами, принуждены бороться против столь вздорных неприятностей! Вы рискуете не быть избранным вновь из-за невозможности поддержать газету? А между тем, много ли на свете таких людей, как вы?... Да ведь если бы вас успокоили в этом отношении, разве не могли бы вы посвятить всю вашу энергию святому делу национального возрождения?!...”

Совершенно незаметно предложения взятки сделаны и даже определились, но с какими предосторожностями, с какой волчьей осмотрительностью! Чаще же всего этому предшествует дружеское предложение взаймы. Подобно хитрому ловеласу, еврей как бы дышит такими очарованиями, которые способны усыпить нравственное чувство. У него есть красноречие, оплетающее человека со всех сторон, есть доводы, сбивающие с толку, есть и рассуждения специальные и особо приноровленные к каждому. С “полной очевидностью” доказывает он, что государственные люди не могут покрывать своих расходов, если сама их деятельность не приносит им необходимых средств; что все они, так или иначе, вынуждены добывать их; что поступать другим образом — значит решительно не понимать событий, подвергая себя на каждых выборах опасности по недостатку денег быть вытесненным первым попавшимся и, сверх того, быть выкинутым в частную жизнь с нищетой и унижениями в перспективе; что проповедь абсолютных принципов следует предоставить трусам и идеалистам; что, впрочем, эти проповедники сами же первые нарушают их; что, наконец, в делах известного рода, как, например, в том, какое проектируется ныне, заработок возникает законным путём, без всякой сделки с совестью, и что если, разумеется, гораздо лучше не барабанить об этом без надобности, то что, вместе с тем, вовсе не значит изменять государству, когда немного подумаешь и о себе самом.

Примеры так и текут с его лихорадочных уст. И вот постепенно весь парламент проходит через них, истина и клевета могут попеременно требовать своей доли среди тысячи фактов, о которых он повествует. Но у него ложь так хорошо преобразуется в правду, он с такой непринуждённостью жонглирует самыми мельчайшими деталями, что разобраться в них нет никакой возможности.

Между тем, в сознании человека, осаждаемого с такой силой, нравственные компромиссы начинают приживаться, как повсеместный и, пожалуй, как неизбежный обычай. Однако, соблазняемый всё ещё колеблется. Действительно, нужда в деньгах пожирает его, кредиторы не дают покоя, срочных векселей уже не позволяют переписывать вновь, продажа с молотка грозит неотступно, человек доведён до крайности... А вдруг узнают?!...

Охваченный подобными сетями, но и зная еврейскую скрытность, государственный деятель становится, в заключение спектакля, покорным слугой евреев. Безграничность господства кагальных банкиров над таким человеком, которого они сами же выдвинули на политическое поприще — факт, не требующий доказательств. Вообще говоря, когда сыны Израиля помогают гою “выбраться из давки”, они делают это таким способом, что он остаётся к ним прикованным навеки.

Договор с еврейством напоминает сделку о продаже души дьяволу — его нельзя нарушить.

Но раз попав в руки кагала, политический человек испивает горькую чашу раскаяния. Для него не может быть уже речи ни о собственной воле, ни о личном достоинстве. Среди жестоких разочарований, всяких унижений и крушения надежд, он с опасностью уголовщины должен быть всегда готов по требованию израильтян, явиться учредителем плутовского общества, прикрывать своим именем или проводить и поддерживать своим влиянием гешефты своих “хозяев”, причём ему уже не дают “авансов” иначе, как под жидовские векселя... В апофеозе какое-то таинственное пренебрежение окружает его со всех сторон и показывает воочию, что у евреев ничего нельзя брать безнаказанно. Небеса вознаграждают сторицей за всё, что им приносится, преисподняя же требует стократной уплаты того, что ей дано взаймы.

XIX. Проникнув в какую-нибудь политическую партию целым кагалом, евреи устраиваются здесь, чтобы обеспечить своё влияние. Для них в эту минуту нет ничего более настоятельного, как усвоить себе партийные страсти, исповедывать чужие идеи. Воздвигнув их в абсолютные истины, они покрывают сарказмами всякого, кто заговорит об умеренности, “обоготворяют” партийных вожаков, яростно клевещут на членов партии противной и задают тон с непререкаемой наглостью и со всем холодом лакейского презрения.

Да и как не послушать их? Партия, быть может, чахла и изнемогала, мало верила в саму себя, причём не было недостатка и в мрачных умах, желавших ещё более ограничить её задачи. В её корифеях чудились зловещие недочёты. Здесь она угадывала человека неподходящего, там видела лишь обыденного честолюбца. Самые благоразумные требовали серьёзной подготовительной работы, чтобы очистить её принципы и подготовить людей...

Вмешательство евреев сразу действует, как возбуждающее средство, избавляя партию от всяких сомнений. Она уже не терпит никаких колебаний и скоро приходит к убеждению в том, что страна принадлежит ей. Разве её идеи не энциклопедия политической мудрости? Разве её руководители не всеобъемлющие умы? Во всяком случае иудейская пресса трубит ей об этом досыта. Весьма естественно, что подобная партия привыкает считать тех, кто дал ей эти иллюзии, за свой цвет и за полную свою квинтэссению. Евреям, стало быть, важнейшие места, лучшие пожитки и доспехи неприятельских полководцев. И вот этих евреев мы начинаем встречать повсюду. Они заполняют официальные приёмы, балы и обеды, списки служебных производств, внепарламентские комиссии. Партия живёт, по-видимому, единственно через них и завоёвывает всё только для них же. Можно сказать, что они её ум и сердце, что своими победами она обязана исключительно их усилиям, что они вытащили её из ничтожества и продолжают нести только на своих плечах.

И мнение этого рода не лишено, до известной степени, оснований. Свойственный евреям дух пронырливости и шарлатанства играл, конечно, не последнюю роль в этом чрезмерно быстром успехе партии. Они вели деятельную пропаганду и своими гимнами изумления выдвинули вперёд человека, будущность которого своим хищным, коммерческим нюхом угадали заранее. Кроме того, они ведь одни занимали сцену без перерыва и тысячами способов сумели сделать себя незаметными. Большие и маленькие услуги, основание дружественных газет, организация избирательных комитетов, денежные и иные авансы. В итоге, — партия обязана им бесконечно! А между тем, они шагу не ступили и гроша не дали иначе, как всё хорошо обдумав и взвесив, ибо подобно ростовщику — своему отцу, еврейский политик действует только по логике таблицы процентов.

Отсюда путём интриги, той еврейской интриги, которая подвижна, как волна, и прожорлива, как пламя, огромные барыши победы неминуемо притекают в их руки. Само собой разумеется, что, по их словам, всей этой благодатью они обязаны единственно своим же исключительным дарованиям. Не представляется ли еврей квадратом и даже кубом всякого иноплеменника, не он ли лучшее создание природы и воспитания?

Точно также, когда, вступив в период упадка, партия постепенно движется к своему разложению, на долю сынов Израиля выпадает немало хлопот. Речь идёт уже не о нападении, а о “самозащите”. Действительно, отдавать назад — вещь отвратительная для еврея, и тот, кто его принуждает к этому, последнее из чудовищ!

Вот почему он грызётся с осатанелым упорством. Тогда разражаются целые потоки брани, ураганы оскорблений, язвы клеветы, открытые подстрекательства на самые крайние мероприятия власти и на уголовные злодеяния вольнопрактикующих шаббесгоев...

В конце концов, будут гоями же посрамлены гои, а члены “избранного народа” выйдут сухими из воды, убежав... в Америку, либо скроются, пропав без вести. Ведь нигде и никакая “охота” не бывает удачной всякий раз. Соплеменники “пострадавших” это хорошо знаки и в упрёк, очевидно, не поставят, а до мнения самой “дичи” кагальным охотникам нет и не может быть никакого дела...

Впрочем, и при “несчастии” талмид-хохимам не всегда приходится плакаться на убытки, в особенности, когда режиссёрская часть оборудована предусмотрительно.

Мудрую заметку поместила “Земщина” (27 апреля 1912года,№ 973):

“Трудовая фракция за работой. Накануне “естественной” смерти Думы даже трудовики спешат доказать, что, несмотря на своё обычное положение “безответственной оппозиции”, и они подчас бывают способны к шаббесгойскому “творчеству”. Так, они составили законодательное предположение о вознаграждении за счёт казны рабочих и служащих на Ленских приисках (а равно и семей их), пострадавших от расстрела 4 апреля с.г. К трудовикам присоединились некоторые из эс-дэков и ка-дэков, так что всех подписей набралось 53. Обязанность государства вознаградить потерпевших от действий бар. Гинцбурга и каторжного члена II Думы Баташова обосновывается в заявлении трудовиков тем, что представителями власти совершен был 4 апреля будто бы “ничем не оправдываемый (?) расстрел беззащитных и мирных (?) рабочих”. Конечно, такое разрешение вопроса не будет стоить ни англо -жидовской “компании”, ни гг. крайним левым ни одного гроша. Но не на много ли было бы практичнее, если бы те же авторы предложения своевременно, т.е. раньше 4 апреля, оказали должное воздействие, как на жидовских капиталистов, так и на “товарищей” Баташовых?...”.

Действительно, добавим мы, почему “Трудовики и К°” раньше молчали? Почему, равным образом, помалкивали даже сибирские депутаты! Неужели и им нужны были залпы 4 апреля, чтобы осведомиться о гешефтах барона Александра и его “стрелочников”?!...

Таковы резолютивные условия ожидовления политических партий.

Можно и должно было бы, конечно, иллюстрировать этот презренный факт другими примерами. Но исследование наше и без того выходит слишком длинным. Посему, и принимая во внимание, с другой стороны, что проблема рассматривается здесь только в общих чертах, мы вынуждены ограничиться сказанным.

С какой горечью должны размышлять о её крушении честные люди политической партии, даже те из них, кто думал сотворить чудеса, принимая поддержку евреев, позволяя им вешаться себе на шею и уступая им лучшие роли?

“Евреи нас погубили!”... вынуждены они сознаться, наконец.

Но когда они распознают корень зла, тогда уже бывает слишком поздно. Партия, возвысившаяся “при благосклонном участии” сынов Иуды, через них же погибает. Рано или поздно, а изнемогает она под гнётом всеобщего осуждения, причём само падение её, как и всякий, впрочем, еврейский крах, сопровождается отвратительным скандалом, сами же обладатели пейсов разбегаются кто куда [ 9 ].

XX. Тем не менее, поднимаясь со ступеньки на ступеньку, еврейство расширяет свои задачи. Начав с поддержки того или иного парламентского депутата, оно вскоре уже решается “избирать” их само. Засим оно, проникнув в политические партии, овладевает положением и, наконец, приступает к “увенчанию здания”. Но прежде, чем ему удастся выдвинуть своего собственного Гамбетту или д'Израэли, иудаизм оказывается вынужденным пройти ещё через одно мытарство. Ведь Гамбетты и Биконсфильды не на полу валяются, а потому раздобыть что-нибудь, им подобное, не каждый год удаётся хотя бы и самому премудрому кагалу. Однако, рецепт у него выработан и даже был впервые применён именно к Лейбе Гамбетте, репутация которого оказалась значительно подмоченной талмудическими поставками на флот, крейсировавший без толку у берегов Германии, как и военными подрядами соплеменников диктатора вообще.

Упомянутый рецепт таков: “netoyer, poser, proner, glorifier, apotheoser!...”.

Везде, а особенно во Франции, партии не способны ни на что без головы, которая ими командует. Евреи знают это. Вот почему они не щадят усилий для овладения человеком, призванным на эту роль или же способным разыграть её в будущем. С целью обойти или “настроить” его, увлечь его сердце, поработить разум, привести его к отождествлению своего самолюбия с их интересами и внушить ему, что именно в них он имеет вернейших друзей, одним словом, чтобы связать его с собой неразрывными узами, их таланты превосходят самих себя и возвышаются до чудес... в решете.

Иудейская стратегия в этом, как, впрочем, и в других направлениях, сводится к трём средствам, двигаемых одновременно.

Во-первых, лесть. Рождённый льстецом, еврей без подготовки располагает всеми тайнами лести и умеет затронуть все её струны. Он равно преуспевает как в излияниях заискивающей преданности, так и в гимнах лицемерного поклонения. Он не только изумляется перед человеком, нет, он влюблён в него. Воспевая его суетность, он вместе с тем знает и слова, идущие прямо к сердцу. Этот упоительный культ в связке с глубочайшим раболепием безошибочно делает своё дело. В трогательном сочетании здесь слышатся и гармония возвеличения, и лепет самоотречения. Всё это ослепляет тем вернее, что сыны Иуды сознают, как опасно противоречить себе. Вот почему ещё тоньше, если это возможно, кадят они человеку вдали от него; за глазами, их восторги только более “искренни” и ещё более пламенны...

Но неужели же так трудно проникнуть в ядовитую микстуру этой лести и за балаганными декорациями “дружбы” подметить гримасы обмана? Прислушиваясь к интонациям голоса, долго ли отличить корысть и ложь? Среди торжественных звуков симпатии разве могла бы не выдать себя в этом еврейском оркестре, маленькая флейта, уже репетирующая сплетни? Да и возможно ли настолько не понимать еврея, чтобы не видеть, что у него льстец — родной брат клеветника, что ласкательства и дерзость только разные стороны его двуличия?...

Увы, во всякую пору их карьеры, но, прежде всего при её восходе, зелёные политические деятели очень податливы на еврейскую льстивость. Представим себе честолюбца, перед которым его будущность уже рисуется в розовом свете, но который ещё не освоился со своим “призванием”. Если в этот период, когда он ещё борется с последними тенями неизвестности и, быть может, против своих же собственных колебаний, еврейская лесть, идя к нему на встречу, скажет ему, что он человек необыкновенный, разве не примет он этого за откровение с небес? Независимо от этого, радость обладания целой труппой энтузиастов-поклонников, освобождая его от сомнений, не даёт ли ему величественной идеи о себе самом и безграничной уверенности в своих силах? С этой минуты он уже смело шествует к цели, импонирует и покоряет. По-видимому, возводя его на пьедестал, сыны Иуды передают ему и свой талисман грандиозного шарлатанства. Естественно, что между ними и им устанавливается связь навсегда; он уже не может обойтись без них, так как, перестав быть богом, он превратился бы в простого смертного. Наоборот, если у этого человека благородное сердце, евреи не замедлят привязать его к себе ещё и самой обольстительной из всех форм лжи: симуляцией искренней и страстной дружбы. Он будет окружён иудейской молодёжью, блистающей усердием и самоотвержением. Быстрые в истолковании его желания, как и в исполнении его приказов, эти юные израильтяне образуют вокруг него нечто, вроде священного легиона. На лире кагальной поэзии они станут воспевать ему хвалу,... пока он не свалится с пьедестала, или же пока они сами его не растопчут...

Во-вторых, реклама. Как уже было сказано выше, дочь обмана и лести, реклама есть одна из первооснов иудейского могущества.

Первая же встреча с евреями уже раскрывает честолюбивому политику весь смысл рекламы. Правда, низкопробность её, как средства борьбы, не остаётся для него тайной. Но ведь так приятно быть предметом восторженных похвал, ежедневно прогрессировать в общественном мнении, слышать своё имя на вех устах, стать знаменитостью первого ранга!... Кроме того, еврейская реклама заменит для него работу многих лет; ему уже не надо будет ни истощать себя в бесплодных усилиях, ни терзать свою душу муками бесцельного ожидания; ему не придётся отчаиваться перед таким будущим, которое тает, как мираж, исчезает, чтобы возродиться, и рождается, чтобы исчезнуть вновь.

Не обладая сверхъестественными силами, как противостоять такому искушению? Да и к чему противиться? Опьяняющие чары славы уже вызвали в нём горделивые сны и великолепные видения, он даже замечает симптомы того, что они готовы перейти в действительность. На пути своей борьбы с конкурентами, он уже чувствует за собой такие преимущества, какими пользуется торгующий контрабандой купец перед другими торговцами, оплатившими свой товар пошлиной. Под влиянием иудейской рекламы, его дивное реномэ раздувается, точно воздушный шар; изумлённый, он смотрит на неё, как на трубный глас истины, как на провидение великих людей. Да и как сама реклама умеет вселить такое убеждение! Не только ни о чём она не позабудет, но, к чему бы она ни прикоснулась, всё преобразуется и украшается под её волшебным жезлом. Красноречие, характер, орлиный взор, гениальность, она одевает “своего человека” всеми божественными атрибутами. И вот он летит вверх с головокружительной быстротой, он уже не видит земли... Увы, спуск вниз и “выпуск газа” произойду! ещё быстрее!...

В-третьих, деньги. Лесть и реклама представляют две неразрывные цепи; услуги деньгами образуют третью цепь, ещё более крепкую, потому что евреи слишком опытны, чтобы не выковать её по всем правилам искусства. Нет средств на издание газеты — еврейские капиталисты дадут авансы; необходимо покрыть расходы по избранию человеку евреев ассигнуют потребную сумму немедленно; наконец, впредь до вступления во власть ему ведь надо жить прилично — и его нужды угаданы и облегчены.

Мудрено ли, что среди таких условий еврейский протеже смотрит на сынов Израиля, как на своих истинных друзей и даже более того, как на родных братьев! Он не только не скрывает этого, а наоборот, тщеславится своей близостью к ним. По взятии же власти приступом он с лёгким сердцем предаёт им всё, от финансов до дипломатии включительно. Управлять евреями, через евреев и для евреев таков первый пункт его программы. Их отчаяние станет для него утешением в минуту потери власти,... и он умрёт на их же заботливых руках...

Следует ли, в виду всего изложенного, обращаться к синтезу действий иудейской политики с кагальными же прессой и бирже!!. Думается, что неизбежность и неразрывность их союза говорят сами за себя.

Посему мы ограничиваемся несколькими заключительными словами.

Как уже было замечено выше, между разными другими причинами, которыми обуславливается переживаемый Европой кризис, есть одна главнейшая, существенная, явная. Она заключается в том, что течение капиталов, предназначенных для питания всего социального организма, отводится по грязным каналам талмуда в пользу нескольких вампиров-израильтян. Живительный сок, необходимый для жизни ветвей, отпрысков и листьев, высасывается прямо из ствола дерева чужеядными паразитами.

В наше время нельзя отделить сферу финансов страны как от внутренних её распорядков, так и от международных её сношений.

Положение задолженного кагалу государства очень просто. Внутри себя оно имеет повелителя, не угодить которому вынуждено остерегаться. Положим, этот повелитель обыкновенно пользуется своей властью, “как доброму хозяину свойственно”; он “действует” лишь, по мере надобности и лишь когда этого требует его “благоразумие”, но он всегда на чеку и зорко следит за совещаниями министров, точно он сам там присутствовал или же был соединён с ними телефоном. Но что в особенности хорошо знает он, так это то, что на таких совещаниях говорят о нём не иначе, как с почтительным страхом. И уже не он, разумеется, станет успокаивать.

Наоборот, не к его ли услугам кагальная и шаббесгойская пресса, способная доводить стада гоев до полного бешенства либо оцепенения? Ведь ещё много воды утечёт, пока этому “Самсону” остригут волосы, т.е. те же гои хотя бы догадаются объявить газетные публикации государственной монополией...

Среди же общего смешения понятий и опереточного развенчивания идеалов страшной жидовской печатью, этим питающейся, наблюдается, между прочим, и такой факт, что в наши дни вся шутка даже не в самой затее, а в колоссальном займе будто бы для её осуществления. Не теряя случая, еврейские финансисты занимают, срывают, хватают вплоть до того момента, когда следственный судья, а за ним и президент уголовного трибунала, трагически схватившись за волосы, наконец воскликнут “Rien ne va plus!”...

Но, к сожалению, такие процессы бывают слишком редки. А если и поставят на сцену, скажем, “Панаму”, то ни у кого из обвиняемых не окажется “состава преступления”...


Бомбоносцы-политики “избранного народа”

По сведениям “Нового времени”, а частью, и “Московских Ведомостей”, дело обстоит так:

I. Соломон Рысс.

Имя Рысса в последнее время не сходит со столбцов современной печати. Газеты чуть ли не ежедневно сообщают новые подробности о его жизни и деятельности.

Соломон Янкелев Рысс, Киевский уроженец, ещё со школьной скамьи стал принимать участие в деятельности революционных организаций. Рысс прошёл все стадии революционного развития. Он был социал-демократом, затем примкнул к социалистам-революционерам, а в начале 1906 года перешёл к отделившейся от партии социалистов-революционеров группе максималистов.

Состоя членом организации максималистов, Рысс, совместно с известным “Медведем” (М.И. Соколов), много работал над теоретическим и философским обоснованием идей максимализма. Ему принадлежит ряд статей и сборнике, изданном организацией максималистов под названием “Наш путь”.

Будучи по натуре порывистым и страстным, Рысс, естественно, не мог ограничиться исключительно деятельностью литературной, ролью теоретика партии. Он выступил в качестве организатора и руководителя целого ряда экспроприации. В июне 1906 г. в Киеве Соломон Рысс был арестован и попал в Киевскую тюрьму.

В виду того, что Рысс был одним из вождей максималистов, последние решили устроить ему побег и с этой целью вошли в сношение со стражей, предлагая ей крупную сумму за содействие побегу. Стража согласилась, но в последний момент жандарм, охранявший камеру, сообщил об этом своему начальнику. Тогда начальник Киевского охранного отделения ротмистр Н. Кулябко, дал знать Рыссу, что ему устроят побег, если он согласится служить, секретным агентом.

Получив это предложение Рысс решил использовать его в интересах революции и дал согласие.

Приобретя в августе месяце свободу, Рысс немедленно сообщил своим товарищам о данном им обещании служить в охранном отделении, заявил, что хотел бы воспользоваться этим для революционных целей. Товарищи Рысса, руководители организаций максималистов, выразили ему доверие и дали согласие на его службу в политической полиции.

Рысс поступил в распоряжение Департамента Полиции и переехал в Петербург. Деятельностью Рысса, как агента-сотрудника политической полиции, руководил состоявший при департаменте подполковник А. Ерёмин. В Департаменте к Рыссу относились с полным доверием, хотя он существенного ничего не давал, а, наоборот, ложными указаниями старался отвлечь внимание чинов Департамента Полиции от подготавливающегося нападения в Фонарном переулке, что ему и удалось. После разбоя в Фонарном переулке он скрылся из Петербурга, но в апреле месяце 1907 года был арестован в Юзовке Екатеринославской губернии во время подготовки экспроприации одного из Банков.

В обвинительном акте по разбиравшемуся в Военно-Окружном суде С.Петербурга делу об организации максималистов приводились, между прочим, следующие сведения о Рыссе: “В ночь на 29 апреля 1907 года в посаде Юзовке, Екатеринославской губернии, в квартире мещанина Константина Поля чинами полиции был задержан Соломон Янкелев Рысс, назвавшийся первоначально Петром Романенко, а также минский мещанин Казимир Гарбуз и петербургский ремесленник Николай Фёдоров. По показанию пристава завода Новороссийского общества Аркадия Экка возникло подозрение, что прибывшие лица задумали ограбление одного из местных Банков. Убедившись затем, что паспорт Рысса на имя Романенко, предъявленный им в полиции для прописки, подложен и узнав, что 23 апреля Рысс, Гарбуз и Фёдоров ходили в лес пристреливать свои револьверы, пристав Экк поручил околоточным надзирателям Костенко и Котенка арестовать их. Последние незаметно проникли в квартиру Поля и задержали здесь Рысса, Гарбуза и Фёдорова в то самое время, когда они о чём-то совещались. Из протокола осмотра отобранных у задержанных бумаг и предметов видно, что у каждого из них оказалось по два заряженных браунинга, а на диване около них лежали три кинжала и финские ножи; в погребе, снятом ими, был обнаружен деревянный ящик ещё с пятью револьверами, 106 патронов, 12 запасных обойм и принадлежности для чистки револьверов. В коридоре квартиры был обнаружен свёрток газетной бумаги, в котором оказалась медная печать с вырезной надписью: “Боевая организация союза с.-р. максималистов” и пять подложных паспортов. В кармане пиджака Рысса, найдено нижеследующее удостоверение: “Боевая организация с.-р. максималистов сим свидетельствует, что предъявитель сего уполномочен действовать от лица Б.О. союза. Петербург 1907г. 11-10”, причём в левом верхнем углу на удостоверении был наложен оттиск описанной выше печати. Рысс назвался сначала мещанином Петром Романенко, но затем, обещая быть откровенным в том случае, если пристав Экк примет взятку в 50.000 рублей, которые уплатит за его освобождение организация, назвал своё имя и сам заявил, что принадлежит к организации с.-р. максималистов. В дальнейшем Рысс рассказал, что участвовал в покушении на жизнь Председателя Совета Министров П. А. Столыпина, изучая расположение его дачи на Аптекарском острове. Он же принимал участие в ограблении в Фонарном переулке. По словам Рысса он участвовал и организовал ограбление поезда на станции Рогова, близь Варшавы, участвовал в ограблении Банка взаимного кредита в Москве и в Киеве в ограблении артельщика, где был арестован, но из-под стражи бежал. Далее он сообщил, что принимал горячее участие в восстании матросов в Кронштадте. В Юзовку он прибыл с целью ограбления почтовой конторы или же денег, которые привозятся в контору завода. Револьверы и печать были им получены из главного комитета максималистов в Петербурге”.

На процессе же максималистов было установлено, что за членами этой злодейской организации всё время производилось наблюдение чинами Петербургской и Московской охранных полиций. Однако, вследствие ложных указаний Рысса, Департамент Полиции, неправильно осведомлённый о деятельности данной организации, оттягивал ликвидацию группы максималистов, результатом чего и явилось дело Фонарного переулка.

Однако, Рыссу предложено было снова сделаться агентом-сотрудником Департамента Полиции, но он категорически отказался от этого. В мае месяце 1907 г. Рысс был отвезён в Киев и заключён в “Косой канонир”. Засим в том же месяце дело Рысса разбиралось в Киевском Военно-Окружном Суде. Обвинение к нему было предъявлено по 279 ст. св. воен. пост. На суде Соломон Рысс держался спокойно. Он говорил свою речь полтора часа, отказавшись от посторонней защиты. Эта речь — грозная филиппика против бывших товарищей, местами переходившая всякие границы. Он назвал себя анархистом. О себе он сказал следующее: “Я доволен тем, что меня судят военным судом... Я достоин петли, потому что по отношению к своим врагам сам не признавал другой тактики, кроме пули и бомбы!...” Военный суд приговорил его к смертной казни без ходатайства о замене. Он был повешен на Лигой горе в Киеве.

В партийных кругах Соломон Рысс был известен под кличками “Мортимэр” и “Иван Николаев”.

II. Как было организовано убийство В. К. Плеве.

В своих воспоминаниях Борис Савенков особенно много места уделяем описанию подготовки к убийству В. К. Плеве. Организатором злодейства являлся Евно Азеф, который сам выработал план преступления и подобрал соучастников.

В середине 1903 года Савинков, незадолго до этого бежавший из ссылки, приехал в Женеву. Здесь именно заявил он члену центрального комитета партии социалистов-революционеров еврею Михаилу Гоцу о своём желании принять участие в терроре. В Женеве Савинков впервые встречается с евреем Азефом. “Однажды днём, когда у меня никого не было”, — рассказывает Савинков, — ко мне в комнату вошёл человек 33-х лет, очень полный, с широким, равнодушным, точно налитым камнем, лицом и большими карими глазами. Эта был Евгений Филиппович Азеф. Он протянул мне руку, сел и сказал, лениво роняя слова: “Мне сказали, вы хотите работать в терроре. Почему именно ч терроре?...” Я повторил ему то, что сказал раньше Гоцу. Я сказал также, что считаю убийство Плеве важнейшей задачей момента. Мой собеседник слушал всё также лениво и не отвечал. Наконец он спросил: “У Вас есть товарищи?" Я назвал Каляева и ещё двоих. Я сообщил их подробные биографии и дал характеристику каждого. Азеф выслушал молча и стал прощаться. Он приходил ко мне несколько раз, говорил мало и внимательно слушал. Однажды он сказал: “Пора ехать в Россию. Уезжайте с товарищем куда нибудь из Женевы, поживите где-нибудь в маленьком городе и проверьте, не следят ли за вами?...”

Савинков со своим товарищем уехал в Баден, во Фрейбург. Здесь их вскоре посетил Азеф и сообщил план покушения, не упоминая, однако, ни слова о личном составе организации. План состоял в следующем. Было известно, что Плеве живёт в здании Департамента Полиции (Фонтанка, 16) и еженедельно ездит с докладом к Царю в Зимний дворец, в Царское село или Петергоф, смотря по времени года и местопребыванию Царя. Так как убить Плеве у него же на дому было, очевидно, много труднее, чем на улице, то решено было учредить за ним постоянное наблюдение. Наблюдение это имело целью выяснить в точности день и час, маршрут и внешний вид выездов Плеве. По установлении этих данных предполагалось взорвать его карету на улице бомбой. При строгой охране министра для наблюдения необходимы были люди, по роду своих занятий целый день находящиеся на улице, например, газетчики, извозчики, торговцы в разность и т. п. Было решено поэтому, что один товарищ купит пролётку и лошадь и устроится в Петербурге легковым извозчиком, а другой возьмёт патент на продажу в разность табачных изделий, и продавая на улице папиросы, будет следить за Плеве. Савинков должен был комбинировать собираемые ими сведения и, по возможности, наблюдая сам, руководить наблюдением. План этот, как сказано, принадлежал самому Азефу.

В начале ноября 1903 года Савинков приехал в Петербург и остановился в “Северной Гостинице”. В Петербурге Савинков встретился с другими участниками покушения и вскоре ими было организовано постоянное наблюдение за выездами В.К. Плеве. В первое время наблюдение велось только двумя лицами: один был извозчиком, другой занимался уличной продажей табака и папирос с лотка. С января месяца 1904 года, за выездами Плеве постоянно наблюдали уже пять человек: Егор Сазонов, Егор Дулебов, убивший в 1903 году уфимского губернатора Богдановича, и некий X., — все в качестве извозчиков, а Иван Каляев и У., как уличные торговцы в разнос. Им помогали Савинков и еврейка Дора Бриллиант. Остальные члены боевой организации: Алексей Покотилов и Макс Швейцер [ 10 ] хранили динамит и гремучую ртуть и должны были в нужный момент приготовить бомбы. Конспирации ради все члены организации жили на разных квартирах и сходились только по воскресным и праздничным дням. Покотилов и Швейцер с запасами взрывчатых веществ ожидали вызова, проживая один в Риге, другой в Москве.

Руководителем всего дела был Азеф (партийная кличка “Валентин Кузьмич”), который изредка наезжал в Петербург. Без ведома Азефа организация не имела права ничего предпринимать. Из осторожности Азеф долго оттягивал момент покушения и, между ним и Савинковым на этой почве часто возникали пререкания.

В феврале и в начале марта наблюдением террористам удалось в точности установить, что В.К. Плеве еженедельно к 12 часам дня ездит к Царю в Зимний дворец. По настоянию Савинкова и других членов организации Азеф нехотя вынужден был дать согласие на устройство покушения в марте месяце.

План этого покушения состоял в следующем. Около 12 часов дня, по четвергам Плеве выезжал из своего дома и ехал по набережной Фонтанки к Неве, а затем по набережной Невы к Зимнему дворцу. Возвращался он или той же дорогой, или по Пантелеймоновской, мимо вторых ворот Департамента Полиции, к главному подъезду, что на Фонтанке. Предполагалось ждать его по пути. Покотилов с двумя бомбами, должен был сделать первое нападение. Он должен был встретить Плеве на набережной Фонтанки около дома Штиглица. У., тоже с двумя бомбами, занимал своё место ближе к Неве, у Рыбного переулка. Сазонов с бомбой под фартуком пролётки остановился у подъезда Департамента Полиции лицом к Неве. Также лицом к Неве с другой стороны подъезда, ближе к Пантелеймоновской, стоял X. Он должен был снять шапку при приближении кареты Плеве и этим подать знак Сазонову. Наконец, на Цепном мосту, имея в поле зрения всю Пантелеймоновскую, находился Каляев на виду как Покотилова, так и Сазонова. Его обязанность была дать им знак в случае, если Плеве вернётся через Литейный проспект.

В ночь на 18 марта Макс Швейцер приготовил 5 бомб, и до 10 часов утра бомбы были уже на руках у метальщиков. Покушение, однако, не удалось. Карета Плеве проехала слишком быстро мимо террористов, и никто не успел бросить бомбы.

Несмотря на постоянное скопление большого числа филеров и чинов наружной полиции у здания Департамента Полиции и близь квартиры Министра Внутренних Дел, никто из террористов, тем не менее, задержан не был. Сам Савинков в записках высказывает крайнее недоумение по этому поводу. “Я до сих пор ничем не могу объяснить благополучного исхода этого первого нашего покушения, как случайной удачей”, — пишет Савинков. — “Каляев, стоявший на Цепном мосту, прислонясь к перилам и не спуская глаз с Пантелеймоновской улицы, настолько напряжённая его поза и упорное сосредоточение всей фигуры выделялись из массы, что для меня не понятно, как агенты охраны, которыми был усеян мост и набережная Фонтанки, не обратили на него внимания?!...”

25 марта террористы снова с бомбами в руках ожидали выезда В. К. Плеве, но и на этот раз неудачно. Тогда решено было сделать покушение в день 1 апреля. Ночью 31 марта в “Северной гостинице” приготовлявший разрывные снаряды для покушения Алексий Покотилов погиб от взрыва. Дело и том, что бомбы боевой организации социалистов-революционеров имели химический запал: они были снабжены двумя крестообразно помещёнными трубками с зажигательными и детонаторными приборами. Первые состояли из наполненных серной кислотой стеклянных трубок с баллонами и насаженными на них свинцовыми грузами. Этот груз при падении снаряда в любом положении ломал стеклянную трубку, серная кислота, выливаясь, воспламеняла смесь, бертолетовой соли с сахаром. Воспламенение же этого состава производило сперва взрыв гремучей ртути, а потом и динамита, наполнявшего снаряд. Неустранимая опасность при заряжении заключалась в том, что стекло трубки легко могло сломаться в руках, как, невидимому, и случилось с Покотиловым.

Смерть Покотилова явилась для участников организации тяжёлой неожиданностью. Из бывшего у них запаса динамита пропало при взрыве три четверти. Оставшаяся четверть хранилась у Швейцера в Двинске, но из нее возможно было приготовить одну бомбу. Убить Плеве с помощью только одного метальщика организация не находила возможным. Савинков решил временно приостановить дело.

Но тут приехал Азеф и набросился на него с упрёками. “Что вы затеяли? Какое вы имеете право своей властью изменять решения центрального комитета?” — кричал Азеф. На заявление Савинкова, что смерть Покотилова заставила их изменить первоначально принятый план, Азеф нахмурился ещё больше и сказал: “Люди учатся на делах! Ни у кого не бывает сразу нужного опыта. Из этого, однако, не следует, что нужно делать исключительно то, что легко... Смерть Покотилова?... Но вы должны быть готовы ко всяким случайностям!... Вы должны быть готовы к гибели всей организации до последнем человека!... Что вас смущает? Если нет людей, их нужно найти. Если нет динамита, его необходимо сделать.. Но бросать дело нельзя никогда. Плеве, во всяком случае, будет убит. Если мы его не убьём, его не убьёт никто!...

Швейцер получил от Азефа адрес партийного инженера Н. в Харьковской губернии. С помощью этого инженера он изготовил в земской лаборатории пуд динамита и в июне месяце привёз его в Петербург.

По требованию Азефа вновь было налажено наблюдение за Плеве. Под личным руководством Азефа дело пошло успешнее. Наблюдатели постоянно встречали на улице Плеве. Они до тонкости изучили внешний вид его выездов и могли отличить его карету за сто шагов. Особенно много сведений было тогда у Каляева. Ежедневно, выходя торговать на улице, он ставил себе задачу встретить карету министра. По мельчайшим признакам на улице: по количеству охраны, по внешнему виду наружной полиции — приставов и околоточных надзирателей, по тому напряжённому ожиданию, которое чувствовалось при приближении министерской кареты, Каляев безошибочно заключал, проехал ли уже Плеве по этой улице или ещё проедет? Описывая выезд, он давал не только самое точное описание масти и примет лошадей, наружности кучера и чинов охраны, но и деталей самой кареты. Другие члены организации, ездившие извозчиками, дополнили, проверили и развили наблюдения Каляева. В общем, систематическое наблюдение привело организацию к уверенности, что легче всего убить Плеве в четверг по дороге с Аптекарского острова на Царскосельский вокзал.

Во второй половине июня Азеф, убедившись, что налаженное им дело идёт хорошо, уехал... “по общепартийным делам” в провинцию.

В первых числах июля месяца в Москве было устроено совещание Азефа с Савинковым, Сазоновым и Каляевым, на котором обсуждался подробный план покушения. Выработанный сообща в Москве, план заключался в следующем. Метальщики должны были ожидать Плеве в пути. Первый, встретив министра, должен был пропустить его мимо себя и заградить ему дорогу обратно на дачу. Второй должен был бросить бомбу в карету. Третий должен был кинуть свою бомбу только в случае неудачи второго, если бы Плеве был равен или бомба второго не разорвалась. Четвёртый, резервный метальщик, обязан был действовать лишь в крайнем случае: если бы Плеве, прорвавшись через бомбы второго и третьего, всё-таки поехал вперёд, по направлению к вокзалу. Всех метальщиков должно было быть четверо, а именно: Егор Сазонов, Иван Каляев, некий У. и вновь привлечённый к делу еврей Лейба Сикорский, Макс Швейцер готовил бомбы, Егор Дулебов на своей пролётке должен был развозить метальщиков, наблюдал же за всем Борис Савинков. Дора Бриллиант также усиленно просила дать ей бомбу для метания, но ей было отказано, так как в случае возможного несчастья со Швейцером, она именно должна была заменить его в приготовлении снарядов. Покушение было назначено на 8-е июля, но по каким-то, чисто случайным, причинам оно ещё раз не удалось, и было решено повторить его в следующий четверг, 15-го июля.

Вот как описывает Савинков день 15 июля — убийство В. К. Плеве.

“Между 8 и 9 часами утра я встретил на Николаевском вокзале Сазонова, а на Варшавском — Каляева. Сазонов был одет железнодорожным служащим, Каляев — швейцаром. Одновременно приехали с Варшавского вокзала из Двинска, У. и Сикорский. В начале 10 часа Дулебов успел раздать бомбы, которые за ночь приготовили Макс Швейцер, проживавший в “Гранд-Отеле”. Самая большая, 12-ти фунтовая, бомба была передана Сазонову. Она была цилиндрической формы, завёрнута в газетную бумагу и перевязана шнурком. Бомба Каляева была обёрнута в платок. Каляев и Сазонов не скрывали своих снарядов. Они несли их открыто в руках. У. и Сикорский прятали свои бомбы под плащами. Метальщики один за другим в условленном порядке прошли на назначенные места: первым У, вторым. Сазонов, третьим Каляев и четвёртым Сикорский. Они должны были пройти по Английскому проспекту и Дровяной улице к Обводному каналу и, повернув по Обводному каналу, мимо Балтийского и Варшавского вокзалов выйти на встречу Плеве на Измайловский проспект. Время было рассчитано так, что при средней ходьбе, они должны были встретить Плеве по Измайловскому проспекту, от Обводного канала до 1-й роты. Шли они на расстоянии 40 шагов один от другого. Этим устранялась опасность детонации от взрыва. У. должен был пропустить Плеве мимо себя и затем загородить ему дорогу обратно на дачу. Сазонов должен был бросить первую бомбу. Когда я подошёл к 7-й роте Измайловского полка в половине 10-го часа, я увидел, как городовой на углу вытянулся во фронте. В тот же момент, на мосту через Обводной канал я заметил Сазонова. Он шёл высоко держа голову и держа у плеча снаряд. И сейчас же сзади меня раздалась крупная рысь и мимо промчалась карета с вороными конями. Прошло несколько секунд... Сазонов исчез в толпе. Вдруг, в однообразный шум улицы ворвался тяжёлый и грузный, страшный звук. Будто кто-то ударил чугунным молотом по чугунной плите... В ту же секунду жалобно задребезжали разбитые в окнах стекла. Я увидел, как от земли узкой воронкой взвился столб серо-жёлтого, почти чёрного по краям дыма. В дыму я увидел какие-то чёрные обломки...”

Как известно, от взрыва бомбы, брошенной Сазоновым, В.К. Плеве был убит, а сам Сазонов — ранен.

Судили Сазонова и задержанного с ним Сикорского 30 ноября 1904 года в С.-Петербургской Судебной Палате с сословными представителями. Ни приговору Палаты оба подсудимые были лишены всех прав состояния, причём Сазонов был сослан на каторжные работы без срока, а Сикорский — на 20 лет. Такой, сравнительно мягкий, приговор объясняется тем, что Правительство решило тогда несколько изменить политику и не волновать далее общество смертными казнями. Сазонов после приговора был заключён в Шлиссельбургскую крепость. В 1906 году он был переведён из Шлиссельбурга в Акатуйскую каторжную тюрьму.

Другие участники убийства Плеве скрылись за границей и, на потеху кагала, до сего времени считаются не разысканными...

III. Кто убил Великого Князя Сергия Александровича.

Недавно за границей появилась книга “Воспоминаний” одного из видных деятелей “боевой организации” партии социалистов-революционеров Бориса Савинкова. “Московские Ведомости” приводят такой рассказ Савинкова об убийстве великого князя Сергия Александровича:

“На женевских совещаниях боевой организации в сентябре 1905 года мне поручено было покушение на Московского генерал-губернатора, великого князя Сергия Александровича, — так начинает свой рассказ Борис Савинков. — Со мной в Москву должны были ехать Дора Бриллиант (еврейка), Иван Каляев и Опанас (революционная кличка). Я имел право пополнить организацию, но всего только одним членом. План кампании был старый, уже испытанный в деле Плеве. Предполагалось учредить наружное наблюдение за великим князем и затем убить его на улице. Для целей наблюдения указаны были Опанас и Каляев. В начале ноября Бриллиант, Каляев, Опанас и я выехали в Россию. Через несколько дней мы встретились в Москве...

Опанас и Каляев купили сани в одно и то же время, и одновременно (8 декабря), хотя в разных частях Москвы, подверглись осмотру, получили номера на право езды и начали свою извозчичью работу.

На работе они, по рассказу Савинкова, соперничали друг с другом. Каляев выстояв по определённому плану часы на назначенной улице, не прекращал наблюдений. Весь остаток дня он продолжал посматривать, руководствуясь уже своими собственными соображениями. И ему удавалось не раз видеть великого князя на такой улице и в такой час, где и когда его можно было ожидать всего менее. У Опанаса был тоже свой план. Независимо от Каляева, и он приводил его в исполнение. Но он меньше ездил по улицам. Чисто логическим путём он приходил к выводу, что великий князь неизбежно выедет в определённое время и старался быть на Тверской как раз в эти часы. Таким образом, его наблюдениями дополнялись наблюдения Каляева и наоборот. С Борисом Савинковым, проживавшим по паспорту английского инженера Джемса Галли, они встречались в трактире Бакастова у Сухаревой башни по воскресным и праздничным дням.

Несмотря на малочисленность организации, наблюдение шло очень успешно. Вскоре был установлен с точностью выезд великого князя. Каляев рассказывал о нём так же подробно, как некогда о карете Плеве, за которым он же и наблюдал до покушения. Отличительными чертами великокняжеской кареты были белые вожжи и белые, яркие, ацетиленовые огни фонарей. Таких огней больше ни у кого в Москве не было. Каляев и Опанас изучили великокняжеских кучеров и по кучерам могли безошибочно определять, выезжает ли великий князь или великая княгиня.

Установление выездов было, однако, ещё недостаточно. Необходимо было определить, куда и когда ездит великий князь. Вскоре всё это было выяснено и решено было готовиться к покушению.

10-го января, неожиданно для заговорщиков, великий князь переехал в Кремль, где пришлось установить новое наблюдение. Здесь вскоре же наблюдение отметило ежедневные регулярные посещения великим князем Тверского дворца, где помещалась гражданская канцелярия генерал-губернатора. Наблюдательный пост был перенесён к Тверскому дворцу.

В виду того, что выезд был регулярный и внешний вид его был известен в точности террористам, они с половины января стали готовиться к покушению. Каляев продал сани и лошадь и уехал в Харьков, чтобы скрыть следы своей извозчичьей жизни и переменил паспорт. Наблюдателем остался один Опанас, с целью не потерять уже найденный, неизменный (через день) выезд великого князя из Кремля в Тверской дворец. Опанас останавливался у Царь-Колокола, прямо против дворца, а две последние недели наблюдал за великим князем только с этого места. Ни филеры, ни городовые почему-то не обратили на него внимания. Покушение было назначено на 2 февраля, когда в Большом театре имел состояться спектакль в пользу склада Красного Креста, находившегося под покровительством великой княгини Елизаветы Фёдоровны. Каляев приехал в Москву. Савинков съездил за Дорой Бриллиант, которая должна была приготовить бомбы. Она временно проживала в Юрьеве и там хранила динамит.

По приезде в Москву Дора Бриллиант остановилась на Никольской, в гостинице “Славянский Базар”. Здесь днём 2-го февраля она приготовила две бомбы: одну для Каляева, другую для некоего Александровича из Баку, привлечённого к делу Савинковым. В 7 часов вечера Дора Бриллиант вынесла из гостиницы завёрнутые в плед бомбы и передала их поджидавшему в Богоявленском переулке Савинкову, который положил их в портфель. В 7 час. обе бомбы уже находились в руках метателей, а с 8 час. вечера Каляев стал на Воскресенской площади, у здания городской думы. Александрович же — в проезде Александровского сада. Таким образом, от Никольских ворот великому князю было только два пути в Большой театр — либо на Каляева, либо на Александровича. И Каляев, и Александрович выли одеты крестьянами, в поддевках, картузах и высоких сапогах, а бомбы их были завернуты в пёстрые ситцевые платки. Сам Савинков сидел в Александровском саду и ждал там взрыва. Однако, в этот день покушение, по каким-то, чисто случайным, причинам не состоялось.

4-го февраля, один из членов организации, Александрович, отказался от участия в покушении. Александрович заявил, что переоценил свои силы и видит теперь, после 2-го февраля, что не может работать в терроре. Положение, по рассказу Савинкова, показалось ему трудным. Нужно было выработать одно из двух: либо вместо Александровича принять участие, в покушении самому Савинкову или Опанасу, либо устроить покушение с одним метальщиком Каляевым. В конце концов Савинков решил было отложить покушение, но Каляев настоял пустить его одного с бомбой.

Савинков передал ему тогда же одну бомбу, а другую возвратил Доре Бриллиант...” [ 11 ]

Каляев, как известно, выполнил покушение. Взрыв бомбы произошёл 4-го февраля, приблизительно в 2 час 45 м. дня. Официальный источник так описывает событие: “4 февраля 1905 года в Москве в то время, когда великий князь Сергий Александрович проезжал в карете из Николаевского дворца на Тверскую, на Сенатской площади, в расстоянии 65 шагов от Никольских ворот неизвестный злоумышленник бросил в карету Его Высочества бомбу. Взрывом, происшедшим от разорвавшейся бомбы, великий князь был убит на месте, а сидевшему на козлах кучеру Андрею Рудинкину были причинены многочисленные, тяжкие телесные повреждения. Тело великого князя оказалось обезображенным, причём голова, шея, верхняя часть груди с левым плечом и рукой были оторваны и совершенно разрушены, левая нога переломана с раздроблением бедра, от которого отделились нижняя его часть, голень и стопа. Силой произведённого злоумышленниками взрыва кузов кареты, в которой следовал великий князь, был расщеплён на мелкие куски и, кроме того, были выбиты стёкла наружных рам ближайшей к Никольским воротам части здания судебных установлений и расположенного против этого здания арсенала.

Сам же Каляев, в письме из тюрьмы, так описывает момент взрыва:

“Я бросал на расстоянии четырёх шагов, не более, с разбега, в упор; я сам был захвачен вихрем взрыва, видел как разрывалась карета... После того, как облако рассеялось, я остался у остатков задних колёс. Помню, в меня пахнуло дымом и щепками прямо в лицо. Потом увидел шагах в пятистах от себя, ближе к воротам, комья великокняжеской одежды и обнажённое тело... В шагах десяти за каретой лежала моя шапка, я подошёл и поднял её, и надел. Я огляделся. Вся поддёвка моя была истыкана кусками дерева, висели клочья и она вся обгорела. С лица обильно лилась кровь, и я понял, что мне не уйти, хотя было несколько долгих мгновений, когда никого не было вокруг... Я пошёл... В это время послышалось сзади: “держи! держи!”, на меня едва не наехали чьи-то сани и чьи-то руки овладели мной. Я не сопротивлялся... Вокруг меня засуетились городовой, околоточный и люди, люди...”

Каляева судили в особом присутствии Сената 5 апреля 1905 г. Он был присуждён к смертной казни и повешен в Шлиссельбурге 10 мая того же года.

Из других участников убийства великого князя Сергия Александровича Борис Савинков и Опанас скрылись за границу; Александрович был несколько месяцев спустя задержан на юге по делу о террористическом акте и по приговору суда казнён; Дора Бриллиант год спустя была арестована по какому-то делу и умерла в тюрьме.

IV. Богров и кагал.

Кто таков Мордка Богров — ставленник эсэров или представитель еврейского кагала, совершивший злодейство по уполномочию последнего?

Пока нет данных для того, чтобы с полной уверенностью ответить на этот вопрос [ 12 ]. Но данные для весьма основательных предположений имеются. В Киеве за несколько дней до злодейства ходили крайне упорные слухи (вышедшие из еврейских кругов) о том, что П.А. Столыпин будет убит.

Об этом за два дня до злодейства в Киевском национальном клубе с горячим волнением говорил видный политический деятель правого лагеря г. Р-ский, горько жаловавшийся, что его заявлениям никто не верит. Увы, не поверили его заявлениям и деятели названного клуба... Г. Р-скину тогда же рассказывал, что у евреев состоялись какие-то важные решения, что слухи о проекте национализации торговли и кредита привели евреев в бешенство, и они решили покончить со Столыпиным. Одновременно с этим и даже несколько раньше такие же слухи упорно ходили в Кременчуге, несомненно являющимся в настоящее время одним из главнейших центров еврейства. Сам Богров проводил лето подле Кременчуга, на курорте “Потоки”, куда на лето съезжаются евреи из всех местностей Южной России.

Там, по-видимому, и состоялось решение убить П.А. Столыпина.

Сам Богров на следствии объяснил, что убить Столыпина он решил еще задолго до 1 сентября и с этой целью из “Поток” приехал в Киев. Кроме того, в своём показании, данном на следствии, Богров упоминал и о Кременчуге.

В день казни Богров, находясь в очень нервном состоянии, заявил, что стреляя в Столыпина, он боролся за благо и счастье еврейского народа!... [ 13 ]

В настоящее время Киевские евреи оплакивают смерть “героя” Богрова. Многие студенты-евреи и еврейки-курсистки нарядились в траур. Делается это открыто, вызывающе. Вообще, евреи в Киеве теперь неистово обнаглели.

Сначала, тотчас после злодейства 1 сентября, они было очень струсили, боясь погрома. Но, когда они увидели, что власти приняли самые решительные меры для охраны неприкосновенности евреев, такие меры, каких правительство никогда не решалось принимать для борьбы с революцией, они убедились в своей полной безопасности, решили, что убийство Столыпина прошло для них безнаказанно и сразу стали невыносимо предерзостны. Старания местных властей, доходивших до позорного пресмыкательства перед евреями, последние истолковали в том смысле, что власти боятся их кагала...

До чего обнаглели евреи, видно из следующего маленького, но характерного примера. Жена отставного полковника, О-ская, пошла с прислугой на Галицкий базар и, зайдя в мясную лавку, потребовала мозгов. Еврей-мясник спросил:

“Вам каких мозгов? Может быть, Столыпинских?...”

Г-жа О-ская, крайне возмущённая, накричала на еврея и пригрозила позвать полицию, на что еврей ответил:

“Напрасно будете беспокоиться: полиция вам не поверит!...”


[ 1 ] У финикиян пиренейский полуостров назывался Сефардим, причём, как тогда уже, так и впоследствии это наименование было переносимо на тамошних евреев. Когда же, в конце XV века, Фердинанд и Изабелла изгнали сынов Иуды, разрешив остаться в Испании лишь тем, которые перейдут в христианство, то часть, разумеется лицемерно крестилась, но оставалась по-прежнему в иудействе, хотя и была именуема “новыми христианами”. В эпоху же французской революции, а особенно после наполеоновских войн, все эти “новые христиане” уже открыто заявили себя евреями. Беглые же, между прочим, в Италию и Голландию, испанские евреи также называли себя “Сефардим” в отличие от немецких евреев “Аскназим”, ими презираемых, но выпавших через Польшу и на нашу долю. Д'Израэли происходил из крещёных Сефардимов да и лично крестился, но умер всё таки правоверным евреем.

[ 2 ] Порядочность, благородство, рыцарские порывы души.

[ 3 ] Kluber, uebersicht der diplomatischen Verhandlungen des Wiener Congresses, III, 375; Deutsches Bundesrecht, 4 изд., § 516, прим.

[ 4 ] Следующие члены Думы, приняв на себя инициативу, решились облагодетельствовать русский народ уничтожением черты иудейской оседлости:

Амурская область. — 1) Чилинкин Н.Ф.; Амурское и Уссурийское казачье войско. —2) Маньков Н.А.; Архангельская губ. — 3) Томилов И.С. и 4) Мефодьев Н.В.; Астраханская губ. — 5) Виноградов В.Д.; Бакинск., Елисаветпольск. и Ереванск. губ. — 6) Сагателян И.Я. и 7) Хас-Мамедов Х.Е.; Бессарабская губ. — 8) Гулькин Д.П.; Варшавская губ. — 9) Грабский Ф.В.; 10) Яблоновский В.Ю.; Виленская губ. — 11) Ванькович С.А.; 12) Свенцицкий Г.И., 13) Циунелис М.Е., 14) Мацеевич С.Г., 15) Монтвилл И.С.; Владимирская губ. — 16) Воронин С.А., 17) Кобяков A.M., 18) Черносвитов К.К.; Воронежская губ. — 19) Блинов А.А., 20) Звягинцев А.И., 21) Шпингарёв А.И., 22) Петровский О.А.; Вятская губ. — 23) Бакин М.П., 24) Кропотов А.Е., 25) Липягов С.С., 26) Мерзляков И.Л., 27) Попов 2-й, А.А., 28) Путятин В.П., 29) Астраханцев Е.П., 30) Баш киров В.И.; Гродненская губ. — 31) Бич В.А., 32) Есьман В.К.; Дагестанская область и закатыльский округ — 33) Гайдаров И.Б. И.-Б.; Область Войска Донского — 34) Ад жемов М.С., 35) Воронков М.С., 36) Ефреов И.Н., 37) Захарьев Н.А., 38) Пырков П.Р., 39) Харламов В.А.; Екатеринославская губ. — 40) Алексеенко М.М., 41) Каменский П.В., 42) Кузнецов Г.С.; Енисейская губ. — 43) Караулов В.А.; Забайкальская губ. —44) Войлошников А.А., 45) Волков 2-й, Н.К.; Иркутская губ. — 46) Белоусов Т.О.; Казанская губ. — 47) Дунаев C.B., 43) Лунин А.А., 49) Максудов С.Н., 50) Соколов 3-й И.; Калишская губ. — 51) Парчевский А.И.; Калужская губ. — 52) Шешминцев Л.К.; Карская и Батумская области и Сухумский округ. — 53) Шервашидзе князь П.Л.; Киевская губ. — 54) Лучицкий И.В.; Ковенская губ — 55) Завиша К.А., 56) Кейнис Ф.О., 57) Кузьме Ф.А., 58) Пожелло И.О., 59) Фридман Н.М., иудей; Костромская губ. — 60) Герасимов П.В., 61) Сурков И.И.; Кубанское казачье войско — 62) Бардиж К.Л.; Кубанская и Тверская области. — 63) Покровский 2-й, Н.П.; Курляндская губ. — 64) Карлсберг Э.Ф., 65) Нисселович Л.Н., иудей; Кутаисская губ. — 66) Гегечкори Е.П.; Ке-лецкая губ. — 67) Яронский В.Ф.; Лифляндская губ. — 68) Мейендорф бар., А.Ф., 69) Шульценберг М.М., 70) Баркман О.А., 71) Предкальн А.И., 72) Эргардт Р.Я.; Ломжинская губ. — 73) Гарусевич Я.С.; Люблинская губ. — 74) Наконечный И.М., Московская губ. — 75) Челноков М.В., 76) Захаров 2-й М.В., 77) Головин Ф.А., 78) Маклаков В.А., 79) Щепкин Н.Н.; Нижегородская губ. — 80) Килевейн Г.Р., 81) Савельев А.А., 82) Фаворский А.Е., 83) Хвощинский В.В., 84) Иконников А.В.; Новгородская губ. — 85) Румянцев Н.Ф.; Олонецкая губ. — 86) Неёлов Н.Н., 87) Ушаков А.А.; Оренбургская губ. — 88) Владимиров Ф.А., 89) Покровский 1-й И.К., 90) Байбурин З.Н., 91) Гродзицкий М.И.; Орловская губ. — 92) Фёдоров 1-й А.А.; Пермская губ. — 93) Бабянский А.Ф., 94) Егоров Н.М., 95) Исполлатов Н.И., 96) Кондратьев Ф.Ф., 97) Степанов В.А., 98) Титов Н.В., 99) Устинов П.Г., 100) Васильев М.А., 101) Петров 3-й К.М.; Петроковская губ. — 102) Жуковский В.В., 103) Ржонд A.M.; Плоцкая губ. — 104) Вонсович И.И.; Подольская губ. — Ю5) Сендерко М.И.; Приморская область. — 106) Шило А.И.; Радомская губ. — 107) Свежинский И.В.; Рязанская губ. —108) Лукашин И.И.; Самарская губ. — 109) Новиков А.И., 110) Попов 3-й А.Н., 111) Пус-тошкин Е.В., 112) Ротермель Н.И., 113) Маров А.И.; С-Петербургская губ. — 114) Полетаев Н.Г.; С-Петербург. — 115) Беляев 2-й С.П., 116) Кутлер Н.Н., 117) Милюков П.Н., 118) Родичев Ф.И.; Саратовская губ. — 119) Лебедев 1-й Н.Ф., 120) Уваров граф А.А., 121) Масленников A.M., 122) Розанов Н.С.; Симбирская губ. — 123) Протопопов А.Д., 124) Березовский 1-й А.Е.; Смоленская губ. — 125) Фёдоров 2-й Г.Ф., 126) Хомяков Н.А.; Ставропольская губ. — 127) Ляхницкий Н.Я., 128) Рожков Г.Е., 129) Иванов 2-й Н.Т.; Су-валкская губ. — 130) Булат А.А.; Седлецкая губ. — 131) Дымша Л.К.; Таврическая губ. — 132) Гальвас Г.Г., 133) Захаров 1-й З.Д., 134) Муфтий-заде И.М., 135) Фальц Фейн В.Э., 136) Мурзаев М.К., 137) Панкеев Н.М.; Тамбовская губ. — 138) Комсин 1-й В.И., 139) Комсин 2-й С.И.; Тифлисская губ. — 140) Чхеидзе Н.С., грузин; Тобольская губ. — 141) Дзюбинский В.И., 142) Скалозубов Н.Л.; Томская губ. — 143) Мягкий А.Г., 144) Климов В.В., 145) Некрасов Н.В., 146) Скороходов А.А.; Уральское казачье войско. — 147) Еремин Ф. А.; Уфимская губ. — 148) Блюменталь Ю.Ю., 149) Сыртланов А.О., Ш.А., 150) Тевкелев К.М.-Б.Г., 151) Толстой граф А.П., 152) Тукаев М.Ш., М.Х., 153) Гутон Г.В., 154) Махмудов Ш.З.; Харьковская губ. — 155) Голицын А.Д.; Херсонская губ. — 156) Сторчак И.И.; От города Одессы — 157) Никольский А.И.; Черниговская губ. — 158) Базилевич П.Е., 159) Глебов 2-й Ю.Н.; 160) Гузь В.Д., 161) Искрицкий М.А., 162) Клименко 1-й И.С.; Эстляндская губ. — 163) Террас А.Я.

Надо ли пояснять, что в этом составе еврейских друзей фигурируют прежде всего инородцы, а в особенности — поляки, которые, однако, у себя не дают сынам Иуды хода ни на каких выборах, вообще же презирают евреев и ядовито злорадствуют когда в безграничных количествах навязывают их нам. Затем идут прогрессисты: “ка-дэ-ки”, социал-демократы и всякие иные революционеры; далее следуют “москвичи-кадеты”, а среди них, разумеется, Щепкин и Маклаков; за этими уже спешат такие “освободители” России, как грузины Гёгечкори и Чхеидзе, а в заключение, наблюдая, чтобы никто из шаббесгоев не отставал, шествуют представители хозяев, т.е. оба думские иудея — Фридман и Нисселович...

Благосклонное участие “инициаторов” в этом триумфе всемирного кагала не требует сложных объяснений. Если исключить немногих, понятия в вопросе не имеющих и руководствующихся либо пустозвонными фразами о “социальной справедливости” либо стадным инстинктом, то мы увидим, что подавляющее большинство всех прочих, увы, действует вполне сознательно. Одни стремятся нанести русскому народу, своему простодушному владыке, смертельный удар, как лютые, но открытые враги его, другие же, как предатели собственного отечества и рабы “избранного народа”, проникнув в самую Думу единственно по милости кагала, не дерзают нарушить его приказ. Посему заявление об “уничтожении черты” должно быть рассматриваемо, одновременно, как увенчание иудейской революции в России и как циническое доказательство самооплевывания шаббесгоев. Своей “инициативой” кадеты, в частности, всенародно признали, что их девиз — “народная свобода” значит в действительности — “тирания жидов”. Таким образом не может быть двух мнений в вопросе, чем руководствовались инициаторы “уничтожения черты оседлости”: любовью к сынам Иуды или же ненавистью к России?...

Вновь заражая её “поцелуем Альманзора”, упомянутые зачинщики разрушения “черты”, очевидно, понимают, что делают!… (из “Земщины”).

[ 5 ] Опасно любить людей, несчастье — управлять ими. Служить им — труд, быстро забываемый Просвещать их — безумие, которому они никогда не давали пощады!... Лагарп.

[ 6 ] Припомним хотя бы недавние изумительные и беспримерные похороны в Москве курляндского еврея-коновала Баумана (он же Грач), представлявшие злоумышленное и наглое издевательство над всем, что для русского народа велико и свято. Этот непостижимый и ужасный факт стадного психоза ещё ожидает своего историка, который, без сомнения, должен будет описывать позор нашей родины кровью и слезами.

[ 7 ] Таковы, например, апофеозы Гамбетты и д'Израэли.

[ 8 ] См. в “Journal Officiel”, 25 мая 1895 г. № 142, произнесённую в палате депутатов речь Дэни об ожидовлении французского правительства, а равно и в “Libre Parole” статьи Эдуарда Дрюмона, маркиза Мореса и графа де Ламаза о захвате евреями лучших мест в администрации, судебном ведомстве и войске.

[ 9 ] Нужно ли называть вновь хотя бы оппортунизм или “Панаму”?...

[ 10 ] Должно быть, еврей, в свою очередь. А. Шмаков.

[ 11 ] Таким образом ясно устанавливается, что еврейка Дора Бриллиант не только фабриковала бомбы в “Славянском Базаре”, что и подобало “природной аристократке мира”, но и хранила их про запас, равно как сохранила у себя же и динамит. Отсюда следует заключить, что она являлась высшим агентом кагала, в руках которого, очевидно, сосредоточивались как вся власть над боевиками, так и средства к совершению злодеяний, своим варварством изумляющих мир. Иначе говоря, без воли тайного правительства сынов Иуды ни одна бомба разорваться не могла. Отсюда же, с другой стороны, явствует вне сомнений, что хотя растерзывание “сильных” врагов “избранного” народа бомбами совершалось по злостному издевательству приверженцев талмуда шаббесгоями, тем не менее, исключительно ради “просветительных” целей иудаизма. Отсюда, всяким Каляевым, Сазоновым, Савинковым предоставляется, наконец, рассудить, до какой степени прелестна роль, которую они для возвеличения еврейской тирании, с таким апломбом играли, да и поныне играть не отказываются. Алексей Шмаков.

[ 12 ] Оговорка, не понятная у прозорливого автора статьи. Что “Митя” Богров действовал, как истый еврей, предательски, дерзновенно, с явным глумлением над “охраной” и во славу Израиля, в этом нет и не может быть сомнений. А что основные роли в убийстве “сильных” врагов еврейства неизменно принадлежали членам “избранного” же народа, это очевидно даже из приведённых выше злодеяний — Соломона Рыссы, Евно Азефа, Макса Швейцера и Доры Бриллиант.

[ 13 ] Небезызвестно, что П.А. Столыпину приписывалось вето на замысел прекратить дело о ритуальном убийстве Андрюши Ющинского. Но чего, в особенности, не мог простить мужественному премьеру кагал, это — гордое сознание величия русского знамени! Алексей Шмаков.


RUS-SKY (Русское Небо) Последние изменения: