В начале нашего столетия Руси предстала снова великая борьба.

В то время император французов Наполеон I по своей воле упразднял царства и был единственным властителем Западной Европы. Неповиновение себе видел он лишь в лице русского царя Александра I Павловича, прозванного Благословенным. Поэтому Наполеон собрал ополчение из двунадесяти языков и внезапно напал на Русской Царство. Царь воззвал к своему народу. Он говорил:

"Я употреблю все врученные мне Провидением способы к отражению силы силою. Провидение благословит праведное наше дело. Не положу я оружия, доколе ни единого неприятельского воина не останется в царстве моем.

Наипервее мы обращаемся к древней столице предков наших, Москве. Она всегда была главою прочих городов российских. Она всегда изливала из недр своих смертоносную на врагов силу. К ней, наподобие крови к сердцу, текли сыны отечества, для защиты оного.

Взываем и ко всем нашим верноподданным. Да встретит враг в каждом дворянине — Пожарского, в каждом духовном — Палицына, в каждом гражданине — Минина. Народ русский, храбрые потомки храбрых славян, ты неоднократно сокрушал зубы устремлявшихся на тебя львов и тигров. Соединитесь все: с крестом в сердце и с оружием в руках никакие силы человеческие вас не одолеют".

Московский митрополит Платон, приславший государю икону преп. Сергия, писанную на гробовой доске святого, восклицал:

"Каждая крови капля, пролитая врагом, воззовет от земли к небу. Крови брата твоего взыщу от руки твоея. Франция познает в Боге Господа отомщений, а Россия восчувствует, исповедует, воспоет к Нему: Авва Отче! Царю Небесный! Ты изведеши, яко свет правду монарха, и судьбу России, яко полудне".

На клич царский поднялась поголовно Россия. Впереди всех Москва принесла большие пожертвования на ведение войны, а дворянство московское выставило от себя большое ополчение. За Москвой последовали другие области.

Началась война Отечественная, в которой все русские сплотились, как один человек, против врага веры и родины своей, война, в которой великую страду понес народ русский, не гордостью, а смиренною верою в правду Божию поразивший могучего недруга. Русские видели во всяком неприятеле своего личного злодея и мстили крепко за родину. Чтобы врагу не доставалось русское добро, жители, при приближении Наполеона, опустошали свои поля, жгли собранную жатву и уходили в леса или с оружием в руках шли навстречу.

Князь Кутузов, назначенный главнокомандующим, медленно отступал почти вплоть до Москвы, когда он остановился на полях Бородинских, где 26 августа 1812 года и произошло знаменитое Бородинское сражение.

В Бородине бились две силы. С одной стороны, под рукою Наполеона, собралась почти вся Европа, отдавшая ему свою свободу и раболепно ему служившая. Этою силою, веря только в земное могущество и человеческую власть, завоеватель думал сокрушить последнее препятствие своему всемирному господству.

С другой стороны стояла смиренная Россия, хвалившаяся только своею верою, вручившая себя Промыслу Божию. Россия стояла перед древнею столицею своей, со всеми ее святынями, с воспоминанием чудес, создавших Русь. Бородино было первым общим столкновением этих сил.

Накануне битвы по войскам понесли чудотворную икону Богоматери Смоленскую, прибывшую из разоренного Смоленска, и служили молебны.

Тихая ночь пала на русский стан; но шумно было у французов.

Перед рассветом русские первые пустили выстрел из тяжелого орудия, и вскоре началась битва народов.

Грозно было под Бородиным. Все громадное пространство дрожало от беспрерывных выстрелов. Раскаленные жерла пушек не выдерживали действия пороха и разрывались. Сквозь гром и рокот пальбы слышались страшные людские голоса. Стоны раненых, предсмертные жалобы, проклятия, крики победителей, команды, произносимые на всех европейских языках, и, вместе с веселыми звуками барабанного боя и музыки, вопли угроз, отчаяния, ожесточения — делали Бородино непросветным адом.

По всему полю лилась кровь, гибли тысячами люди. Лошади с мертвыми телами или уже без всадников бегали по полю, разметав гривы, и ржали. Укрепления по несколько раз переходили из рук в руки — и снова начиналась бешенная борьба.

С утра до позднего вечера текла кровь, билась Европа с Россией. Сражение кончилось тем, что французы, имевшие 170.000 против русских 113.000, не выиграли против нас ни одной пяди земли. А русское войско после битвы осталось в полном порядке и на следующий день могло бы сразиться.

Бородино показало, до какого высокого подвига может возвыситься русский солдат, как он скорее падет с оружием в руках, чем уступит.

После Бородина представлялось два исхода: оборонять Москву с возможностью потерять все войско и оставить тем и древнюю столицу, и всю Россию во власть Наполеона; или без боя отдать Москву, но зато сохранить целыми все военные силы и упорной борьбой выбросить врага. В деревне Фили произошел военный совет; Кутузов решил: Москву оставить без защиты и армии отступать (теперь на том месте, где был совет, стоит возобновленная Кутузовская изба).

Постепенно получая вести о падении Смоленска, об отступлении из-под Бородина, Москва, ставшая во главе народного движения, на призыв царский принесшая громадные жертвы, теперь опустела. Оставалось в ней лишь несколько тысяч простого народа. Все государственные сокровища были увезены.

Пришло 1 сентября, канун пленения Москвы. У Дорогомиловской заставы собирались русские отступавшие войска. Народ не сомневался в близком сражении и спешил в арсенал за оружием, раздававшимся даром.

Во время обедни в Успенском соборе архиерей плакал вместе с народом. Обрекаясь умереть за родину, многие напутствовали себя приобщением святых тайн. Духовенство готовилось с хоругвями и иконами идти на Три горы, куда стекались, для защиты Москвы, вооруженные, кто чем мог — ружьями, пиками, топорами. В 8 часов вечера от Кутузова пришла весть: "Неприятель и невыгодное здешнее местоположение вынуждают меня с горестью Москву оставить. Армия идет на Рязанскую дорогу".

Всем воинским командам и ведомствам велено было выступать из Москвы. Среди темноты осенней ночи архиерей взял из Успенского собора Владимирскую икону, а из часовни у Воскресенских ворот Иверскую и увез из города. Вокруг столицы пылали села, деревни, биваки. Огромное зарево разлилось во мраке. По Владимирской дороге тянулись обозы и раненые, толпились пешие и конные. Народ роптал: "Когда уж не устояла Москва, где устоять России!"

2 сентября, с зари, стали проходить чрез Москву русские войска. Кутузов говорил народу: "Головою ручаюсь, что неприятель погибнет в Москве".

В тот же вечер Наполеон вступил в древнюю русскую столицу. Но, когда одноглавый французский орел вознесся над осиротелым Кремлем, Москва походила на безжизненный труп. Лишь драгоценнейшие ее сокровища оставались в ней: храмы Божий, гробы святителей, прах царей.

.Не ключами городскими, не поклоном, не мольбою о пощаде встретила Москва врага, а лютым ревущим пожаром. Не далась Москва во власть пришельцу, и, когда пробил час плена, исчезла она с лица земли, сохранив Божьею силою одни церковные свои сокровища.

Ночью с 3 на 4 число пожар достиг высочайшей степени и нарушил равновесие воздуха, огонь крутился в пространстве. Рассвирепевший вихрь носил во все стороны горящие головни и пламень. С оглушающим треском обрушивались кровли, падали стены, горевшие бревна и доски. Огненная была земля, огненное небо, огненные стены. Буря рвала кресты с храмов Божиих. Растопленные металлы текли по улицам, как лава. На Москве-реке горели мосты и суда. Гибли сокровища наук и запасы торговли и промышленности, горели общественные здания, древние палаты царей, патриархов, святителей, разрушались жилища мирных граждан, пылали храмы Господни. Отцы и матери кидались в пламя спасать детей и сгорали; их вопли заглушались завываниями вихря и обрушившимися домами. Москва представлялась огненным морем, вздымаемым бушующими ветрами.

Посреди пламени совершались врагами разбои, душегубство, поругание церквей.

В храмах Божиих раздавалось ржание коней, крики и проклятия разъяренных грабителей. Благочестивые, сединами украшенные священники, в облачениях, с крестом в руках, чем надеялись удержать извергов, при дверях церквей падали от удара меча. По телам их вбегали неприятели в середину церквей, срывали, разметывали по полу и попирали ногами иконы, украшения престолов. От сотворения мира ни один еще изверг так не бешенствовал.

Москва гибла за Русь.

Но в это время чудесно охранена была другая русская святыня.

Ничто не могло воспрепятствовать неприятелю овладеть Троицкою Лаврою, огражденною только слабыми казачьими заставами. По всему миру славилась Лавра преподобного Сергия неоценимыми сокровищами своими и возбуждала ярое корыстолюбие западных грабителей.

Французы были от Лавры не далее 12 верст, но, под тихим кровом преподобного Сергия, все в ней было покойно. Несмотря на частые упоминания об опасности, митрополит Платон не велел прикасаться к святыне, и только сняли балдахин от престола и от раки. А опасность с каждым днем возрастала. Нельзя было предполагать, чтобы неприятель, стоя 7 дней в самой близости от обители, не подошел к ней. Молитвы в Лавре не умолкали. Наконец, французский отряд был послан к Троице и выступил в поход. В тот самый день, на праздник Покрова Богородицы, вокруг обители обнесли с крестным ходом иконы. Молебствие еще не кончилось, как неприятельский отряд, направленный на Лавру, получил приказание возвратиться с дороги.

Невыразимым ужасом, призывным грозным набатом пронеслась в народ весть о пожаре первопрестольной Москвы.

Русская Земля застонала.

Дошли до Неба вопли истерзанных сердец, слезы о поруганных святынях и о всех беззакониях безбожных супостатов. С верою в сердце и крестом на груди стоял тогда пред Престолом Божиим Русский народ и искал правосудия, а за ним лежала святая летопись страдной его жизни, подвигов и молений его правителей, мучеников, преподобных и святителей.

Здесь искала Русь оправдания и спасения — и грянул час суда Божия.

Тщетно просил Наполеон мира. Свято и непоколебимо, как Россия, осталось слово русского царя: "Нет мира с врагами!"

Видя, что крепок народ русский, хоть погибла его столица, постоянно получая известия о поражениях своих войск, не умея уже принудить к повиновению своих солдат, в Москве превратившихся в беспорядочных грабителей. Наполеон был вынужден покинуть Москву.

7 октября, отягощенные святотатственно награбленным добром, выходили французы из Москвы, не чуя, какая ждет их погибель.

Народ за поругание веры, за разорение церквей, за пожар Москвы, за гибель городов провожал их страшною карой: ополчились старики, дети; женщины собирались в отряды, туша французскою кровью московский пожар. Засвирепели злые вьюги и жестокая стужа, пришел голод, и враги гибли тысячами. Но больше всего било их русское оружие, так что от грозного воинства Наполеонова лишь белые кости остались на русских полях. Только ничтожный остаток грозной его силы добрел до Франции и поведал там, как встречает Русская Земля своих недругов.

Отстояв Россию, Александр пошел спасать Европу, положил конец самоуправству завоевателя, восстановил равновесие держав, самостоятельность государств, святость законных престолов.

В Париже, столице Наполеоновой, торжественным молебном праздновал Русский Царь избавление от ига Запада, которому наша Отечественная война осветила новый порядок дел, новые начала бытия.

О русскую веру православную разбилась дерзость пришельца, и нашею верою была восстановлена на земле правда.

И с той поры стоим мы в облагодетельствованной нами вселенной — одни, несокрушимые, властные своим Богом и своею правдою.

Отечественная война в полном свете выставила исконные русские силы — неразрывную связь Престола и народа, крепкое радение русских о своей земле, а больше всего силу Божию, по русской вере и мольбе помогающую Руси в ее бедах.

Во всем ходе войны 1812 года современникам ясно видна была рука Божия. И не себе, а Божьей силе и воины, и народ, и царь воздавали славу. Объявляя об окончании войны, Александр говорил:

"Славный сей год минул, но не пройдут и не умолкнут содеянные в нем громкие дела и подвиги ваши. Россия показала свету, что, где Бог и вера в сердцах народных, там все вражьи силы рассыплются и сокрушатся. Спасение России от врагов есть явно излиянная на нас благодать Божия.

Содеянное храбрым воинством Нашим есть превыше сил человеческих. И так, да познаем в великом деле сем Промысел Божий, повергнемся пред святым Его Престолом и видим ясно руку Его!

Ныне в первопрестольном граде Нашем Москве вознамерились Мы создать церковь во имя Христа Спасителя. Да благословит Всевышний начинание Наше! Да совершится оно! Да простоит сей храм многие веки и да курится в нем пред святым Престолом Божиим кадило благодарности до позднейших родов, вместе с любовию и подражанием делам их предков.

Велик Господь наш Бог в милостях и во гневе Своем! Пойдем благостию дел и чистотою чувств и помышлений наших, единственным ведущим к Нему путем, в храм святости Его, да, увенчав Нас славою, продлит милость Свою над Нами, прекратит брани и битвы и ниспошлет к Нам победу побед, желанный мир и тишину".

По окончании войны отчеканена медаль с великими словами: "Не нам, не нам, а имени Твоему".

Памятниками 12-го года остались: в Москве — Храм Христа Спасителя и сложенные в Кремле, отнятые у врагов орудия; на поле Бородинском — Спасо-Бородинский монастырь, общее надгробие сложившим тут головы православным воинам.

В Казанском соборе Невской столицы устроен великолепный иконостас из серебра, отбитого у французов казаками под предводительством атамана Платонова — и принесенного им в дар на Божье дело.

Ежегодно, 25 декабря, бывает всероссийское церковное торжество в память изгнания французов, и с ними двунадесяти языков.

Разные места земли Русской, по молитвам жителей, были, подобно Троицкой Лавре, сохранены от разорения. Так, доселе в установленные дни празднуют свое избавление: Псков — Псково-Печерскою, Калуга — Калужскою, Брянск — Свенскою иконами Богоматери.

Пасынок Наполеона, принц Евгений Богарне, защищая от русских партизанов дороги к Москве, расположился под Звенигородом, в Саввине монастыре, основанном учеником Сергиевым преп. Саввою Сторожевским. Преп. Савва явился принцу в видении, убеждая не трогать обитель и обещая тогда благополучное возвращение на родину. Принц узнал святого по иконе его, запечатал собор своею печатью, поставил к нему стражу и выступил из обители. По слову преп. Саввы, он прожил ясную жизнь, между тем как почти все маршалы Наполеоновы погибли в сражениях или насильственною смертью. На смертном одре, принц Евгений заставил сына своего принца Максимилиана Лейхтенбергского, дать обет, что он отыщет обитель преп. Саввы и поклонится Ему.

Покидая Москву, Наполеон велел взорвать весь Кремль; но всех подкопов зажечь не успели, и подорван был Кремль лишь в пяти местах: губительному действию помешал дождь.

Чудесно было спасение храмов Божиих, вокруг которых сгорело все, даже прикосновенные к ним строения. Огромная пристройка к Ивану Великому, оторванная взрывом, обрушилась и лежала при его подножии, а он стоял, такой могучий и величественный. Все, посвященное Богу, не истребилось огнем, а осквернилось святотатством рук человеческих.

Чудесным покровом Божиим мощи святых остались невредимы, хотя и были вынуты из рак. В Успенском соборе, ограбленном дотла, уцелела лишь серебряная рака св. митрополита Ионы, и при ней серебряный подсвечник; мощи же святителя лежали нетронутые в раке: при приближении грабителей святитель погрозил рукой и обратил их тем в бегство.

Висевший на Спасских воротах образ в золотой ризе — посреди пламени, отовсюду охватившего Кремль, не только остался неприкосновенным от огня, но даже самый железный навес над иконою, деревянная рама и шнур, державший фонарь перед образом, сохранились в совершенной целости. По вступлении наших в Москву, тотчас затеплили фонарь.

Еще поразительное уцеление на Никольских воротах образа святителя Николая, висевшей пред ним на тонкой цепочке и даже не угасшей лампады и стекла на киоте, хотя взлетевшим на воздух арсеналом разрушило верх самых ворот, почти вплоть до образа.

В церкви Иоанна Предтечи, что в Казенной — не сгорели во время пожара две иконы, несмотря на то, что за деревянным киотом найдены головни. Таких чудесных случаев в разных церквах было много.

На третий день по вступлении в Москву наших войск, происходило торжественное ее освящение.

Только в большой церкви Страстного монастыря возможно было совершить литургию, и в нее вместилось все тогдашнее население столицы московских царей. Прежде 9 часов ударили в большой колокол, и вдруг, по всему обгорелому пожарищу Москвы раздался благовест, которым она искони тешилась и славилась.

Когда, по окончании литургии, начался молебен, и клир возгласил: "Царю Небесный, Утешителю, Душе истинный", — все наполнявшие монастырь: начальники, солдаты, народ, русские и иностранцы, православные и разноверцы, даже башкиры и калмыки, пали на колени. Хор рыданий смешался со священным пением, пушечною пальбою и всеместным трезвоном колоколов. Сердца всех присутствующих торжественно возносились к Тому, Чьим милосердием к православной России освобожден был из плена первопрестольный город царей, уцелела в пламени святыня и воссияла из пепла русская слава!

Окончание