beilis

© "Неизвестные страницы русской истории", 1998 г.

ПРОЦЕСС БЕЙЛИСА «Киевский суд признал лично Бейлиса не виновным в ритуальном убийстве, но в то же время признал доказанность убийства со всеми признаками ритуальности».

«Дело Бейлиса и дело об убийстве Ющинского», Лев Тихомиров,

«Московские Ведомости» № 252, 1 ноября 1913 г.

«В деле Бейлиса факт ритуального убийства был установлен с полной достоверностью, но суду видимо было предложено воздерживаться от употребления этого термина, чтобы не возбуждать народ против евреев; обвиняемый Мендель Бейлис был оправдан судом присяжных по недостатку улик после того, как в ходе двухгодичного следствия (1911-1913 гг.) были подкуплены несколько следователей и отравлены трое детей, видевших как Бейлис тащил 12-летнего Андрея Ющинского на кирпичный завод еврея Зайцева, где произошло убийство».

«Спор о Сионе», Дуглас Рид,

стр. 479-480, Иоганнесбург, 1986 г.

       «Профессор Киевского университета П. А. Сикорский, известный своими трудами в области психологии, врач-психиатр, исходя из соображений исторического и антропологического характера, считает убийство Ющинского по его основным и последовательным признакам — медленному обескровлению, мучительству и затем умерщвлению жертвы — типичным в ряду подобных убийств, время от времени повторяющихся как в России, так и в других государствах. Обескровление убиваемых, по мнению профессора Сикорского, вытекает из других оснований, которые, быть может, имеют для убийц значение религиозного акта».
       «Эксперт Пранайтис, магистр богословия, в своих выводах разошелся с профессорами Глаголевым и Троицким. Основываясь на изучении источников еврейского вероучения, он пришел к заключению, что у евреев существует так называемый «догмат крови». Такой вывод ксендз Пранайтис обосновал следующими положениями:
       Все раввинские школы, несмотря на их разногласия по разным вопросам, объединены между собой ненавистью к не-евреям, которые, по талмуду, даже считаются не людьми, но лишь «животными в образе человека». Чувство злобы и ненависти, питаемое евреями, с точки зрения их религиозного закона, к людям другой народности или религии, достигает наибольшей остроты по отношению к христианам. Из такого чувства вытекает даваемое Талмудом разрешение и даже повеление убивать не-евреев. Запрет лишать другого жизни, выраженный в заповеди «неубий», относится, по толкованию раввинов, только к убийству евреев, но не лиц другой народности.
       Чувство ненависти является, однако, не единственным основанием указанного отношения евреев к иноплеменникам. Истреблению не-евреев придается характер религиозного подвига, предписываемого законом, и в частности, по мистическому учению еврейства, убийство не-еврея ускоряет время пришествия Мессии, к чему должен стремиться каждый еврей. Убийство не-еврея имеет также значение жертвенного акта, являющагося одним из самых важных обрядов еврейского религиозного культа. Со времени разрушения Иерусалимского храма, когда за отсутствием жертвенника прекратилась возможность кровавых жертвоприношений, на смену им явилось избиение не-евреев и в частности христиан.
       Убийство не-еврея рекомендуется совершать определенным каббалистическим способом. Оно должно происходить «при замкнутом рте (убиваемаго), как у животного, которое «умирает без голоса и речи», и при том, «как при убиении скота, двенадцатью испытаниями ножа и ножом, что составляет тринадцать». Приведя этот текст из мистического сочинены «Зогар», в котором имеется такое описание способа убийства, эксперт Пранайтис обратил внимание судебного следователя на то, что по данным вскрытия трупа Ющинского, при убийстве у него зажимался рот и в область правого легкого ему нанесена группа колотых ран, в числе, именно, тринадцати.
       По вопросу об отношении еврейского вероучения к крови, ксендз Пранайтис ответил, что в источниках ей придается громадное значение. Крови приписываются, между прочим, лекарственные свойства. Если еврею требуется кровь, то при добывании ее он должен резать, а может «колоть и отщеплять». Существует мнение о том, что употребление крови в пищу запрещено евреями, является не вполне правильным, так как в талмуде имеются противоположные указания. В одном из трактатов кровь отнесена к числу таких же напитков, как вода, молоко и другие. Там же говорится, как о напитке, об особом виде крови, крови «рудоментной», полученной при прокалывании кровеносного сосуда. Употребление этой крови, по мнению некоторых толкователей еврейского вероучения делается с лечебной целью. Наконец, в литературе по еврейскому вопросу высказывается мнение, что евреям разрешается употреблять в пищу кровь в сваренном виде.
       Относительно причин и целей пролития евреями крови человеческой Пранайтис сослался на книгу монаха Неофита, бывшего еврейского раввина, принявшего христианство, который дает объяснения, для чего евреям нужна христианская кровь, и в частности указывает, что они примешивают ее к пасхальным опреснокам. По поводу такого утверждения Неофита, Пранайтис заметил, что оно находится в соответствии с мнением, что евреям разрешена в пищу кровь в сваренном виде.
       Изложенные данные, в связи с известными в истории случаями убийства евреями христиан, дали основание эксперту Пранайтису высказать заключение, что убийства евреями христиан по религиозным побуждениям существуют в действительности, являясь результатом доведения до крайних и уродливых выводов из всего еврейского вероучения, и что убийство Ющинского по своей обстановке, способу нанесения повреждений, расположению их, обескровление тела и времени совершения его носит отличительные и характерные черты типичного ритуального убийства.
       Вышеуказанное сочинение монаха Неофита, экземпляр которого оказался в фундаментальной библиотеке С.-Петербургской духовной академии, было переведено на следствии с греческого языка в избранных местах через эксперта проф. Троицкого.
       В этом сочинении Неофит утверждает, что еврейство хранит страшную тайну, не записанную в их книгах, и заключающуюся в том, что евреи убивают христиан для того, чтобы добыть кровь, необходимую им для разных целей.
       По его словам, совершаемые евреями убийства христиан обуславливаются тремя причинами. Прежде всего чрезвычайной ненавистью, которую они питают к христианам, предполагая в то же время, что совершая такое убийство, они приносят Богу жертву. Вторая причина кроется в суеверии, благодаря которому они приписывают крови магические свойства и, наконец, эти убийства объясняются тем, что раввины, колеблясь в своем утверждении, что Иисус Христос не был Мессией, полагают, что они спасутся, окропляясь христианской кровью.
       Добываемая евреями кровь христиан употребляется ими с разными целями. Ей придаются целебные качества — раввины считают ее лекарственным средством от накожных и глазных болезней, которыми обычно страдают евреи. Кровь употребляется ими при обрядах бракосочетания, обрезания, при напутствии умершего, при изготовлении пасхальных опресноков. Для достижения последней цели евреи пред праздником своей пасхи похищают детей, держать их взаперти и затем убивают, чтобы добыть кровь. Убийство производится мучительным способом: евреи колют детей, как бы замучивая их вместо Иисуса Христа.
       Употребление христианской крови составляет строжайшую тайну, известную не всем евреям, а только раввинам, книжникам и фарисеям. Эта тайна словесно передается под великой клятвой сохранения ее отцом одному из своих сыновей. При этом Неофит заявляет, что такая тайна была ему самому открыта его отцом, который взял с него клятву не объявлять о ней никому, даже братьям своим, но, приняв святое крещение, он не счел возможным умолчать о том, что ему известно по этому вопросу».

«Обвинительный Акт о мещанине Менахиле-Менделе-Тевьеве-Бейлисе

по делу об убийстве Ющинского»,

беcплатное приложение к газете «Новая Жизнь»,

Редактор-издатель Н. И. Радин. Типография Б. А. Клецкина, г. Вильно, 1911г.

(По сообщению Санкт-Петербургского Телеграфного Агентства)

       «В виду того жгучего интереса, который представляет для русских людей убийство мальчика Ющинского, совершенное в Киеве 12 марта 1911 года, считаем необходимым сообщить об одном аналогичном деле, которое предано забвению лишь благодаря заедающей нас теории: моя хата с краю...
       Есть в соседней Гродненской губернии местечко С. — Как во всех местечках злосчастного Западного края, и в С. большинство жителей составляют пришлые евреи. Они захватили центр местечка, а туземное население вытеснили на окраины. Евреи, по обыкновению, занимаются торговлею, ростовщичеством и разного рода гешефтами, а христиане, — земледелием. Но так как почва бесплодна, то христианскому населению приходится, в подспорье к хозяйству, пробавляться сапожным ремеслом, как кустарным промыслом.
       Не имея достаточных средств для покупки сапожного товара и организации постоянного сбыта изготовленной обуви, а с другой стороны, не встречая поддержки ни в государственном банке, ни в каких-либо кредитных учреждениях, кустари волею-неволей стали обращаться за ссудами к местным евреям. Сии же последние быстро учли такой оборот дела, начали закупать кожи и давать их взаймы ремесленникам, а затем в уплату, вместо денег, стали отнимать готовую обувь по такой расценке, которую устанавливали сами, пользуясь безвыходным положением кустарей.
       Понятно, что при таких условиях, немного нужно было времени для того, чтобы христианское население местечка очутилось в полной кабале у тех же евреев.
       Бедность здесь поразительная, и многие родители рады-радехоньки, если им удастся определить дочь-подростка в служанки к евреям, хотя и знают, что она там неизбежно погибнет...
       Среди этой бедноты, был там одинокий крестьянин Ефрем. Дневное пропитание он себе зарабатывал тем, что носил в еврейские дома воду, топил «кагальную» баню и по «шаббесам» прислуживал в синагогах. Одним словом, являлся, в самом ярком смысле слова, — «шаббес-гоем».
       Отсюда, само собою разумеется, должны были проистекать и дальнейшие для иудейского раба последствия.
       Есть у евреев переходящий праздник «Пурим». Празднуется он весною, приблизительно за месяц до иудейской Пасхи, между 20 февраля и 25 марта. Евреи, живущие одиночно среди христиан, называют его «наше Благовещение». На самом же деле, праздник этот установлен в память «избавления» евреев от Амана в 475 году до Р. X. (смотри книгу Эсфирь).
       ...Трудно понять и представить себе ту степень ненависти, которую питают евреи к памяти Амана до сих пор, — вот уже на протяжении почти двух с половиною тысячелетий. Ненависть эту они культивируют в себе с детства. Ко дню «Пурима», иудейские типографии выпускают целые миллионы бумажных флагов, почти исключительно зеленого цвета, с отпечатанными на них изображениями сцен ликования евреев и унижения Амана. Флаги эти массами распространяются по всему краю, а еврейские дети устраивают с ними процессии в день «Пурима». Кроме того, к этому же дню, делается особая колотушка-трещотка, имеющая вид небольшой овальной доски, с короткою ручкою внизу и вращающимся вдоль молотком — вверху. По обоим узким концам овальной доски вырезывается слово «Омен» — имя ненавистного Амана. Если поднять эту колотушку кверху, молоток бьет по Аману внизу доски, если опустить книзу — молоток бьет Амана вверху; если слегка нажать колотушку горизонтально — молоток бьет Амана попеременно на обоих концах.
       В праздник «Пурима» их берут в синагогу и там заставляют детей неистово колотить, — при всяком упоминании имени Амана, во время чтения книги «Эсфирь». Старые евреи, в свою очередь немилосердно стучать каблуками, а молодежь — заранее приготовленными палками. Так, уже с самого детства, развивается в еврействе фанатическая, бешенная злоба к не-евреям, «гоям».
       В «Пурим», евреи, по требованию своей религии, напиваются до пьяна, а затем пьяные ходят по улицам с песнями и танцами, наряженные Артаксерксом, Мордухом и т. д. Вечером, евреи являются в синагогу, и тут происходит заключительная, ужасающая оргия человеконенавистнического празднества.
       Ясно, что в такой оргии обязательно должен участвовать и Аман.
       Для исполнения его роли, нанимался кагалом местечка С., в течении нескольких лет, упомянутый выше Ефрем. По его словам, условия найма были таковы: «полкварты водки, булку-халу, селедку на закуску (дело происходит в Великом посту) и 50 коп. деньгами, да еще чтобы больно не били и кололи только в мягкие части, а не в грудь и не против сердца»... С его же слов, в местечке известно, что гою, исполняющему роль Амана, завязывают глаза, затыкают рот и ставят его обнаженным, в угол. Проделав все это, евреи, — для ознаменования своего торжества, начинают пьянствовать, петь и плясать, а затем в экстазе подскакивают к Аману и с ругательствами колют его, кто иголкою, кто шилом. Так продолжается до тех пор, пока каждый из присутствующих сынов Иуды не нанесет ран Аману. Тогда, окровавленного, его развязывают, снимают повязку, дают водки и выпроваживают вон.
       Поболеет Аман неделю-другую, заживут уколы, и снова начинает евреям воду носить, баню топить и служить в синагоге по шаббесам.
       В «Пурим» 1908 года, Ефрем тоже был нанять для роли Амана. Напившись, евреи стали, по обыкновению, колоть несчастного «Амана» иглами и шильями. Что при этом произошло, — пронзили ли ему шилом сердце или пустили в ход молотки (как гласит народная молва), неизвестно, но на следующий день Ефрем был найден мертвым...
       В довершение горя Ефрем, как «жидовский наймит», находился в презрении у христианского населения. Поэтому и смертью его никто не заинтересовался. — Убийство осталось нерасследованным и прошло безнаказанным.
       Теперь остается проследить, — не совпадают ли мучительные умерщвления христианских мальчиков с днями празднования евреями «Пурима», — принимая во внимание и то обстоятельство, что, в случае нерозыскания Амана к сроку, празднование «Пурима» с вышеупомянутыми оргиями может быть и перенесено на несколько недель? А если такие совпадения имеются, то не придется ли видоизменить постановку вопроса о целях ритуальных убийств и перенести его с религиозной почвы — «иудеям нужна христианская кровь» — на почву национально-политическую: «евреям-семитам нужна смерть арийца, гоя, Амана»?...
       Администрации же Западного края, во всяком случае, следует зорче следить за оргиями «Пурима». Мы привели случай об убийстве только одного Ефрема, а сколько десятков таких Ефремов и завлеченных детей погибает в эти дни незамеченными?!...

«Русский Аман», «Минское слово», 2 февраля 1912 года, №1480

       «Высказанное по поводу Саратовского дела Левинсоном «сердечное желание, чтобы дело было раз и навсегда уничтожено», осуществилось в отношении Бейлисского дела. Иудо-большевики уничтожили не только все дело, но уничтожили и всех прикосновенных к нему людей!
       Как я уже говорил, еврейство подняло во всем мире кампанию за Бейлиса — появилось n+1 экспертов, разбивавших экспертизу профессора Сикорского в пух и прах, появились и угрозы против России и Царя.
       Все это было отмечено прокурором Виппером следующими словами:
       «Ведь русская пресса, только кажущаяся русская, в действительности же, почти все органы печати в руках евреев. Я ничего не хочу говорить против еврейства, но, когда читаешь еврейские газеты, еврейские мысли, еврейскую защиту, то, действительно, выступать против евреев, значит вызвать упрек, что вы, или черносотенец, или мракобес, или реакционер, не верящий в прогресс, и т. д. Евреи до такой степени уверены, что захватили в свои руки главный рычаг общественности — прессу, что думают, что никто уже не посмеет возбудить против них такое обвинение не только в России, но даже и в других странах. И до некоторой степени они правы: в их руках, главным образом, капитал, и хотя юридически они бесправны, но фактически они владеют нашим миром, и в этом отношении пророчество Библии почти на наших глазах сбывается: тяжело их положение, но в то же время мы чувствуем себя под их игом. На это я обращаю ваше внимание потому, что, как я уже сказал, никто не думал, что правительство поставит когда-нибудь это дело на суде, всем казалось, — не риск ли это со стороны правительства, многомиллионный русский народ думает об этом риске». Да разве мы может закрывать глаза на то преступление, которое совершилось в Киеве, хотя бы это и грозило нам неприятностями, мы должны раскрыть; но с точки зрения евреев, мы не имеем права на это, иначе мы черносотенцы, мракобесы, реакционеры, и желаем крови. Ведь это звучит почти обвинением. Ведь в сущности нас станут даже обвинять, что мы поставили процесс, что мы возбуждаем народ против евреев. Отнюдь нет. Меня даже удивляет следующее. Если бы евреи желали защитить Бейлиса, если бы они спокойно отнеслись к этому процессу, то сказали бы — пусть правосудие решит это дело, улик было немного, кроме соображений Красовского, которые я привел, и суд присяжных, которому они верят, увидя, что улик мало, мог оправдать, но евреи сами, сознавая, что Бейлис, действительно виновен, вместо того, чтобы сказать — пусть правосудие делает свое дело, старались запутать это дело, помешать правосудию. И поэтому, когда Бейлис был привлечен, они были изумлены: что такое сделали с Бейлисом, как смели в ту эпоху, когда существует Государственная Дума, когда начнутся разговоры, и когда могут привлечь к ответственности целый ряд правительственных лиц. Но правительство посмело, и Бейлис был привлечен».

«Ритуальное убийство у евреев», Евгений Брант, кн. 3,

стр. 185-187, Белград, 1929 г.

«В течение пяти месяцев полными хозяевами следствия были противники ритуальной версии и буквально делали от имени следственной камеры все, что хотели: арестовывали одних, запугивали других, подкупали третьих, мистифицировали и печать, и судебную власть целым рядом ложных, а иногда даже и заведомо ложных сообщений. Однако же, несмотря на все усилия найти убийц среди родственников убитого или среди местных воров, несмотря на террор, угрозы и самые энергичные средства уличения до гримировки заподозренных и фабрикации фальшивых вещественных доказательств включительно — ничего не обнаружили. Тогда — и только тогда — был привлечен к следствию Бейлис, причем тотчас во всей европейской печати поднялся общий негодующий крик против нового направления следствия. Через несколько дней после привлечения Бейлиса умерли, после угощения пирожным, принесенным сыщиком Красовским в отсутствии арестованной матери, дети Чеберяк, единственные свидетели, показывающие, что видели как Бейлис тащит Ющинского на завод. Покамест следствие дошло до Бейлиса, произошел целый ряд существенных перемен в местности, где совершено преступление: построен новый забор, сгорело без видимых причин здание, в котором могло быть совершено убийство, — вообще, уничтожены все следы последнего. В руках суда осталась одна главная улика — фотографические снимки с исколотого трупа, ранения которого не могли быть объяснены никакими обычными мотивами, кроме ритуальных, да приставшие к одежде убитого кусочки пропитанной кровью глины, показывающей, что убийство произошло не в квартире Чеберяк, где глины быть не могло, и не в пещере, куда труп был принесен уже окоченелым, а в таком глинистом месте, как кирпичный завод еврейской больницы. Если прибавить к этому установленное экспертизою раздевание Ющинского в момент нанесения ему ран в туловище с одеванием трупа после смерти, и письмо Бейлиса к жене с рекомендацией Казаченки, как нужного человека с просьбою дать ему денег и указать ему, кто из свидетелей показывает против обвиняемого, — то этим ограничатся все прямые улики обвинения. Их несомненно оказалось очень мало для того, чтобы осторожный суд совести мог обвинить Бейлиса, но их было все таки вполне достаточно для того, чтобы не прекратить дело в периоде предварительного следствия».

«Убийство Ющинского и Русская Общественная Совесть», И. Гофштеттер,

стр. 6, С.-Петербург, 1914 г.

«Будь жертвой изуверов не русское, а еврейское дитя — наше отношение к делу осталось бы тем же самым, тогда как извращенный еврейский национализм старался только об одном: всеми правдами и неправдами освободить попавшего на скамью подсудимых еврея и взвалить вину на кого нибудь из русских».

[там же, стр. 8]

«Если для евреев оправдание, даже и заведомо виновного, Бейлиса было бы великим национальным торжеством, то для русских обвинение заведомо невинного Бейлиса было бы днем национального траура, потому что знаменовало бы собою лишь смерть русского суда, русского правосудия. Без веры в правоту суда не может жить общество, поэтому вынесете заведомо неправедного приговора было бы равносильно моральной смерти русской государственности. Именно святое чувство патриотизма обязывает русских националистов к высокому беспристрастию и строгой гражданской корректности даже с таким совершенно некорректным и тупо пристрастным в шкурных делах врагом, как евреи».

[там же, стр. 9]

«К сожалению, в киевском процессе с самого возникновения его и до самого конца, действительно, было много таких особенностей, которые придают ему характер еврейского торжества над русским правосудием. С точки зрения правосудия прекрасно, что оправдан человек, вина которого не установлена прямыми уликами, но можно ли говорить о торжестве правосудия, если даже самый акт оправдания явился, быть может, результатом систематического уничтожения всех улик? Могло ли правосудие торжествовать, когда с момента возникновения процесса миллионы еврейских голосов исступленно кричали на весь мир о преступности предъявления в XX веке обвинений в ритуальном убийстве, даже при наличности ритуально-исколотого детского трупа, когда киевская следственная камера была в течение самых дорогих для расследования первых шести месяцев совершенно парализована этими криками, когда полиция и сыск были подкуплены и работали больше для сокрытия следов, чем для обнаружения виновников преступления, когда, по признанию без пристрастного председателя, судьям пришлось выслушать целые серии лжесвидетелей, выступающих густой толпой почти на каждом еврейском процессе, когда ближайшие свидетели события умирали при очень подозрительной обстановке, когда оставшиеся в живых дети испуганно плакали на суде при виде сыщиков, а взрослые свидетели обвинения растерянно замолкали с оговоркой, что им жизнь еще мила? Суд обязан был признать невиновным обвиняемого, вина которого не установлена прямыми уликами, но если собирать эти улики ему мешала почти открытая работа могущественной еврейской мафии, то великое торжество правосудия, тем самым, превращается уже в громко справляемую торжествующим Израилем победу над обессиленным и заранее обезоруженным правосудием».

[там же, стр. 11-12]

«Пробуждение уже начинается. Оглянитесь по сторонам, прислушайтесь к тому, что говорится вокруг, за тесными пределами интеллигентной кружковщины. Какая резкая перемена в тоне, в настроении, какая разница с тем, что было до процесса. Яркая картина насилий, подлогов и подкупов, разыгравшаяся на киевском суде, оттолкнула от евреев многих из вчерашних их друзей и поклонников. Циническая беззастенчивость в выборе средств для достижения национальных еврейских целей почти насильно вынуждает делаться юдофобами даже тех, кто доныне был совершенно чужд каким бы то ни было национальным антипатиям».

[там же, стр. 14-15]

«Все, кто не ослеплен национальной ненавистью, как раньше, так теперь после приговора, удостоверившего факт кровоточивого детоубийства, признают, что ритуальные убийства не марают еврейской веры, потому что могут вытекать только из сопровождающих ее суеверий и темного изуверства, и что огромное большинство евреев, которых мы знаем, с которыми соприкасаемся, становятся психологически совершенно чуждыми всякому ритуалу не столько даже по своей вере, сколько по своему просвещенному безверию. Между еврейской нацией и виновниками кровавого дела на кирпичном заводе нет солидарности в преступлении, но в слепой гордыне своего могущества и в превратном понимании своей национальной чести, все просвещенное еврейство, вместо того, чтобы отмежеваться от оскверняющих нацию изуверов, старалось всеми силами и средствами прикрыть их преступление и ...действительно добилось того, что приговором присяжных киевское детоубийство возложено теперь на совесть всего еврейского народа. В шумном оглушительном празднике безумия евреи продолжают не ведать, что творят, строят победу еврейства на бессилии, на продажности органов сыска, на слепоте обманутой еврейскою печатью интеллигенции, на попрании правосудия, на подавленности глухо ропщущих и протестующих народных масс. Пора им одуматься и остановиться хоть на самом краю зияющей бездны. И русское общество, и правительство, и сами евреи должны понять, что нельзя открыто и безнаказанно топтать народную совесть. Ввергнутая в анархию бессудности, нравственно подавленная безнаказанностью преступления, страна, действительно жаждет правосудия, жаждет возмездия гнусным детоубийцам; она не ликует вместе с толпой на панихиде в Софийском соборе. Исцеление ее душевным ранам может принести только суд строгий и праведный, свободный и независимый, но для того, чтобы Россия могла вновь поверить в мощь своей юстиции, нужно, прежде всего, чтобы все укрыватели, лжесвидетели, фальсификаторы и насильники, публично издевавшиеся над правосудием, понесли бы заслуженную кару закона, чтобы господа Мищуки, Марголины, Чеберячки, Дьяконовы, Махалины и прочие отдали бы ответ перед судом за всю свою темную работу и чтобы первопрестольный град Киев был очищен от тех сановных попустителей, под ответственностью которых местная полиция сделалась органом еврейской борьбы с правосудием».

[там же, стр. 18]